Помпеи

Марк Октавий неспешно брёл по улицам города, засыпанным
вулканическим пеплом. Города, где он родился и вырос, когда-то людного и
весёлого. Теперь же всё: и площадь, и амфитеатр, и храм на холме, и дом родной,
который после изгнания был конфискован властями – превратилось в пепел. Пеплом
стали и люди, которых он с детства знал, которых любил и ненавидел, которые
когда-то провожали его криками: «Позор изменнику!» и гнилыми помидорами в
спину. Вдалеке виднелся Везувий, гордый и безжалостный, уравнявший и патрициев,
и плебеев перед лицом смерти.

На мгновение Марк Октавий представил, что мог бы и сам
превратиться в пепел. А ведь всего-то и стоило, что промолчать. Началось всё с
того юноши, что совершил самосожжение в здании тайной полиции императора. Звали
его не то Марий, не то Юлий. Горожане громко негодовали, хотя некоторые в душе
сочувствовали несчастному. Одна только Клавдия осмелилась вслух пожелать мира
праху этого юноши. Шпионы тут же донесли властям. Клавдию приговорили к
изгнанию, лишив её имущества. Марка Октавия возмутил такой приговор.
«Опомнитесь, граждане! – кричал он с трибуны. – Вы лишаете бедную вдову
последнего, что у неё есть, обрекаете её вместе с больным сыном на голодную
смерть, пускаете их по миру и называете это справедливостью!». За это его
постигла та же участь. Могли ли те, кто приговаривали, подумать, что тем самым
спасли и самого Октавия, и Клавдию, и маленького Гая от верной смерти?

По счастью, Марк Октавий успел забрать с собой золотые монеты,
которые достались ему в наследство, прежде чем власти до них добрались.
Благодаря этому изгнанники избежали многих лишений. Однако надо было и дальше
на что-то жить. И Марк Октавий, не задумываясь, пошёл в актёры, да даруют боги
здоровья и долголетия хозяину театра, что не побоялся принять в труппу
изгнанника и его жену с приёмным сыном. Он тогда женился на Клавдии скорее из
сострадания. Однако вскоре осознал, что о лучшей жене и не мечтал. И Гая
полюбил как родного сына. Потеряв имущество и родину, Марк Октавий приобрёл в
награду не только жизнь, но и семью. И любимую работу. Театр настолько захватил
его, что он даже не представлял, как столько лет без него обходился. Словно
жизнь, которая была до этого, была не настоящей, некой репетицией, прелюдией.

Неожиданно послышался какой-то шорох, и Марк Октавий вынул меч из
ножен. Когда он сказал жене, что хочет проведать Помпею, та слёзно умоляла
захватить с собой оружие, ибо ходили слухи, будто извержение вулкана выгнало из
бездны жутких чудовищ. Хотя сам Октавий в это не особенно верил, но ради спокойствия
жены всё же взял меч.

Однако, обернувшись, он увидел маленькую ящерку. Единственное
живое существо посреди мёртвого, погребённого под пеплом города. Впрочем, нет,
кажется, не единственное. Под слоем пепла едва виднелся зелёный росток,
настолько маленький, что невозможно было понять, что это за растение.
Оставалось загадкой, как этот росток смог вырасти здесь, на выжженной земле.
Нагнувшись, Марк Октавий принялся отодвигать пепел в сторону, освобождая ростку
место. Пусть растёт, знаменуя собой победу жизни над смертью.