Киргизия началась для меня ещё в такси по дороге в аэропорт.
Совсем юный мальчик, сидевший за рулём, по странному стечению обстоятельств, оказался киргизом, приехавшим в нашу страну, как многие его соотечественники, чтобы заработать. Ибо быть он хочет ветеринарным врачом, а для воплощения его мечты в жизнь нужны деньги. И немалые. История, одним словом, более чем обычная сегодня. Но говорил он очень мило и непосредственно. Предваряя мою встречу с его родиной, да и просто, чтобы скоротать почти час пути, рассказывал мне о том, что я непременно должен увидеть в Киргизии. Слушать его вдохновенный голос было приятно, и я не задавал вопросов, а смотрел на солнечную свою родину, что бежала за окнами автомобиля.
Вдруг, сам себя перебив, он сказал мне:
- Только, знаете, что обидно бывает, бойке?.. - (этим словом молодые киргизы называют того, к которому обращаются с речью и хотят выразить ему своё уважение) – Иногда здесь оператор мне «сбрасывает» смс с заказом, а там написано вдруг: «… только с водителем – славянином…» Обидно это. И стыдно. За тех стыдно, кто такой заказ сделал…
И мне стало стыдно «за тех». Так стыдно, что пейзаж за окном вдруг померк и стал как-то уж очень быстро вечерним.
Я понимаю, что ныне «деньги не пахнут»… «ничего личного, только – бизнес»… «клиент всегда прав»… Но! Завтра этот самый клиент может захотеть, чтобы за рулём автомобиля, везущего его по делам, оказался, например, негр – альбинос или, скажем, трансвестит, соблазнительно покачивающий бёдрами во время поездки. И что? Подобное желание клиента тоже будет законным? «Клиент»! Ты, в конце концов, машину заказываешь или водителя? А, быть может, как сегодня говорят молодые, «понты нарезаешь», распухши от собственной значимости «в контексте современного славянского мира»?
Когда же я уже входил по телескопическому трапу в салон самолёта, который должен был через четыре часа доставить меня в Бишкек, «эффект Киргизии» ещё более усилился.
В узком проходе между двумя рядами кресел стоял совсем ещё юный киргиз, примерно двух лет от роду, и почти картинно, безутешно рыдал. Знаете, ведь маленькие дети, кто бы они ни были по национальности, всё и всегда делают красиво, потому что честны всегда и лишены какой бы то ни было нарочитости.
Плакал ребёнок потому, что его совсем юные папа и мама ушли в конец салона, разыскивая свои места и неся на руках его младшего брата или сестру вместе с ручной кладью. А ему вдруг на миг показалось, что его бросили, и остался он один в этом неведомом, а потому и страшном мире…
Раскосые глаза были «забиты» слезами до краёв, а потому сияли, как дорогие яхонты. Зато широко открытый рот был далеко ещё не полон зубами. А из уголка губ вдруг сорвалась тонкая серебряная струйка слюны, почти дотянувшаяся до пола. Ребёнок стал похож на маленького верблюжонка, растерянно оглядывающего степь вокруг в поисках мамы. Когда же её, стремительно бегущую к нему, увидел, то безмерное горе тут же сменилось всё сокрушающей радостью. И выбросил встречу ей рученьки свои с растопыренными пальчиками. Она подхватила его на руки и прижала к себе, и было видно, что нет сейчас в самолёте, да, наверное, и во всей Киргизии более счастливых людей, которым теперь уже ничего не страшно, потому что это – любовь…
А когда в бишкекском аэропорту «Манас» сжал меня в могучих объятиях здоровенный немолодой уже дядька, я окончательно почувствовал себя тем самым моим маленьким попутчиком, ибо рядом со мною был сейчас мой бывший ученик, мой Тимоха, которого я помню ещё ребёнком со светлыми волосами и ярким, пылающим взглядом.
Сейчас же передо мною стоял крепкий 47-летний мужчина, у которого есть десятилетний сын, удивительно на него похожий, что знаю лишь по фотографиям. Для знакомства с ним я и пролетел почти три тысячи километров.
Мы ехали по даже не начавшему ещё просыпаться Бишкеку, потому что было 4 часа утра, в дом к моему дорогому ребёнку, который он сам же и построил для своего сына, а он мне беспрестанно говорил о том, кого и что я увижу в Киргизии за эту неделю. А благодатная земля вокруг нас словно просыпалась и потягивалась после сладкого ночного сна, успев отдохнуть от дневной жары, ибо за окнами машины полыхал июль, и, врываясь в салон автомобиля, кружили голову все запахи цветущей земли, столь щедрой в этих местах.
