девятых классов. Но длинный вырвался и, расставив ноги и полусогнув руки, принял боевую стойку каратэ.
Ученики засмеялись.
- Ребята, да помогите же кто-нибудь, неужели не сладим с ним?! – Вера Николаевна обернулась: - Кочнев, Шайдуллин! Идите же сюда!
Но ребята не двинулись с места и теперь громко смеялись: свободное поведение Глухова притягивало их к себе.
Поняв это, длинный снова положил руки на пояс, обошел учителей и приблизился к лежащему на столе Ивану Ивановичу.
Без пиджака, в белой рубашке с расстегнутым воротом, из которого высунулось мокрое полотенце и была видна половина груди, он напоминал жертву, предназначенную жестокими славянами, учениками и учителями, своему жестокому богу, весеннему Солнцу. Лицо его покрылось серой тенью, дыхание стало незаметным, лишь над правым глазом изредка, беспомощно вздрагивала густая седая бровь.
- Те-те-те, вот оно что… - Глухов склонился над умирающим учителем, не снимая рук с пояса, оставаясь в позе хозяина и победителя. – Значит, кранты, дядя Ваня?.. Кранты!
В распахнутой ярко-красной куртке, накинутой на цветастый шутовской спортивный костюм, со своей довольной, циничной улыбкой Глухов казался палачом, извращенным, дьявольским воплощением древнего языческого бога Солнца, грозно нависшим над учителем, предназначенным ему в жертву. В классе стало тихо и жутко.
Но вот в дверях показалась директриса, за ней два завуча и несколько учителей, медсестры, врача не было. Директор, крупная, осанистая женщина, деловыми, тяжелыми шагами направилась к длинному. Лицо ее, грубо скроенное природой, сейчас напоминало остроугольный восклицательный знак:
- Глухов, немедленно выйди из класса!
- Те-те-те, - поднял он перед ней руку, все так же покачиваясь, – я ведь не ругаться, а благодарить пришел… вас, Ирина Прокофьевна, в первую очередь.
- Не время теперь, немедленно выйди из класса!
- Ну как же не время, когда вон, в натуре, правда победила?!
- Как победила?
- Да вон, дядя Ваня-то в ящик смотрит!.. Помните, тогда, год назад, на педсовете вы ему сказали, что он не жилец на белом свете?
- Ничего я такого не говорила!
- Ну… тогда, на педсовете… короче… сначала меня отругали… что я лентяй, мудак….
- Глухов!..
- Короче, потом меня выгнали, а его обвинили, что он… как это… инди-индивидуанальной работой со мной не занимался… а потом, в натуре, все учителя проголосовали, чтобы он за три дня мне годовую исправил…. Я ведь за дверью стоял и все слышал.
- Не он исправил, а ты!
- Нет, он…. Как я мог за три дня два полугодия исправить?..
- Ну исправил же….
- Нет, он тогда отказался…. Ну вы ему, короче, сказали, что ему не только в школе, но и в жизни нет места.
- Не говорила я такое.
- Говорили, и правильно говорили, потому что, в натуре, нельзя человека из-за одной литературы будущего лишать.
- Но тройку же он тебе поставил….
- А куда он денется: ему тоже жить надо.
- Короче… - Глухов обернулся ко всем в классе, - живу я теперь классно, тачку вот недавно купил, хотите прокачу? А почему я так живу? Потому что вы, уважаемые учителя, вы, Ирина Прокофьевна, пожалели меня: не поставили двоек, хотя я их вполне заслуживал, и дали спокойно уйти из школы в коммерцию.
- А ты, - он, опять приняв надменную позу палача и древнего бога, повернулся к лежащему так же неподвижно Ивану Ивановичу, - старый козел, ставил мне двойки, хотел со справкой выпустить по своей поганой литературе! Вот и подыхай сейчас, как собака: ты никому не нужен! Человеком надо быть, козел!
- Глухов!! – в один голос закричали учителя, завучи и директор.
- Те-те-те!.. А вам, дорогие учителя, огромное спасибо, что сделали меня, в натуре, настоящим человеком!
- Светик… Царева…. Как сдала?.. Пятнашка?.. Я так и думал: ведь ты, в натуре, и во всех олимпиадах участвовала, и стихи на смотрах читала…. Короче, пошли отмечать, наш «Мерседес» у подъезда. Вы разрешаете, Ирина Прокофьевна?
- Да, Света, уведи его отсюда скорей, чтобы глаза мои его больше не видели!
- Обижаете, Ирина Прокофьевна: я ведь к вам, в натуре, с добром пришел.
- Света, стеснительно улыбаясь, победно оглядела всех вокруг и, восхищенно посмотрев на Глухова и майское солнце в большом окне, взяла с подоконника сумку и подошла к своему герою.
- Ну мы, короче, пошли…. Спасибо вам за все, за Светика…. Извиняйте, что не так, - Глухов, обняв Свету, уже подошел к двери, но вдруг остановился и обернулся.
- Да, забыл…. – он засунул руку в карман и вынул пачку смятых денег. – Я знаю, уважаемые учителя, что зарплата у вас… нищенская, короче… - он положил на стол несколько крупных купюр, - вот вам от бывшего ученика… подарок… матери-анальная помощь, короче….
- Глухов!! – взревела директор. – Возьми свои поганые деньги немедленно и убирайся отсюда к чертовой матери, пока я милицию не позвала!! Нахал!!
Но Глухова и его подруги Светы уже не было в классе, лишь далеко за дверью раздался их молодой, радостный хохот, а внизу, за большим окном, победно заурчал мотор ожидавшей их машины.
Заверещали возмущенные голоса завучей и учителей, но их перекрывал густой и яростный рев топающего и размахивающего руками директора. Ребята, улыбаясь, осторожно молчали. Поэтому никто не заметил тяжелый, хриплый стон умирающего старого учителя, только последний луч заходящего за тучу весеннего солнца продолжал освещать его. Но этот луч не мог согреть, вдохнуть в него жизнь, потому что учитель был всеми, всеми забыт и давно лежал на учительском столе, одиноко распростертый, с высохшим полотенцем на груди. Так в классе и за окном, на улице, еще царствовала поздняя осень, мешавшая стать солнцу по-настоящему весенним, рождающим жизнь.
© Copyright: Александр Осташевский, 2009
Свидетельство о публикации №2905110790
Список читателей / Версия для печати / Разместить анонс / Заявить о нарушении правил
Рецензии
