Три истории про детей и пауков

«Паучкя боисся?» – так спрашивала когда-то давно незнакомая мне добрая бабушка моих друзей, Иры и Игоря, а они вспоминали её и этими словами смешили меня, напуганную и ой какую серьёзную, чтобы я не боялась идти купаться, спускаясь в воду озера по доске, на середине которой прямо в воде сидел громадный чёрный паук, зловеще переливаясь в лучах Солнца под прозрачной водой. Я даже рядом не могла пройти, вот трусиха! Но, преодолев страх, всё же вошла в воду – мимо паука! – и с восторгом искупалась. Плавать умела, воды не боялась, а вот паука! Спасибо друзьям – мы до сих пор на связи и нет-нет да и вспомним того самого «паучкя»!

Или тот огромный пёстрый паук из чужого сна! Учительница в нашей школе, биолог Светлана Айриковна. Однажды на уроке она нам рассказала о том, что такое стремление исследователя познать нечто новое. С её слов, и – по памяти:
- Однажды я сильно заболела: голова болит, температура поднялась около сорока, а ведь утром надо будет на работу. Что делать? Думаю, надо взять побольше таблеток, и приняла сразу шесть таблеток аспирина. Легла в постель, или заснула, или в забытьи, и вижу – в углу комнаты – громадный паук, и такой красивый, окраска необычная, ярко-оранжевый цвет! Никогда не видела ничего подобного. Ведь это для науки такая находка! Я тут же встала и начала его ловить. Понимаете, что значит – исследователь? Возможность открыть новый вид. Не испугалась, встала, да и про температуру свою забыла.
Не помню, чем это всё у неё закончилось - то ли проснулась ото сна наша милая учительница, то ли, может, упала, ловя паука, или на что-то наткнулась в своих научных поисках. Но помню хорошо, что мы её все очень любили, ходили в кружок, и некоторые из нас поступили учиться в вузы с пятёрками по её предмету. Так что этот рассказ не совсем про пауков.

Косиножки в бабушкином погребе!
Вот о них можно поподробнее.
Двор частного дома по улице Пушкина. Время идёт, эта улица пока не переименована, слава Богу. А дом, тот самый – наш дом – давно перестроен. Погибли два клёна в палисаднике перед окнами. Однажды мы с родными, с кузеном, приехавшим из России, входим во двор – там сейчас нечто коммерческое, в нём и живут, и ведут дела, и перестроено всё, что можно, но тогда ещё жива бабушкина сирень. К нам выходят новые хозяева, и мы очень приятно беседуем с ними, припоминая свои детские годы в этом самом дворе. И вдруг – наш вопрос:
- А как наш старый погреб? Не закопали, есть он?
- Конечно, есть, мы до сих пор им пользуемся! В нём всё так хорошо хранится.
Не стали мы проситься в чужой погреб – как это можно? Но каждый стоял около него, питая свою душу детскими воспоминаниями. В моём детстве в погребе было две комнаты. В первой сравнительно тепло, на широкой деревянной полке стояли крынки с молоком, лежало и сало солёное, завёрнутое в кусок белого полотна, а внизу были тёткины бутыли с хлебным квасом, бьющим в нос – с распаренными ягодами изюма и хреном, а во второй комнате, за дверью, где картошка и морковка в песке, укрытые мешковиной – там даже летом, в самую жару, было холодно, и в дальнем углу был спрятанный под чем-то настоящий лёд! И он не таял! Там немного более сыро и, знаете, чуть страшно… если закрыть дверь… а если не закрывать, то вполне сносно, ну да, в мои три года всё это именно так и было. 

Бабушкин голос – с воли:

- Ах вы, озорники, куда полезли? Опять открыли погреб? Чего лазите, куда не надо? Только холод выпускаете!

За что она нас ругает?  Минутой раньше старшие дети тайком спускаются в первую комнатку погреба. Это стало возможным, потому что бабушка вынесла оттуда крынку молока, чтобы печь блины, и, выходя, оставила открытой тяжёлую крышку погреба. Надо спешить, пока она не заметила! Манит романтика путешествия под землю! Там темно, надо с собой брать свет, свечку или керосиновую лампу, позже – китайский фонарик, а войдя, сразу закрывать за собой дверь. Я в восторге иду вместе с ними! Переполняет счастье – старшие взяли меня с собой! Босыми ногами – по земляным ступеням, выкопанным нашим прадедом сто лет назад… Мне велено молчать и нести маленькое игрушечное ведёрко с нарисованными бабочками. Ведёрко то, жестяное, зелёное, не настоящее: если воду налить – брызжет из шва, и мы его не любим.

Сестра говорит:
- Стой вот тут, мы будем ловить косиножек, а ты их держи. Вместе мы много поймаем!
Они с братом бросаются по углам подземной комнатки – светить фонариком и хватать пауков за длинные лапки! Аккуратно и шустро суют пойманную добычу в моё ведёрко – держи, держи, не пускай! – а я двумя руками с растопыренными пальчиками придерживаю это умножающееся царство паучьего страха. Я мала, и даже не знаю, что милое слово косиножка – это то же самое, что страшное паук.

Мне делается смешно, насекомые, пытаясь выбраться, щекочут мне ладошки, старшие дети снова светят фонариком, находят тенёта и испуганных пауков, отважно кидаются на насекомых, никак не ждавших такой напасти, и собирают их! Охота окончена досрочно - с бабушкиным ворчанием, выдворением нас и последующим закрыванием входа в подземелье тяжёлой деревянной крышкой с ручкой, и сверху – большим куском рубероида: передавали дождь, надо хорошенько закрыть.

Из тьмы – в свет! Брат выскакивает первым. Худенький, босой, белоголовый, в мальчишечьих трусиках и белой майке. Сестра – с косичками, длинноногая, тоже босая, и мы с ней - в девчачьих трусах-пушистиках и майках. На выходе из-под земли она забирает у меня ведёрко, сама его несёт, но руками мы обе держим нашу добычу, прикрывая пауков, чтобы не разбежались раньше времени. В середине двора есть вытоптанное чистое место, на котором не растёт травка-муравка. Тут сейчас и будет апофеоз! Ведро ловко переворачивается вверх дном, сверкающий усечённый конус с изумрудными и золотистыми бабочками, и ставится на этом гладком пятачке, освещённом ярким утренним солнцем.
– Давай! – и вот заветное ведёрко поднимается! Под наши радостные вопли и крик УРА!

Пауки, не привычные к свету, спасаются бегством! Врассыпную! Надо же – все в разные стороны! Такой вот грандиозный паучий салют! Детский восторг и хохот при виде забега незадачливых насекомых смешивается с радостью свободы самих косиножек.

Брат говорит:
- В следующий раз пойдём, ещё больше наловим. Железно! – его жест – большой палец вверх! – Полное ведро будет. Вот посмотришь! – я же смотрю прямо на него, и вижу у него на носу новенькие очки для астигматизма, которые ему только что сделали в Алма-Ате…

И снова рассказ не про пауков – про чувства, которые возникают от новости, что в том дворе срублена под корень бабушкина сирень… Что брата нет с нами уже пятнадцать лет. И только улица всё ещё носит имя Пушкина, и номер дома – наш. Старый. Который тогда был.