72.МОЯ ЖИЗНЬ. ЧАСТЬ 30(4). СОСЕДИ.

И если Бог закрывает путь изучения материальных наук, перекрывая память и желание человека, то Бог открывает другие врата, которые  требуют развитие тех качеств, которые иначе  и не развить. Это может быть и физический труд и труд многодетной матери, и труд домохозяйки, и прочее. Но также это может быть и путь духовного развития и тяготения к духовным знаниям и практикам, которые не должны быть остановленными знаниями материального порядка и не должны иметь препятствие через тот или иной материальный труд.


Поэтому то, что Бог не дал Туласи учиться дальше, не сделало ее глупей своих сверстников и других людей. Ей в свое время хватило ума и любознательности по многим вопросам материальной и духовной жизни, как и понимания купить машину и вторую, и третью, и заняться бизнесом и развить его, и писать стихи, и знать Бога, и правильно понимать людей, и правильно рассуждать, и знать и соблюдать нормы морали и нравственности, знать аскетизм, добродетель, простой образ жизни, уметь терпеть и преодолевать, давать советы людям и помогать им; как и Светлане Бог дал свои высоты, свой ум, свой добродетельные качества, религиозность, терпение, жизненную мудрость, свои и таланты…





Быт  в коммунальной квартире как-то более-менее налаживался. Туласи сдружилась с Дашей, почти своей ровесницей из комнаты 58, также с некоторой девочкой Сашей из соседнего дома и в основном с ними проводила время. Я же ходила к Светлане почти каждый день смотреть Славочку, ибо Светлана работала. Туласи я оставляла еду и уже более не печалилась о том, что ей нечего одеть в школу, о том, как она переходит дорогу, или о том, сделала ли она домашние задания. Ситуация была безысходная. Необходимо было помогать Светлане и потому надо было оставлять Туласи и одну, порой на целый день, надеясь на Бога. Но одиннадцатилетний ребенок  был достаточно самостоятелен, могла подогреть себе еду,  могла занять себя своими детскими делами и с нетерпением ожидала моего прихода домой, ставя посреди комнаты мои домашние тапочки, которые символизировали, что я скоро приду домой, и все будет хорошо. Не знаю, где она взяла эту примету.

Через некоторое время Светлана помогла нам в нашей коммунальной комнате поставить стационарный телефон, который сделала и себе, и таким образом я могла поддерживать связь с Туласи уже в любое время. На тот период телефон был в коммуналке вещь вожделенная и тот, у кого он был, становился человеком значимым, его уважали, его просили, с ним договаривались, мы становились ни то, чтобы своими, но теми, с кем надо ладить. Это была чрезвычайно удобная вещь для всех, и то, что у нас можно было звонить неограниченно, многих и располагало и к Туласи и ко мне. Это существенно смягчало атмосферу вокруг нас. К нам начинали заходить кому ни лень, в любое время, предупреждая и нет, но всегда с элементом благодарности, ибо у всех были жизненные ситуации, все, так или иначе, решали те или иные свои вопросы, и все нуждались в таком доступе к телефону.

Все эти вопросы на самом деле решал только Бог, давая нам и Свою Милость и Свои непроходящие Уроки. Люди в коммуналке шли к нам  и позвонить и просто пообщаться. Из всех наиболее заинтересованной в нашей маленькой семье была соседка Лена из 55 комнаты; иногда заходил и Юрий и с упоением рассказывал о своей работе. За ним забегали дети, чаще всего Саша, который уже в который раз выслушивал своего отца о всех преимуществах работы, связанной с пошивом сапог и прочей обуви и давал ему обещание непременно пойти по стопам отца. Далее стучала Лена, входила и звала всех домой… Это было в минуты небольшой семейной идиллии, которая длилась отнюдь недолго. Также, приходила и Ирина, но заглядывала не на долго, чаще всего для того, чтобы посмотреть, как мы тут еще обустроились, что новое появилось,  и уходила также легко, как и приходила…
Особо у нас никто не засиживался, но постепенно как-то стали к нам привыкать, но, однако, и на особую дружбу не претендуя, ибо, по сути, ни им с нами и ни нам с ними особо говорить не было о чем.


Празднование 2000 года было событием здесь ожидаемым, а для нас первым в такой не очень и понятной для нас обстановке. Лена, соседка по кухне и по комнатам, готовила целый день салаты, холодец, какие-то еще блюда… Наш стол с Туласи был значительно скромней… Это была кортошка, оливье и еще какой-то салат, к чаю… Пол общежития праздновали Новый Год  как обычно, выставив столы прямо в коридоре у окна. Наша половина – по своим комнатам.

Но уже где-то к часу ночи начался скандал у Елены, нашей соседки. Это был истеричный крик, долгая перебранка, отборный мат, угрозы и далее их дверь распахнулась,  и все, что Лена готовила целый день, стало вылетать за пределы их комнаты в коридор, повыскакивали плачущие дети, сама Лена уже бежала, отмахивалась, как могла от мужа, избитая, немного пораненная, растрепанная, вся в слезах, в порванной одежде. Юра, изрядно пьяный, без шуток кидался за ней  с ножом…

Никто в коридоре и не подумал встать ей в защиту. Это здесь было не принято, хоть на глазах убили бы… Никто не пытался укрыть ее с детьми в своей комнате, никто не попытался как-то угомонить Юру. Все были, каждый, за себя, всегда за себя, без сомнений и вопросов. Я распахнула свою дверь, и она быстро вбежала с детьми, обливаясь слезами, дрожа всем телом, плача, проклиная Юру, боясь, чтобы я ее не выдала. Эту ночь с детьми она провела у меня. Нашли, где ее положить и чем накормить и позже и на следующий день. Юрий закрылся в своей комнате, по пьяному делу толком не понимая, что происходит,  и так пробыл до вечера следующего дня в полном молчании. В коридоре все еще валялась выброшенная им еда. Все это обходили без вопросов, никто не попытался выяснить, чем и что закончилось. Людям было все все-равно. Я пошла на переговоры с Юрой. Вообще, я с ним никогда не конфликтовала; он иногда заходил просто  так посидеть, просто так в очередной раз рассказать о своей работе, просто так поругать или похвалить своих детей. Елена просила, чтобы я этого не делала; боясь повторения вчерашней сцены, она еще желала побыть у меня. Но все же у меня были и свои дела и кормить четырех человек я правда не могла.


