«Не хочу, не хочу, не хочу...» выстукивали колёса поезда, а Димка лежал на верхней полке вагона, смотрел, как заходящее солнце укрывало наползающими тенями мелькающие за окном перелески, пригорки и всё еще спорил с Сашкой, с которым расстался совсем недавно: «Да пойми ты, не хочу я так... А вот так, чтобы сразу распахивались... Ну, пусть для тебя это «кайф», а я... а по мне эта их доступность гасит моё чувство к ним... Да, гасит. И потому, что мужчина всегда был охотником, ему зачастую не так дорога была добыча, как сама охота, когда он воображал свою цель, выслеживал её... Ну, тебе «эта самая охота» до фени, а мне... Мне она, как солнце, которое всё освещает, а когда скрывается за тучу или садится...» Димка закрыл глаза и в темноте еще отчётливей колёса застучали: «Я без сказок любви не хочу*... я без сказок любви, я без сказок любви... я без сказок любви не хочу!»
На Сашкиной машине неделю тому назад добирался он до своей родной деревеньки и так здорово ему ехалось! Асфальт протянули почти до неё, только три километра по грунтовке оставалось, и вот свернул он на неё, а по сторонам сосны, берёзы, недавно дождик прошёл и такие ароматы в окно врывались! Но лесочек поредел, и машина вынырнула на поле, а там – то же: жёлтое поле ржи, из неё голубые глаза васильков подмигивают. Красотища!.. А когда до деревни оставалось с километр, увидел: впереди девушка идёт, стройненькая такая, волосы светлые – до пояса, ветерок их развевает и юбка на ней хоть и длинная, но узкая, деревенские таких не носят. Поравнялся с ней, приостановил машину:
- Девушка, вы случайно не заблудились? Может, подвезти?
Оглянулась. Ахнул: ух какая красавица! А она бросила на него быстрый взгляд, задорно улыбнулась:
- Ага, подвези-ка... А то жарища! Устала...
И, прежде чем сесть в машину, дернула за бантик на поясе, юбка распахнулась, оказалась в её руке и оголились её ножки под короткими шортиками, тут же грациозно скользнула на сиденье рядом с ним, бросила букетик на колени, и Димка снова ахнул: коленочки у нёё!.. Она заметила этот его взгляд, но не прикрыла их юбкой, а бросила её на заднее сиденье, отчего он...
«Да понимаешь, Сань, на её месте скромная девчонка прикрыла бы их своей юбкой, а она и букетик туда же кинула, за юбкой... Нет, Сань, не подумал я тогда о ней так... вечно ты огрубляешь, ведь в тот день мне всё казалось таким гармоничным, красивым... Да брось ты, не всегда во мне такое. И безобразное вижу, и нелепости всякие-разные, но тогда... Ну, может, подсознательно что-то и насторожило, но тогда не хотел замечать ничего такого, чтобы... вот и её увидел Еленой прекрасной*, и даже про себя назвал так. Знаешь, когда-то в юности прочитал стихотворение, которое запомнил на всю жизнь, и начиналось оно... как сейчас колёса выстукивают: «Я без сказок любви не хочу!..»*. И оно осталось во мне на всю жизнь... Моя жизнь еще впереди? Не скажи, как-никак уже двадцать семь.»
Ехали они, молчали, он посматривал на неё в зеркальце, она - в боковое окно с опущенным стеклом, и вдруг ему подумалось: ехать бы с ней вот так... долго-долго, ведь если заговорит, еще неизвестно что скажет... всё его очарование может растаять. Но вдруг услышал:
- Притормози. Мне еще васильков надо...
Остановил машину, но она не вышла и на него так это вопросительно с улыбочкой смотрит. В чём дело?.. Но тоже улыбнулся, вышел, обошел машину, через окно открыл дверцу:
- Прошу, принцесса...
И жестом пригласил выйти, а она взглянула на него, помедлила, но всё же спорхнула с сиденья, взяла его за руку и потянула за собой в рожь. Прошли сколько-то, остановилась. И вдруг положила она ручки ему на плечи:
- Тебя как зовут?
