Приключения бравого америгадца

несправедливо Фил век ему был неблагодарен.
  С иронической усмешкой на лице, бог Бонд-Паттерсон оглядел вылупившего от изумления глаза Фила и, ни словечка не говоря, указал ему жестом на его кресло. Фил понял, что это и есть сам господь бог, он захотел как-то поздороваться с отцом небесным и даже открыл для этого рот, но… не нашёл подходящих слов для титулования божественной особы.
  – Садитесь, подсудимый, – совершенно голосом Коннери проговорил бог, и взмокший от волнения Фил не нашёл ничего лучшего, как вскрикнуть заполошенно: «Аллах акбар!»
  На лице Верховного Судии появилось выражение некоторого недоумения. Он даже оглянулся слегка назад, желая видимо проверить, не обращается ли затравленный подсудимый к кому-либо другому. Но убедившись, что кроме них в помещении больше никого не было, добрый боженька снисходительно улыбнулся к нему доставленному и ласково и понимающе покачал головою.
  – Номер тринадцать миллиардов двести сорок шесть миллионов девятьсот семьдесят пять тысяч тринадцатый по вашему приказанию на Страшный Суд прибыл! – что поразительно, совершенно без запинки выпалил ошарашенный Фил.
  Бог едва заметно поморщился.
  – Да ладно тебе, Фил, стебаться, – умиротворённо произнёс он, – Что ещё тут за номера… Я этих номеров не уваживаю… Фил!.. Ты для меня просто Фил... Договорились?
  – Угу, – машинально кивнул тот, – Как скажете… э-э-э… не знаю, как к вам обращаться, господи…
  – Вообще-то я Всевселенский Верховный Вседержитель и Всеземной Архиверховный Всеродитель – но это так, официальный мой титул. Ты можешь называть меня просто – Папа Судья. Идёт?..
  Фил с усилием сглотнул загустевшую от переживаний слюну и охотно кивнул. Он тут же уселся в жёсткое своё кресло и вытер лоб тыльной стороной ладони.
  – Я дико извиняюсь, Папа Судья, – осмелев, обратился он к богу, – но мне вот чего хочется узнать – а ты бог отец, бог сын или бог дух святой?
Бог терпеливо вздохнул.
  – Вообще-то я единый, – сказал он спокойным голосом, – это вы всё меня стараетесь разделить. И вам это удаётся, ей богу удаётся… К сожалению…
  – Ну а как же твой сын? – удивившись, сызнова спросил Фил, – Я имею в виду сына божьего… ну, того самого… помнишь?
  – Эх, – устало вздохнул бог, – сын, сын… У меня сынов бессчётно... В данный момент я с одним из них как раз разговариваю. Догадываешься, о ком речь-то идёт, а?
  На лице у Фила застыло тупое и недоумевающее выражение, постепенно сменившееся выражением озарённой догадки. Он гордо приосанился и подбоченился, после чего причесал растрёпанные волосы потной ладонью.
  – Да… – смущённым и одновременно довольным тоном пробормотал он, – я вообще-то… того этого… как его… не до конца верил, что так оно и есть на самом деле. Я думал, что я всего лишь раб твой, Папа Судья…
  – Не будем отвлекаться на пустяки, – перебил его бог, – Встаньте, подсудимый! Пожалуй, начнём…
  Фил моментально привскочил на ноги и принял стоечку «смирно».
  – Ну, так что, сынок, – опять вздохнув, обратился к нему бог, – расскажи-ка мне, братец, как ты дошёл до жизни такой. Поведай искренне о грехах своих, покайся Папе Судье...
  Парадоксальным образом, Фил вовсе не почувствовал в этот роковой момент какого-либо чувства стыда, страха или угрызений совести. Насчёт Филовой совести мы уже говорили – она была насквозь проедена, как сухарь личинками моли, вредными духовными вирусами, поэтому и не дала нужного Папе Судье отклика. Более того – подсудимый Фил почувствовал даже некоторую гордость за себя, словно отличник на лёгком экзамене. Он вообще-то искренно считал, что жил совершенно правильно, как и все добропорядочные граждане, и его мелкие, с его точки зрения, грешки были достойны не беспощадного осуждения, а всего лишь небольшого и поверхностного пожурения.