Поговорив с Юрием, попытавшись вразумить его, я увидела, что он уже после вчерашнего обмяк, не столь воинствен, более в поведении вял и уже не готов продолжать никакие баталии. Я сказала Лене, что она может возвращаться, сказала, что надобно бы убрать в коридоре, что Юрий уже перегорел… Я почти указала ей на дверь, ибо видела, что так уже можно. И она с большой опаской, чуть ли ни на носочках отправилась с детьми к себе, с большим нежеланием и опасением покидая нашу комнату.


За стеной было затишье. Они мирились. Потом как через щель двери вылез сначала Саша, а потом Сережа и пошли на кухню сидеть, ибо так бывало часто, когда родители ругались или дрались, или мирились, они уходили к своему столу на кухне, в свой закуточек у окна и о чем-то почти не по-детски тихонько говорили, пока Лена их не начинала звать домой.

Было и так, что мне приходилось становиться и между дерущимися супругами Гильщанскими, увещевая Сергея и отталкивая Елену, которая буквально сама нарывалась на скандал, бросаясь на него и получая в ответ удары не слабые… Я упрашивала, требовала от нее закрыть рот, ибо удерживать их от драки было уже не просто, ибо это были два тучных идущих на друг друга тела, теряющих всякое понимание, идущих на друг друга в пьяном угаре, готовые на все и любыми средствами… Получалось останавливать драки… Ибо между людьми ставил Сам Бог, и все далее происходило автоматически. И куда девались все те, с кем они дружили и вечно устраивали застолья…



Не по воле, а по своей нужде приходила ко мне и Лариса, соседка по комнате слева, та, что жила со своим сыном, можно сказать,  непутевым. Она приходила не одна, но с собачкой Джесси, в которой души не чаяла и которую любила, как дитя, всегда разговаривая с ней ласково и всегда свидетельствуя мне о ее уме и привязанности.


Заходила Лариса не просто так, но потому, что ее Вова время от времени приводил в комуналку Наташу, свою девушку, и надо было дать молодым, так сказать, побыть вдвоем. Лариса никогда  мне об этом не говорила, объясняя свои посещения одиночеством и тем, что как-то ни с кем в коммуналке у нее не складывается, но хочется просто посидеть, поговорить.

Однажды, зная меня, как религиозного человека, она сказала, чтобы я попросила Бога ей помочь. Ибо в ситуации она была далеко не простой. Вова был  с матерью достаточно груб, требователен, не работал, выпивал, горланил очень часто по ночам, когда возвращался из загулов,  и ничего хорошего ей такая жизнь не обещала, непонятную старость и непонятные дальнейшие отношения с сыном. У нее была также и дочь, которая жила в коммунальной квартире, имела очень большие задолженности за коммунальные услуги, жила с мужчиной, с которым постоянно ссорилась и также была в большой печали за свою судьбу, но маму позвать к себе категорически не желала, ибо это лишало ее хоть малой надежды на то, чтобы как-то устроить свою жизнь.


Со стороны жизнь Ларисы казалась беспросветной, где не было видно, что и как здесь можно изменить. Куда деться от коммуналки, от сына, как помочь дочери с ее огромными коммунальными долгами. Все виделась неразрешимым, что и подступиться было не видно с какой стороны. Лариса и прежде обращалась ко мне с просьбой ей помочь, просить у Бога, ибо ее молитвы не доходят,  так полагала. Я  прямо в ее присутствии встала на колени  и стала молиться Богу так, как мне это изнутри Сказал Бог. Я просила Бога помочь Ларисе решить этот далеко не простой вопрос. Далее ситуация стала разворачиваться так, как Лариса не ожидала.



В один из дней Вова пришел домой крайне встревоженный и поведал маме о том, что случайно или нет, но встретил человека, который, имея тюремное прошлое, напомнил Владимиру о том, что в свое время тот не отдал ему некий немалый денежный долг и, пригрозив, поставил его на счетчик, предупредив его, что, если он долг не отдаст, то будет убит. Великий страх охватил Ларису за жизнь сына, ибо кое-что  из его, сына,  прошлого давало ей основание думать, что угрозы могут и исполнить.

Таким образом, спасая сына, она решилась на то, что никогда для себя не считала приемлемым. Она стала продавать свое единственное жилье. Далее, большая часть денег были отправлены на оплату этого долга сына,  еще одна часть денег пошли на уплату коммунального долга дочери. К этому времени дочь рассталась со своим мужчиной и вследствие сложившихся обстоятельств забрала маму к себе в свою большую комнату в двадцать восемь квадратных метров. Часть денег ушло на то, чтобы из этой комнаты сделать две, где мама и поселилась, по сути, теперь с дочкой. И оставшиеся деньги были отданы Владимиру, ибо он ушел жить в дом к своей девушке и как бы ни с пустыми руками. Так Бог разрешил непросто этот вопрос Ларисы… Однако, эту комнату за номером 57 ждала еще своя не очень простая судьба.

Надо знать, что Бог всегда слышит молитвы и просьбы людей. Но помощь бывает такой, какую человек иногда и не ждет, но приходит она неожиданно и действует путями порою насильственными,