- Димка.
- А меня Ленка.
Он обалдел. Значит, не зря назвал её Леной!.. Еленой прекрасной! Значит, еще ему подарок в такой день? Но ничего не сказал, а стоял, смотрел в её прекрасные голубые глаза и ждал: что еще скажет? А она вдруг взяла и поцеловала его в губы, а потом стала медленно, не отрывая от него рук и словно поглаживая, опускаться на колени, а присев, откинулась на руку, а другой пальцем указала место рядом...
«Сань, ну почему ты думаешь, что она еще в машине хотела, чтобы я с ней... и что дурак, раз не понял. Слушай, если и дальше так будешь, то я к тебе больше никогда не приеду... А что я тогда... Присел с ней рядом, поцеловал ей руку и говорю: «Ленка, Леночка, Ленок, ты так прекрасна, что я боюсь к тебе прикоснуться, а поэтому...» И тут она подхватилась, взглянула на меня обиженно, шагнула в рожь, сорвала первый попавшийся василёк, смяла его, отбросила и пошла к машине... Ну, хочешь верь, хочешь не верь, но потом почти молча ехали мы до деревни, только и успел от неё узнать, что она тоже на два дня к тётке приехала и завтра уезжает... Да, представь себе, рад был, что молчит... и даже боялся, что заговорит... ага, мне хватало и того, что она, такая красивая, сидит рядом...»
Димка подвёз её к указанному дому, она вышла, махнула рукой и скрылась за высокой калиткой. «Вот и закончился мой прекрасный день, - подумал он. – А, впрочем, продлится, еще продлится с моей любимой бабулей. Давно не виделись». И была радость встречи с родным сердцу человеком. И были бабкины вкуснейшие блины со смальцем, сметаной, яблочным вареньем, о которых он так мечтал в своём суматошном городе с холостяцкой едой из бутербродов, надоевших сосисок, неизменной яичницы. А засыпая под пёстрым клочковым одеялом, состёганным руками бабки и так ласково окутавшим тело, он заново пролистал день, подаривший ему столько радостных минут, а когда уснул, приснилась ему Ленка... Елена прекрасная: она стояла на пригорке, окутанная розовым то ли покрывалом, то ли облаком и звала его к себе, взмахивая руками... или хотела взлететь?.. и он хотел бежать к ней, но какая-то неведомая сила удерживала его, да так, что не мог оторвать от земли ног.
«Скажи, ну почему мне так не везёт с девушками?.. Да ничего мне от них не надо, о чём – ты... я просто хочу любить их, а не получается... Ну да, может и так, может, не того от них жду... ага, они уже другими стали, а я... Ты прав, я заскорузлый ретромен... с этими стихами: «Ничего в том не вижу хорошего, что за счастье свое не плачу, красота достается так дешево»... Не надо за счастье платить? Но ведь правда в этом стихотворении, правда! То, что бесплатно получаешь, не станет дорогим, не обидно будет и потерять... Не помнишь с собой такого? А я помню. Когда мне еще только семнадцать было, влюбился в одну красавицу, старше меня была на четыре года. И любил её издали, боялся приближаться к ней, только выслеживал и издали любовался, а потом... А вот что потом. Однажды получилось так, что на какой-то праздник... не помню уже на какой, попали мы с ней в одну компанию, а она сама приблизилась... да так, что не отпускала от себя весь вечер. Я, конечно, балдел, а к концу увела меня в сад и стала вначале обнимать, целовать, а потом... Ну, почти, как Ленка. И ты знаешь, сразу всё моё очарование улетело, испарилось, сразу показалась она мне какой-то... какой-то материальной что ли и грубой... «Думал, море и горе пройду, чтоб коснуться руки твоей с трепетом, ты ж, себе, да и мне на беду, оказалась прирученным стрепетом»... А что потом. Да ничего. Впрочем... Может, с тех самых пор я и стал тем самым ретроменом, о котором ты...»
