1966 год
Первый отпуск. На Родину
Лето, каникулы!..
Сколько радости было ребятне от этого 'ощущения свободы' и предстоящего летнего отдыха. Вовкины родители наконец-то получили свой долгожданный первый отпуск! А значит, совсем скоро они поедут на материк, на родину! Что там изменилось? Как там?
Всю неделю до отъезда 'чемоданное настроение' не покидало Вовку, но время тянулось слишком медленно! Он старался больше находиться на улице с друзьями, зная, как быстро пролетает время, когда занят интересной игрой. Но тут как назло оно затормозилось! Иногда даже казалось, что люди вокруг двигаются медленнее, чем раньше, и футбольный мяч летит как-то плавно! И, даже гуттаперчевый мячик, при игре в 'лапту', подозрительно зависает в воздухе после ильного удара битой по нему!
Дни удлинялись, но момент отъезда все же настал.
Посидев 'перед дорожкой' на чемоданах, перевязанных бельевой веревкой, семья выдвинулась на вокзал к электричке. А там потом аэропорт, полёт до Красноярска и дальше на поезде до Барнаула...
Самолет, ревя моторами, разбегался по бетонной полосе. Вовка, предусмотрительно положив в рот конфету-леденец, и уткнувшись носом в стекло иллюминатора наблюдал, как быстро удаляется здание аэропорта, как мелькают, оставаясь где-то позади, стоящие по краю взлетной полосы другие самолеты.
Подпрыгнув пару раз, как бы проверяя прочность своих колёс и взлётной полосы, самолет резко стал набирать высоту, Вовке заложило уши, но от иллюминатора он не отклеился, а все смотрел и смотрел, стараясь чаще глотать сладкую от конфет слюну, от чего заложенность в ушах периодически проходила. Благо он предусмотрительно взял у стюардессы сразу две горсти леденцов и три штуки сразу отправил в рот ещё до взлёта самолёта. Этих двух горстей до Красноярска должно хватить! А там, может, перед посадкой ещё будут раздавать!
Вот самолет прорезал густую пелену облаков, напоминающих снежные горы и долины, которые расстелились внизу и простираясь в бесконечную даль. Бархатные и белоснежные, они были похожи на разных животных и, подметив это, Вовка стал выискивать, в этой бесконечности меняющихся пейзажей, фигуры причудливых и сказочных зверей.
Это захватывающее зрелище было завораживающим и интересным, очертания тех или иных фигур периодически изменялись, плавно переходя из одной в другую, это было как игра, и Вовка весь погрузился в неё. Ни гул моторов, ни дребезжание самолета, ни что не могло его отвлечь от его фантазий и придумок. Только иногда закладывало уши, но он уже быстро справлялся с этой проблемой с помощью леденцов, тем более что стюардесса ещё раз прошлась с разносом, и он опять взял пару горстей, глядя ей в глаза.
- Да, бери-бери, не стесняйся. Кушай на здоровье.
И тогда он взял ещё одну горсточку:
- Это я брату, он вон спит.
Стюардесса улыбнулась ему в ответ и пошла дальше по салону самолёта.
И только когда самолет наклонился вперед и окунулся в эту белую сказку, а в иллюминаторе стало бело как в молоке, Вовка отлепил свой нос от стекла и почувствовал, что у него сильнее заложило уши. Самолёт заходил на посадку. Усиленно глотая слюну, освобождая голову от колющей боли, он оглядел салон самолета. Большинство пассажиров еще спали. В ушах от глотания стало лучше.
'Проспали!.. Ничего не увидели!.. Такая красота была!' - подумал Вовка.
Сделав круг над аэропортом, самолет резво пошел на посадку и, чуть-чуть подпрыгнув несколько раз, пробежал по бетонной полосе, тормозя и громко гудя моторами, остановился совсем недалеко от зданий аэропорта.
В Красноярске было солнечно, и сухой теплый ветерок ласково трепал Вовкины волосы, залазил под рубашку, как бы играя с ним и показывая ему все преимущества летнего материковского солнца. Ощущение близости малой Родины детства окрыляло, а чувство легкости и чего-то такого бодрящего и радостного, трудно поддающегося описанию, требовало своего выплеска и, казалось, ноги сами несли его вперед, поэтому пока родители определяли чемоданы в камеру хранения, Вовка 'нарезал круги' перед входом и вдоль здания аэровокзала.
Старший брат Слава степенно стоял на крыльце и снимал происходящее вокруг, как заправский кино-фото-оператор, то на фотоаппарат, то на кинокамеру, купленную ему в прошлом году на день рождение. Вовку на камеру он не снимал из принципа, потому что своими выкрутасами он достал его еще в Норильске за долгую зиму. А так как Вовка старался непременно попасть в кадр, то брат периодически прекращал съемку, или начинал снимать небо, но делал он это не со зла, Вовку он очень любил, просто это было с его стороны маленьким элементом 'воспитания'.
До посадки на поезд времени было много - целый день, поэтому было время прогуляться по городу, пообедать. В этом увлекательном и в тоже время утомительном хождении по жаркому городу Вовке понравилось три момента или три события: парк с каруселями и аттракционами, где он набегался от души, вкусное мороженное на палочке, облитое шоколадом и запиваемое 'шипучей' газировкой. А особенно он обрадовался, когда они пошли на посадку в поезд с табличкой 'Красноярск - Ташкент', который повезет их на Родину.
