Стася была слабым ребенком. Она часто болела. Мама не стала ей делать Манту, боясь заразить ребенка туберкулезом. Но каждый месяц, так или иначе, Стася попадала к врачам.
В школе Стасю не любили. А некоторые мамы, в тайне от учителей, запрещали дружить со Стасей своим детям. И за первой партой, прямо у самой доски, Стася сдела одна. Дети под любым предлогом отказывались садиться с ней рядом. И не только с ней рядом... Эта первая парта была словно заколдованной для них. Заразной. На перемене частенько можно было услышать выкрики мальчишек в коридоре:
-- Фу-фу... нечистый дух идет... не русским духом веет!
Но Стася всегда была аккуратной, хотя, слегка рассеянной. Возможно, ей просто мешали огромные очки на тонкой детской переносице. Тяжелый портфель, до отказа набитый учебниками и тетрадями, так же аккуратно сложенный вечером вместе с мамой. А бабушка тайком умудрялась втолкнуть туда еще пару пирожков.
-- Обязательно пообедай, -- просила она Стасю.
Та молча соглашалась, зная, что на это попросту может не хватить времени. Она была рада поделиться с кем-то... Но как?
У Стаси была одна закадычная подруга. Гуляли они вместе только в своем небольшом дворике, да и то, когда подружку отпускали родители. И ходила она в другую школу.
К такому существованию Стася уже давно привыкла, с самого рождения. И была счастлива в своем обособленном мире. Но с недавних пор ее уютный мирок покачнулся...
Появился у Стаси враг. Настоящий. Он возненавидел ее с самого первого взгляда, как только переступил порог нового класса, новой школы, где теперь должен был учиться.
Мальчик в дорогом пиджачке и галстучке. Он ходил без портфеля в школу. Только дорогой телефон, которого ни у кого из детей тогда еще не было, украшал пространство столика, за которым он сидел. Был он мельче других и младше на год-полтора, но бойче и норовистее. Он чувствовал себя лучше других и не скрывал этого. Говорил, что здесь находится временно. Его место в дорогом лицее. А после уроков его папа на иномарке увозил за город в особняк.
Этот парень сразу же заявил, что хочет сидеть только за первой партой, которая уже была занята Стасей. Та гостеприимно отодвинулась в сторону, приглашая незнакомца сесть рядом. В ее глазах вспыхнул огонек надежды, наконец-то и с ней будут дружить. Но мальчик был не тех кровей. Он коротко произнес одну только фразу, даже не глядя в сторону Стаси:
-- Хочу быть один.
Ученики, затаив дыхание, следили, что произойдет с чудаком, который будет сидеть за «заколдованной» партой. Ведь ее все «нормальные» старались обходить стороной. Но «чудаку» было плевать на выдумки окружающих. Судя по всему, он ни во что не верил и делал только то, что хотелось ему.
Стася вопросительно глянула на учительницу, которая уже третий год пребывания в школе защищала ее, как могла. Но та не сказала ни слова в сторону мальчика. только тихо попросила Стасю пересесть за последний стол.
И новенький развалился на стуле, как директор школы. Он не хотел ни читать, ни писать, как бы учительница его не просила. Упорно отвергал предлагаемые ею ручки и тетрадки. Он только смотрел в окно. И это было лучшее, что он мог. Но если ему становилось скучно, и он начинал развлекаться телефоном... Никто в классе про учебу думать уже не мог. Но учительница делала замечания всем, кроме него одного. Ему только улыбалась.
Однажды, идя на перемену мимо парты новенького, Стася нечаянно зацепила телефон, небрежно валявшийся на самом краю стола. Тот упал на пол, но не разбился. Стася поспешила поднять дорогую вещь. Но его владелец закричал так громко, что остальные ученики замерли на своих местах и только испуганно наблюдали за происходящим. А мальчишка кричал в истерике:
-- Убери руки... ты знаешь, сколько он стоит!...
-- Я... я нечаянно... – пыталась оправдаться Стася дрожащим голоском.
-- Нет, ты нарочно! Ты... ты... девианта. В тюрьме твое место, мне мама сказала. Знаешь, кто твой папаша... он – маньяк, его место в тюряге... мне мама все о тебе рассказала...