Димка проснулся. На стене пёстрые цветы обоев уже ласкало солнце, окно было открыто, слышался писк проголодавшихся ласточкиных птенцов и в окно, размытая тюлем, заглядывала берёзка. «Увижу ли Ленку снова? - подумал сразу: – Жаль будет, если... »
И она пришла. И была еще красивее в длинном пестром платье с белыми прозрачными фонариками на плечах. Разлюбезно поздоровалась с бабушкой, полюбовалась цветами её клумбы, а потом попросила Димку вечером отвезти её в город, - «Надеюсь, не откажешь? Каких-то 15 километров... А то подруга уехала на неделю и попросила меня побыть с её собакой.» И он не отказал, а когда они приехали, вошли в ту квартиру, то ласково ему улыбнулась: «Оставайся. Посидим, поболтаем... Завтра домой уезжаешь? Вот и хорошо, здесь переночуешь, зачем тебе возвращаться в деревню?» И, не ожидая ответа, вынула из сумки бутылку вина: «Выпьем... за нашу встречу?» Ну, как было отказаться?
И был вечер с той Еленой прекрасной, на которую Димке так отрадно было смотреть, которую так хотелось слушать! А ближе к двенадцати... Она ушла в ванну, через какое-то время вышла оттуда в халатике, подошла к нему, взяла за руку, подвела к дивану и халатик соскользнул с её плеч...
«Знать, могла ты прижиться везде... Знать, могла ты прижиться везде... везде, везде.» - выстукивали колёса, а Димка снова и снова, как в киноплёнку, прокручивал те мгновения: вот он через ступеньку сбегает по лестнице подъезда, вот бросается к спасительной машине... мечутся придорожные огни, фары нащупывают грунтовку к дому бабки, а в голове неотступно мечется: «Ненавижу подобные вещи я! Где же сказки, Горынычи где? Где замки на воротах зловещие?» «Нет, Сашок, нет. Не хочу я вписываться в ваше прогрессивное общество... ага, пусть я – отсталый, пусть - фуди*, дурак и останусь таким... ага, пусть проживу холостяком, но если моя любовь, моя прекрасная Елена превращается в доступную девку... Ну не хочу я такую, не хочу!» И колёса подсказывали: «За тобой далеко-далеко я пошел бы по лезвию месяца... я пошёл бы... пошёл бы...» Но их стук становился всё мягче, отдалённей и ему начало казаться, что они согласно кивают ему в ответ.
Димка проснулся, открыл глаза. В окно вагона настырно светил привокзальный фонарь, слышалось шарканье шагов, негромкие голоса. В купе вошёл мужчина, откинул нижнее сиденье. «Кото-то подселили», - подумал он и отвернулся к стене, но тут же услышал полушёпот: «Ну вот... твой чемодан под тобой... Передай маме, что всё у меня будет хорошо, а сама будь осторожна в этом городе. Пока сестрёнка, пока, Ленок.» Вагон чуть дрогнул, послышались торопливые удаляющиеся шаги. «Еще одна Ленка на моём пути появилась. И какая она?» Повернулся. Она сидела, опершись локотком о стол и, склонив на кулачок голову, смотрела на медленно уплывающие в ночь вокзальные огни, которые на мгновенья выхватывали профиль. «Красивая какая! – удивлённо подумал Димка: - Нет, она – не Ленок, она – настоящая Елена Прекрасная.» И снова, как совсем недавно ему подумалось: «Ехать бы с ней вот так... долго-долго, ведь если заговорит, еще неизвестно что скажет.» И колёса, набирая скорость, тут же подсказали: «Я пошёл бы по краешку месяца... – а он, вторя им, беззвучно зашептал: - Пошёл бы... пошёл... пойду.»
*Стихотворение Евгения Евтушенко и его первого сборника «Обещание», вышедшего в начале 60-х годов.
*Елена Прекрасная – В древнегреческой мифологии прекраснейшая из женщин и считается эталоном красоты.
*Фуди - человек, питающий особый интерес к еде, напиткам, считающий наслаждение ими более важным, чем простое удовлетворение потребности.
