3. О, эти жуткие орущие младенцы – и где их берут?

Внезапно за нашими спинами открывается какая-то дверь в коридор, из неё свет, и – звук! Рёв, ор, вопль, который до этого слышался приглушённо, оглашает весь детский сад. Мне вдруг становится очень страшно! Что там происходит? Такая в этом звуке обида, боль, горе, отчего? Слава Богу, мы удаляемся, меня уводят за руку, так и охота сказать: прочь от страшного места, и мы с воспитательницей входим в другую дверь, которую за собою плотно затворяем. Когда обе двери закрываются, звук стихает и вскоре прекращается совсем. Я не успела Лену спросить. Надо будет посмотреть, что там и кто, и тогда уж спрошу. Если ужасу дать имя, он потеряет половину силы воздействия.

После сончаса загадочная дверь снова ненадолго открывается, когда нас ведут в туалет. В дверной проём видно солнце из окна, детские решётчатые кроватки, в них стоят лохматые после сна малыши. В широко открытых ртах, исторгающих нечеловеческие вопли, ещё мало зубов. Они заходятся плачем, требуя внимания, молока, смены мокрых штанов и пелёнок. Я вижу таких маленьких впервые в таком количестве, и их вид пугает меня ещё сильнее, чем тот крик, который раздавался из-за этой двери перед сончасом. Полное недоумение – грудные младенцы собраны в одной комнате, одна нянечка мечется, пытаясь всё успеть, ругает их злым голосом, чтобы не орали, приучались терпеть и ждать! Впечатление, что это ад, этих существ здесь почему-то так сильно мучают, а за что? И главное – они никому не нужны и им здесь никто не рад. Картина меня потрясает…

Как только мне удастся понятно сформулировать свой вопрос и застать сестру одну, я её спрошу, внутренне содрогаясь от ужаса:
– Лена! Кто это? Кто они такие и почему они здесь?
– Как – кто? Дети, только маленькие. Мы тоже такие были, пока не выросли!
– И я? – недоверчиво глядя на сестру.
– И ты, все люди были такими, - сестра улыбается, открывая мне тайну бытия, а мне – невероятно ж! Неужели все мы так дико орали? Я – точно нет. Она просто не знает… 
– Откуда они берутся?
– Как все – мама их родила, вот откуда! – и весело показывает мне язык.

– Наша мама?? Вот - ЭТИХ??
– Нет, нет! У них – свои мамы! Тётеньки. Мамы пошли на работу, а их принесли в ясли. Это – ясельки. Ясельная группа!
– Лена! Но они их не любят?! Почему … почему не делают сразу, чтобы их не было?! – Мне кажется, что я выговариваю этот вопрос страшно долго – каждую букву отдельно. Но мне надо это узнать! Если родили – надо самим любить своих деток, а не отдавать чужим нянечкам злым.
Лена – желанный ребёнок, у неё мой вопрос вызывает досаду, чуть ли не слёзы. Ей деток жалко, а мне – только страшно. Долго ещё я смертельно боялась малышей, пока у меня племянники не появились. 

Простите мне мой страх, дорогие детки из яселек. Особенно – из круглосуточной группы! Я не знала о вас ничего, мне казалось, что ваши страдания и крики – это ваше желание запугать других людей, проявить власть. Я не понимала, что эти крики – это просьба о помощи, требование справедливое, чтобы вам дали всё, что положено ребёнку – сухое бельё, заботу и доброе слово, и конечно – молоко и мёд. Примите сейчас мою любовь, страдальцы мои, и даруйте грешнице своё прощение! Вам сейчас всем далеко за 50, кто из вас ещё жив.