  – Кхы… – смущённо прокашлялся он, – Кхы-кхы… Ну, это… однажды я своровал яблоки в саду у Пе́ркинсов. Это было с моей стороны довольно нехорошо. Я нарушил запрет… нет, не запрет, а вашу, господи, заповедь «не укради». Я виноват, Папа Судья... Покарайте меня за это…
  – Х-хэ! – весело усмехнулся бог. – За это ещё и карать? Да с этим мелким дельцем прекрасно справился и мой земной заместитель.
  – Какой такой заместитель, господи… ой, то есть Папа Судья, Папа Судья? Что вы имеете в виду?
  – А ты разве забыл, Фил, как тебя за эту кражонку отодрал ремнём твой папашка? Ты ещё неделю на животе после этого спал….
  И бог тут неожиданно весело и даже малость злорадно расхохотался.
  Фил застыл в немалом недоумении. А потом обратился к богу с нотками легчайшего осуждения в голосе:
  – Да, этот изверг меня здорово тогда отделал. И за что, спрашивается? За какие-то червивые и кислые яблоки… Жаль, что Общество по защите детей тогда так активно не функционировало, а то бы я на этого деспота обязательно пожаловался, и ему крепко от них за избиение ребёнка досталось бы…
  – Так, с этим ясно, – подвёл итог рассмотрению данного греха Папа Судья. – Твой отец, сынок, чтоб ты знал, действовал с моей санкции и по моему внушению. Имей это в виду… Как результат, воровать тебе больше за всю свою жизнь чего-то не хотелось, правда?
Фил молчал.
  – Отвечай – правда? Не хотелось ведь, верно?
  Фил нехотя кивнул и повесил долу голову. Его щёки и уши покраснели.
  – А с вышеупомянутым тобою Обществом бездельников я не знаком, – добавил твёрдо бог, – знать о них ничего не желаю. Какие-то, ей богу муда… ну да, они самые! Идём дальше... В чём ещё ты имеешь смелость Папе Судье покаяться, заблудшая человеческая овца? Как там у нас обстояли дела с прелюбодеянием?
  Ох, об этом случае с прелюбодеянием подсудимому под номером тринадцать миллиардов тринадцать вовсе не хотелось распространяться. Был с ним один унизительный случай, когда на некоем пикнике за городом он хлебнул лишнего и, пользуясь всеобщей неразберихой, попытался соблазнить женину подружку, сексуальную и тоже сильно пьяную Сэру. А тут эта ведьма Сузи возьми и появись на горизонте в самый неподходящий момент. Попёрлась, печка такая, в кустики оправиться… Глядь, а Филюха с Сэркой милуются на травке!.. Сцена произошла воистину ужасная. Ведьма Сузька расцарапала своему неверному хэзбэнду всю его наглую и бесстыжую рожу, после чего он был вынужден с позором оттуда ретироваться. Причём без штанов ретироваться, на виду у всей весёлой кодлы. Жуть, короче… Стыдоба полная…
  Фил вкратце, икая и запинаясь, рассказал Папе Судье об этом вопиющем случае, стараясь опустить самые неприятные для себя моменты. Шон Коннери, он же Арчибальд Паттерсон, он же Папа Судья с иронической усмешкой выслушал Филову исповедь, а зетем вспомнил, словно бы ему назло, самые позорные моменты данного происшествия; после чего, зевнув, закрыл рассмотрение этого дела, резонно заметив, что половое преступление было, конечно же, налицо, но на лице Фильки оно же и было погашено путём оставления на нём кровоточащих царапин острыми когтями ведьма́чки Сузьки... Короче, грех был искуплён кровью. Финиш. Точка.
  – А что ты мне можешь сказать, дорогой заблудший сынок, – посуровев, спросил бог, – о своих ужасных и страшных греховодных делах в стране под названием… ну, ты знаешь эту страну хорошо, она ещё на рака по названию похожа?
