В один из вечеров разговорились о вечном, то есть, о музыке. Мои собеседники рассказывали о том, кто на каком музыкальном инструменте играл, что пел соло или в хоре. Мне похвастаться было нечем, но посмеяться было над чем. И я рассказал о своих взаимоотношениях с музыкальными инструментами и пением. Первый шесть классов я учился в сельских школах, там мне ставили четвёрки за отличное знание текста песен и пение в хоре. Поскольку в неизвестные мне времена в нашей предтаёжной глуши медведь всё-таки наступил мне на ухо, к пению в художественной самодеятельности меня не подпускали. С четвёртого по шестой класс включительно я был горнистом в пионерской дружине, но там самое главное было передать ритм, и это у меня получалось. В седьмом классе в райцентре учитель пения быстро выяснил, что я петь не могу даже в хоре, нотную грамоту не изучал, а мои одноклассники бойко отвечали на уроках, что ре-мажор – это тон, тон, полутон, два тона, полутон. Мне же он сказал, что нужно подтягиваться в пении, спросил, кто мои соседи из школы, и сделал заключение, что мне будет очень трудно.
Я уже был готов остаться неуспевающим по пению в первой четверти, но в начале октября начались подготовки к ноябрьским праздникам. Наш учитель пения назначил на послеобеденное время репетицию, немного выпил для храбрости или ещё по какой причине и заснул в гардеробе, свалившись со стула. Ученики второй смены сначала негромко хихикали около спящего учителя, потом, видя, что это его не разбудило, начали смеяться громче. Мимо проходил заместитель директора по учебной части, и его насторожило необычное для гардероба веселье. Разобравшись в причине необычного воодушевления школьников, он позвал на место происшествия директора, учитель был разбужен и уволен. Пения не было не только в седьмом классе, но и в восьмом, хотя по программе нам было положено его изучать. Так что никаких трудностей у меня с пением и нотной грамотой не возникло. Вопреки предсказаниям учителя. Во время застолья я не пел, но всегда мог подсказать текст песни, если певцы вдруг забывали продолжение или даже начало.
В последней четверти двадцатого века один белорусский часовой завод выпускал часы «Электроника» с мелодиями. Часы эти имели регулируемую подводку, можно было выставить время с точностью до пяти сотых секунды. Для будильника и в конце каждого часа они играли «Подмосковные вечера», «Широка страна моя родная», сигнал «Бип-бип» первого искусственного спутника Земли и ещё одну мелодию, которую я сейчас уже не вспомню. В начале девяностых у меня была кошка по имени Чарли, которая почему-то любила слушать мелодию «Подмосковные вечера» с этих часов. Для неё это всегда было приятно, казалось, она готова слушать её часами. Но заряд батарейки было жалко садить, и время прослушивания ограничивалось.
Однажды, при ремонте погреба часы потерялись. То ли они были случайно закопаны, то ли обронены около погреба и кем-то подобраны, но их не стало. Я ещё несколько раз приходил к погребу в час звонка будильника, надеясь услышать знакомую мелодию, но безрезультатно. Однажды я сидел на кухне, рядом стояла табуретка, на которой лежала полуразвёрнутая газета, края которой несколько выступали за табуретку. Чарли подошла, посмотрела на табуретку и запрыгнула на неё. Я вспомнил, что на этой табуретке она часто слушала мелодию часов «Подмосковные вечера». И решил помочь кошке, воспроизвести её любимую мелодию. Когда я только начал петь, в глазах Чарли отразился ужас, зрачки расширились, и она рванула спасаться бегством.
Это снизу при запрыгивании ей были хорошо видны края табуретки, сверху же они были невидны. Кошка наступила лапой на газету за пределами табуретки и упала спиной на пол. Ни до, ни после этого события я не разу не видел, чтобы кошка приземлилась не на лапы. А тут грохнулась всей спиной. Видимо, музыкальный слух у неё был лучше, чем у меня. Не вынесла душа животного такого издевательства над мелодией, и она решила спасаться от этого действа бегством. Жаль ударившуюся спиной кошку. Хотелось как лучше, а вышло по Черномырдину. И с тех пор, когда у меня спрашивают, почему я не пою в компаниях, в застольях, я честно отвечаю, что когда я однажды запел, кошка с табуретки упала.
Я уже был готов остаться неуспевающим по пению в первой четверти, но в начале октября начались подготовки к ноябрьским праздникам. Наш учитель пения назначил на послеобеденное время репетицию, немного выпил для храбрости или ещё по какой причине и заснул в гардеробе, свалившись со стула. Ученики второй смены сначала негромко хихикали около спящего учителя, потом, видя, что это его не разбудило, начали смеяться громче. Мимо проходил заместитель директора по учебной части, и его насторожило необычное для гардероба веселье. Разобравшись в причине необычного воодушевления школьников, он позвал на место происшествия директора, учитель был разбужен и уволен. Пения не было не только в седьмом классе, но и в восьмом, хотя по программе нам было положено его изучать. Так что никаких трудностей у меня с пением и нотной грамотой не возникло. Вопреки предсказаниям учителя. Во время застолья я не пел, но всегда мог подсказать текст песни, если певцы вдруг забывали продолжение или даже начало.
В последней четверти двадцатого века один белорусский часовой завод выпускал часы «Электроника» с мелодиями. Часы эти имели регулируемую подводку, можно было выставить время с точностью до пяти сотых секунды. Для будильника и в конце каждого часа они играли «Подмосковные вечера», «Широка страна моя родная», сигнал «Бип-бип» первого искусственного спутника Земли и ещё одну мелодию, которую я сейчас уже не вспомню. В начале девяностых у меня была кошка по имени Чарли, которая почему-то любила слушать мелодию «Подмосковные вечера» с этих часов. Для неё это всегда было приятно, казалось, она готова слушать её часами. Но заряд батарейки было жалко садить, и время прослушивания ограничивалось.
Однажды, при ремонте погреба часы потерялись. То ли они были случайно закопаны, то ли обронены около погреба и кем-то подобраны, но их не стало. Я ещё несколько раз приходил к погребу в час звонка будильника, надеясь услышать знакомую мелодию, но безрезультатно. Однажды я сидел на кухне, рядом стояла табуретка, на которой лежала полуразвёрнутая газета, края которой несколько выступали за табуретку. Чарли подошла, посмотрела на табуретку и запрыгнула на неё. Я вспомнил, что на этой табуретке она часто слушала мелодию часов «Подмосковные вечера». И решил помочь кошке, воспроизвести её любимую мелодию. Когда я только начал петь, в глазах Чарли отразился ужас, зрачки расширились, и она рванула спасаться бегством.
Это снизу при запрыгивании ей были хорошо видны края табуретки, сверху же они были невидны. Кошка наступила лапой на газету за пределами табуретки и упала спиной на пол. Ни до, ни после этого события я не разу не видел, чтобы кошка приземлилась не на лапы. А тут грохнулась всей спиной. Видимо, музыкальный слух у неё был лучше, чем у меня. Не вынесла душа животного такого издевательства над мелодией, и она решила спасаться от этого действа бегством. Жаль ударившуюся спиной кошку. Хотелось как лучше, а вышло по Черномырдину. И с тех пор, когда у меня спрашивают, почему я не пою в компаниях, в застольях, я честно отвечаю, что когда я однажды запел, кошка с табуретки упала.
2015.