Из писательской кухни

Елена взялась рассказывать о встрече группы в литературной форме, написала много, много слов, и конца этой писанине не было видно.

Это напомнило ей один писательский кружок.

Когда Елена ходила на авторские чтения, где читались вслух, а потом обсуждались неизданные произведения, она подружилась с молодой девушкой. Как-то раз в перерыве подошел к ним один дядька, работавший учителем в школе (в Германии это престижная и хорошо оплачиваемая работа), и пригласил их в писательский кружок. Наверно, он пригласил бы одну только подругу Елены, но они стояли вместе, и он пригласил их обеих.

В этом кружке часа два все сидели и писали, а после желающие читали написанное вслух.

Елена там не смогла ничего написать. Сидела рисовала человечков.

Одна дама, немка в возрасте Елены в то время, то есть лет пятидесяти, написала о своей подшефной, школьнице-подростке из турецкой или арабской семьи. Весь рассказ был о том, какая продвинутая, эрудированная и всем интересующаяся сама автор и какая туповатая подшефная из ненемецкой семьи.

С Еленой эта дама обращалась, наверно, так же покровительственно, как со своей подшефной. Спросила, что читает Елена. Елена ответила, что слушает аудиокнигу Томаса Манна. Немка спросила, кто читает книгу. Елена, к своему удивлению, вспомнила имя исполнителя. Еленина собеседница похвалила артиста, читающего Томаса Манна. Елена спросила ее, какие книги в исполнении этого артиста она слушала. Та сказала, что она часами гладит постельное белье и рубашки мужу и в это время слушает, а какие книги - уже не помнит.

Похоже, что Елена экзамен выдержала, показала свою не полную отсталость.

Следующим - и последним - читал написанное пожилой мужчина. Читал он не только то, что было написано на заседании кружка, но и написанное им дома. Чтение длилось и длилось, и никогда бы не кончилось, если бы тот учитель, который пригласил Елену с подругой, не прервал автора.

Читал он о своей поездке в Париж, еще в те времена, когда он был студентом, и то место, которое он читал, было о посещении музея и о разговоре со смотрителем музея. Смотритель музея был участником Первой мировой войны, и его полк квартировался в Эльзасе, области Франции, населенной немцами. Смотритель счел нужным рассказать студенту-немцу о немецких порядках в доме, где он жил. Преподробнейшим образом рассказал, что они ели и что пили, как были одеты, какие породы деревьев были в саду, какие формы были у женщин, как он пошел вечером посмотреть на каких лошадей и как, возвращаясь, увидел какую немку с какой грудью.

В авторе смотритель нашел благодарного слушателя, который запомнил каждый его жест и каждое его слово, пронес воспоминания через всю жизнь, записал их и теперь мучал слушателей своим нудным текстом. А может быть, автор записал всё о своей поездке в Париж уже во время поездки и непосредственно после нее, а теперь радовался, что есть наконец кому послушать о его парижских приключениях.

Елена представила себе темный вечер, яблони в цвету и романтическую встречу молодого солдата с девушкой, поцелуй или даже череду свиданий, прощание и страдания после разлуки. Она спросила автора, что было дальше. Автор с недоумением (он не понял, о чем вопрос, что тут непонятного) ответил, что ничего не было, француз пошел себе спать и девушку эту никогда больше не видел.

Так вот. Когда Елена в литературной форме писала о встрече группы, ее рассказ получился похожим на рассказ немецкого автора о посещении музея в Париже - такой же бесконечный и состоящий из мелких и ничего не значащих подробностей.