Вовка уже хорошо читал и в Норильске был постоянным читателем городской и школьной библиотеки. И, сейчас, прочитав на табличке - '...Ташкент', он вспомнил про пацана Мишку, из недавно прочитанной книжки 'Ташкент - город хлебный'; про его злоключения и беды, про его тяжелую жизнь и про то, как он добирался до хлебного Ташкента, где пешком, а где под вагоном или на его крыше. Вовка поднял голову и посмотрел на крышу вагона, она была высоко и её края были закруглены. Как - то сейчас, глядя на это, с трудом воспринималось то путешествие Мишки и других людей на таких крышах. Читая тогда книгу, Вовка фантазировал про себя, как он тоже едет, как Мишка, но сейчас он засомневался в возможности такой поездки. 'Н-да! Вряд ли! Наверное, все-таки, тогда вагоны были другие! Ну конечно другие!' - с этими мыслями, подталкиваемый старшим братом, Вовка взобрался по ступеням в вагон. В купе он сразу же занял место у окна - это же так интересно смотреть на сменяющиеся картинки за окном. В вагоне было душно и шумно, пассажиры занимали свои места, раскладывали вещи и почему-то громко разговаривали.
Потом к этому гулу прибавились звонкие женские голоса, нараспев нагонявшие на пассажиров аппетит: 'О-гур-чики! Кому малос-сольные о-гур-чики!' и 'Горя-чие пон-чики с повидлом! Пирож-ки с карто-шеч-кой! Пирож-ки с ка-пустой!', 'О-гур-чики! Кому малос-сольные о-гур-чики!' и 'Горя-чие пон-чики с повидлом! Пиро-жки с карто-шеч-кой! Пирож-ки с ка-пустой!'
Почему-то у них в семье как раз все это и любили! И отец с матерью купили сразу всего и по два каждому. 'Есть, так есть!' - Сказал отец. - 'Вам, сыны, расти надо, значит, надо есть!'
Вскоре поезд дёрнулся раз, потом другой и медленно начал двигаться, удаляясь от вокзала. Вовка, уплетая пончик, смотрел в окно и представил себе, что вот поезд стоит, а мимо него движутся здания, скамейки, фонари и люди, так было интересней. Вот вдоль окна проплыли две тетки с пустыми корзинами: 'Пирожки и пончики, похоже, многие в вагоне любят! - Подумалось Вовке, - да и чё бы их не любить, если вкусные! Надо было родителям по три пончика купить! Два маловато'.
Вот выехали за город, и поезд застучал колёсами по большому мосту через широкую реку, Вовка уже знал, что это река - Енисей. Потом поезд миновал лес с большими соснами, а затем за окном стали расстилаться поля с берёзовыми околками. Вдалеке изредка виднелись группы маленьких домиков - это видимо были деревни, а поезд набрал свою скорость и в окне, кроме столбов, иногда промелькивали небольшие одиночные станционные домики, стоящие вдоль железнодорожного полотна.
Солнце опускалось всё ниже и ниже к горизонту и потихоньку начало темнеть, пассажиры в вагоне угомонились, свет притушили, а Вовка все смотрел и смотрел на мелькающие за окном телеграфные столбы и деревья, на иногда проносящиеся мимо железнодорожные переезды мосты и мостики, думая о чём-то своем.
Так незаметно для себя и окружающих он и уснул, не отрываясь от оконного стекла.
И снилась ему родная деревня и колыхающееся кукурузное поле, в котором можно было затеряться и долго-долго бродить среди высоких, поющих от теплого летнего ветерка, стволов кукурузы, которые ласково трепали своими шершавыми листьями его белокурые волосы и пить живительную влагу из отломанных молодых початков, пахнущих молочной сладостью...
К полудню поезд прибыл в Барнаул.
Здесь же, напротив железнодорожного вокзала, находился автовокзал. И уже через некоторое время семейство сидело в автобусе, еще два часа пути и ... было даже трудно представить себе, что там за этим 'и...', казалось что целая вечность прошла с того момента, с момента их отъезда на Север.
Правда сейчас они ехали в соседнюю деревню - родину отца и матери, родину дедов, а не в то село, где жили до отъезда и где родились Вовка со Славкой.
Со слов родителей Вовка знал, что в этой деревне у него много родственников двоюродных и троюродных. И предстоящее знакомство с многочисленной родней его очень интересовало и волновало, ведь по его подсчетам ему 'светило' познакомиться не меньше чем с двадцатью братьями и сестрами разных возрастов, в основном от шести лет до тринадцати лет. И это знакомство, конечно же, состоялось, интересно было, что Вовок теперь стало аж трое! И были они все с одинаковой фамилией - Гуляевы! А ещё в той деревне, где он родился, оказывается, тоже живут двое Вовок. Может и с ними он этим летом встретится, деревни-то всего в трёх километрах находятся друг от друга. И разница в возрасте у всех этих Вовок была в один-два года!
Два Вовки жили в нагорной части и в разных концах деревни, но это не должно будет стать препятствием для их встреч и игр. А, тем более что все деревенские ребятишки к полудню стекались стайками к реке для купания и рыбалки, а дом бабушки, где Вовка с родителями обосновались, как раз находился возле реки, так что летние каникулы должны будут пройти весело и интересно.
Старшие пацаны купались в реке, но так как течение реки было сильным и вода прохладной, то ребятня помельче плескалась в заводи, отделенной от реки песчаной косой шириной метров двадцать. Вода здесь быстро нагревалась солнцем и была сверху теплой как парное молоко, да и глубина не очень-то и большая, в основном старшим пацанам была 'по горлышко', но кое-где и с руками.
Шум и гам у реки не смолкал до самого вечера.
Развлечений было много: игра в ножички на песке, соревнования по меткости в бросании камешков по мишеням-банкам, а кто хорошо плавал, то они играли в 'догонялки и нырялки', кто-то мерялся силой, а самые отчаянные прыгали в реку на велосипедах. Великов было три, видимо на них ездили все пацаны деревни, и они были такие старые и ржавые, что, даже утопив их в Оби, большой потери не было бы. Что и произошло в одном