После этих слов в классе почувствовалось оживление. Ученики стали выходить из комы. Была затронута знакомая м тема. Они поняли, на чьей стороне должны быть. Послышались знакомые крики:
-- Фу-фу... не русский дух... нечистая сила... сгинь!
Стася растерялась. Ее охватил такой страх, что она не могла даже плакать. Вошла учительница и вывела перепуганного ребенка из класса. Разрешила завтра в школу не приходить.
Чувствовала себя спокойно Стася только дома, за этими кирпичными стенами старой хрущевки. Бабушке почти ничего не рассказывала, не хотела огорчать... Сразу садилась за учебники. Учеба ее отвлекала. А мама по долгу не приходила домой, иногда даже по ночам. Теперь она работала на двух работах.
Недавно у Стаси появился секрет. О нем она не рассказывала никому, даже подружке. Один только раз показала маме.
В дремучих зарослях кустов ясеня бродячая кошка привела трех котят. Боязливые пушистые комочки. Подпускали огни к себе только Стасю. Кошка довольно мурлыкала, увидев ее. Ведь она всякий раз приносила им недоеденный завтрак со школы.
-- Надо им молочка дать, -- сказала мама.
И теперь, каждый день, украдкой, чтобы никто не видел, Стася носила котятам и кошке молоко. Но не знала она, что ее выследили два зорких глаза. Зорких и ненавистных. Но у него ведь тоже есть мама. Родная.
Сегодня смутная тревога затаилась в душе у нескладной девчонки. Полкласса отсутствовали на последнем уроке. Стася знала, что им попадет от учительницы, кроме одного ученика... смутные предчувствия увели ее за дверь кабинета, вслед за ними. Она спешила домой. Скорей туда, в заветную чащу кустов успокоить душу...
Но уже из далека возле своего дома Стася услышала странные крики и смех ребят. Это было более, чем странно. Ведь в их заброшенном дворике почти не было детворы. Своими близорукими глазами даже на таком далеком расстоянии Стася смогла различить... дорогой пиджак. И этот голос, который никогда не забудет...
-- Давай накажем девианту! – кричал он.
Ребята вокруг радостно улюлюкали:
-- Фу-фу... не русский дух... уходи... нечистая сгинь!
-- Она фашистка. Таких надо вешать. Мне мама говорила.
Сердце Стаси бешено колотилось. Она потеряла портфель. Горло обжигал горячий воздух набегу.
Сквозь слезы и толстые линзы очков Стася смогла разглядеть в руках новенького веревку. Он держал ее за один конец. На другом ее конце болталась... кошка. Кто-то из мальчишек готовил к расправе котенка. Тот вырывался и кричал каким-то диким голосом.
-- Вот сюрприз будет для девианты. Будет знать, чего стоят дорогие вещи.
Стася уже не могла кричать и звать кого-то. Да и кто придет ей на помощь?... Она – девианта, человек вне людской морали. Ее ладонь ощутила, сжимая острый камень.
Струйка алой крови залила асфальт и брызнула на ученическую юбку. Ребята замерли вокруг. Стася, не помня себя, сидела верхом на... дорогом пиджаке и била... била... била... Он уже ничего не видел и не говорил. Он был без сознания. Стася почувствовала, как силы оставляют ее. И последнее, что она запомнила... котята, убегающие в кусты... воспаленный кошачий взгляд, полный благодарности и... замызганная веревка, уползающая в кусты...
А вечером, когда Стася лежала в своей постели почти в бессознательном состоянии, она слышала разговор в маминой комнате. Но не могла понять, бред это или явь.
Мальчик в дорогом пиджаке мужским голосом он говорил ее маме:
-- Вот видишь, до чего доводит милосердие. Она вся в отца. Ты хоть знаешь, чей это сын? Он сейчас в больнице, но если с ним что-нибудь случится, ты знаешь, что нам всем будет?! Нет, тебе... тебе... Но у тебя есть выбор. Или твой нормальный ребенок или эта... фашистка.
И мамин голос был каким-то другим, не таким тихим и ласковым:
-- А ты разве хочешь, чтобы на этом свете фашистов прибавилось? И жертв их стало больше... Свой собственный выбор я уже сделала. Еще там, в роддоме. Ее жизнь теперь только в моих руках. Убивать я не умею.
А в голове затихающей Стаси билась только одна фраза. Стучала, как сердце: «Я била фашиста... Я била фашиста... Я била фашиста...»