Помните это расхожее выражение: «Если в эту землю воткнуть палку, то она зацветёт»? Так вот, мне показалось, что райские цветы на земле Киргизии дадут даже ржавые гвозди.
А потом было счастье. Счастье встречи с доброй киргизской землёй, на которой живут такие же добрые и какие-то удивительно чистые, словно воздух в горах Тянь-Шаня, люди. И нет никакой разницы между ними, русские они, которых здесь много, или киргизы, потому что сами они даже не думают об этом и просто живут рядом одни с другими.
Было ущелье в горах со стремительно несущейся белопенной рекой, на берегу которой друг Тимкин Бахыт готовил для нас вкуснейший кордак, а когда я похвалил его мастерство повара, чуть смутился и ответил: «Да, мы, киргизы, такие… Знаете, как сами о себе говорим? - Тут он стал говорить с утрированным акцентом, хотя русским владеет отлично, потому как Бахтияр – военный пенсионер- лётчик. - «Арак пюю, рубашка рву, иду аптавакзал карактер показавать». Я давно уже с огромным уважением отношусь к людям, способным к самоиронии, потому что это – удел по-настоящему сильных и умных.
И была белоснежная юрта на берегу фантастически красивого озера Иссык-Куль, что в переводе с киргизского значит «тёплое озеро». Здесь мы прожили два дня и ночами купались в чуть солоноватых и удивительно свежих водах. А потом пили кумыс и ложились досыпать до полудня, проваливаясь в сон после бесконечных разговоров о России и Киргизии, о Цветаевой и Айтматове и о том, что случилось с каждым из нас за ту половину жизни, что мы прожили врозь.
Утром же познакомились с замечательной супружеской парой.
Азамат – киргиз, а его до сих пор ещё красавица-жена Жанетта – казашка. Азамат говорил о семье, о своём замечательном пятилетнем внуке, который однажды вырос. Бабушка поставила его за какую-то провинность в угол, а он, уже оттуда, всё перечил ей. Вошедший в комнату дед, разумеется, принял сторону супруги. Внук покорно склонил голову перед авторитетом старшего мужчины, но под нос пробурчал: «Чего ты её слушаешь, ата! Она же «дебичка»!!.» Азамат продолжил:
- И тут я понял, что он – вырос. И сказал ему: «Всё! Выходи из угла!!.» Ибо у нас, киргизов, слово мужчины – важнейшее слово…
Но когда Жанетта уже вечером ушла домой, а Азамат остался и долго ещё говорил с нами, сидя в тёмной юрте, где мы даже огня не зажигали, вдруг раздался телефонный звонок. Это жена звонила ему, волнуясь, что его долго нет. Он попытался было сказать ей, что скоро уже придёт, но «дебичка» Азамата велела ему быть дома немедленно. И твёрдый мужчина-киргиз перечить не стал, тут же попрощался с нами и пошёл в ночь, уже обнявшую своими бархатными крылами великое озеро киргизов и все его окрестности, чтобы его женщина не волновалась и могла спокойно спать.
Потом были встречи с торговцем зерном на рынке, руки которого при разговоре порхали, будто голуби, делая слова, вылетавшие из забитого железными зубами рта, удивительно важными, проникновенными и добрыми.
И любопытные разговоры с Володей, двоюродным братом моего Тимки, который коллекционирует фарфоровые статуэтки ленинградского фарфорового завода серии «Счастливое детство», тем самым хоть как-то компенсирую свою тоску по Советскому Союзу или по ушедшей собственной молодости.
И долгий вечерний разговор с Тимошкиным дядей татарином Дамиром, который много чего успел повидать за свою почти шестидесятилетнюю жизнь, удивительно точными замечаниями о которой он щедро со мною делился.
А в последний вечер перед моим возвращением была настоящая русская баня, поставленная во дворе Тимкиного соседа Васи. Друга и соседа, ибо, как несколько раз повторил мой бывший ученик, оба они – «Новосельцевы», так как каждый воспитывает сына без матери. На том, видно, и сошлись. Говорили о воспитании детей и, для меня – неожиданно, о музыке. И слушали Васины любимые песни, которые звучали из уст неизвестных почти исполнителей. Пели они о том, что в жизни каждого человека важны дорогие нам люди и дом, в котором мы все живём. Когда, уже прощаясь, я Васька спросил, кто сейчас президент в Киргизии, он вспомнил не сразу, неуверенно ответив: «Сооронбай Жээнбеков, кажется…»
И, знаешь, мой читатель! Я вдруг понял, что жители страны, в которой главными для человека становятся те, кто всегда сидит с ним за одним столом, а не те, кто этой страной сейчас правит, - обречены на то, чтобы быть счастливыми…