Таня села в электричку. Толик поставил под сидение тяжёлую сумку, чмокнул в щёчку:
— Звони, как доедешь, как устроишься. Счастливо. Удачи!
— Спасибочки, — недовольно ответила Таня, провожая мужа взглядом.
Лена пообещала встретить, поэтому сумка была неподъёмная. Постель, туалетные принадлежности и продукты. Она сказала, что дадут только форму, всё остальное своё. А в магазин никто не отпускает, разве что ребят, кто на машине, можно попросить. Так что лучше наверняка. "На две недели хватит, — решила Таня. — Ну, а не хватит, экономить буду. Не поправлюсь зато", — вздохнула. Толик с первой женой развёлся, потому что та очень располнела, да и самой не хотелось терять форму — в свои почти сорок выглядела как девочка.
По прибытию Ленка провела экскурсию. Душевая кабина и туалет в хорошем состоянии. Убирали сами, правда. Просторная комната для отдыха, удобные кровати. Единственным неудобством было то, что в этой комнате спали и мужчины, и женщины. Повешенная между кроватями занавеска служила перегородкой.
— Больше двух человек здесь никогда не бывает, а то и вовсе по одному, — успокоила Елена.
— А что же, отдельно никак нельзя? — удивилась Таня.
— Никак, — отрезала Лена и не стала больше ничего объяснять.
Работа оказалась нетрудной — проверять выходящих после смены женщин, "шмонать", как говорили охранники. По карманам она не лазила, просила открыть сумки, под одеждой и так ничего не вынесешь, благо, стояло жаркое лето и все ходили в тонкой одежде. Тем более, продукция завода была довольно громоздкая — пластиковые ёмкости.
Оба напарника, а охранники-мужчины в отличие от неё дежурили по двое и по двое же сменялись, оказались пожилыми дядечками, по-отечески отнёсшимися к новенькой. Вскоре полюбили её и называли не иначе как дочкой. А она, готовя еду для себя, с удовольствием готовила и для них. Что для неё лишнюю кастрюлю супа сварить, ерунда. Времени у неё побольше было, — сидеть истуканом, как они, не нужно. Тяжело было рано вставать и поздно ложиться, завод работал в две смены, а она одна, но быстро втянулась и привыкла.
Через две недели, поблагодарив бывшую коллегу, сменившую её, с первой зарплатой в кармане, ехала домой. Глядя в окно неспешно едущей электрички, Татьяна сначала испытала восторг от свободы, которая остро почувствовалась после двухнедельного заточения. Оказывается, какое это пьянящее чувство! Ты можешь идти куда хочешь, делать, что хочешь. Да ещё если есть эти проклятые бумажки, которых вечно не хватает. Потом, вспомнив о муже, поняла, что совсем по нему не соскучилась. Если бы не дочь, так и вовсе не поехала бы сейчас домой. Но он будет встречать, уже созвонились, да и куда ей ещё ехать. Друзей-подруг у Татьяны не было. Бабник-муж не пропускал ни одной юбки, и заводить подруг было опрометчиво. А с мужчинами она даже и не думала сближаться.
Вспомнила недавний день рождения мужа.
— Какая у тебя жена, Толик! Красавица, хозяйка, каких свет не видывал, — нахваливали её единственные друзья, пожилая семейная пара Иванцовых, проживающие по соседству, этажом ниже.
— Да, счастье моё, — нежно обнимал Толик её. — Ни на кого не променяю такое сокровище.
— Береги её, правильно, — чокаясь не первый раз, сказал Петрович, а Егоровна горько улыбнулась:
— Бросит тебя Танечка, локти кусать будешь, да не достанешь.
— Не бросит, — уверенно ответил Анатолий. — Да, любимая? — и смачно поцеловал жену в губы.
Таня вспомнила тот поцелуй и непроизвольно скривилась. "Это сколько он баб перецеловал", — брезгливо подумала. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, стала рассматривать пассажиров. Один мужчина, в железнодорожной форме, заметив заинтересованный взгляд, вдруг взял свою сумку и подсел к ней.
— Вот смотрю я на вас, девушка, и насмотреться не могу, — сказал он сладким голосом, явно был под шофе. — Вы такая красивая. А куда едете?
— Шли бы вы… дальше по вагону, — предложила Татьяна и отвернулась к окну.
— Ладно-ладно. Смотри, какая недотрога, — пробурчал железнодорожник и пошёл в тамбур.