  И вот тут-то Папа Судья озадачил подсудимого номер тринадцать пресильно! Как это, занедоумевал и даже искренно завозмущался Фил? Я ж, заявил он, гордо встав в третью позицию, вовсе в этой дрянной и варварской странище и не грешил. Долг просто-напросто я там свой выполнял. Я-де чист перед тобою, Папа Судья, чист как стёклышко у вымытого пивного бокала…
  У Папы от этого заявления аж даже брови на лоб полезли.
  – Ах, вона, значит, как? – с нотой скрытой угрозы молвил он, – Не грешил, да?..
  На какую-то секунду перед ним вдруг появился крепкий дубовый стол, по которому разъяренный Судья вдарил что было силы своим железным кулачищей. Раздался оглушительный гром. Стол тут же пропал. Онемевшего от ужаса Фила чуть было не хватила кондрашка.
  – Ва-ва-ва-ва-ва-ва… – попытался он было как-то оправдаться, но затрясшиеся от пережитого стресса губы не дали звукам, исходящим из его рта, приобрести чёткость и осмысленность. В это самое время возмущённый бог материализовал большой стакан с водою, попил из него водицу крупными глотками и вмиг после того успокоился. Остатки святой, конечно же, воды он преподнёс сильно нервничающему подсудимому Филу, и тот, осушив подплывший к нему стакан до последней капли, тоже малость поуспокоился.
  – А как же насчёт моей главной к вам заповеди?! –раскатистым голосом прогромыхал бог, – Насчёт «не убий», ишачий ты сын, а?!!! Поведай Страшному Суду, сколько безвинных душ ты на этот свет безвременно отправил? Не считал, ишачий ты шайтан? Зато у меня все до единого убиенные тобою подсчитаны!
  Ещё пуще от этих слов озадаченный, и одновременно пуще прежнего возмущённый Фил рухнул на колени. Однако, когда глас бога умолк, он осмелел и принялся отцу небесному нагло прекословить.
  – Вот провалиться мне тут на месте – не убивал я никого! – заблажил он тараторя. – Пальцам даже ни одного гадёныша не тронул! Вот вам крест! Я ж живую силу уничтожал, Папа Судья! Силу, андэстэнд, простую силу? А сила, согласно физическим, а значит и твоим законам, совершенно ведь безлична. Право на жизнь ведь является главным правом личности. А какая сила личность? Это же нонсенс. Так что я кругом, Папа Судья, тут не виноват. Давай меня в этом деле оправдывай…
  Некоторое время бог сидел с неопределённой миной на представительном своём лице, словно постигая всю степень падения нравственности в душе подсудимого, но потом он расслабился и вальяжно откинулся назад, ибо понял, наверное, всю тупость и запрограммированность торчащего пред ним бравого америгадца.
  – Эх! – вздохнул бог и устало махнул рукою, – ну а насчёт любви к ближнему своему ты чего нибудь слыхал, недоделок? То, что ближнего своего любить надобно, а не палить в него из всех стволов?
  – Обижаете, мистер Папа Судья, обижаете... – развёл руками обнаглевший Филяка и, встав с колен, уселся опять на кресло. – Да какие же эти ракцы мне ближние?  Они от меня далёко находилися, когда я их бомбами приласкивал. Они, по трезвому разумению, считались в тот момент мне дальними, а вовсе не близкими. А насчёт дальних у тебя в твоей книге ничего не сказано…
  – Во-первых, дорогой мой заблудший сынок, – ответствовал Филу бог, – это ваша книга, а не моя! Я давал вам знания о добре и зле телепатически, через ваши души, чтобы вы не слишком заморачивались огромными объёмами правды и могли бы назубок всё как следует выучить. А чего ваши писуны там понаписали в горячке экстаза, так я за то не отвечаю... Ну а во-вторых, мистером меня не называй. Президента своего можешь так называть, этого… как его… дай бог памяти… а, Бурубаба́му, кажется… Ага, точно, Бурубабаму!
  – Барака Бубаму, – подсказал ему Фил.
  – Да какая мне разница! – опять раздражнился Папа. – Что у меня, делов других что ли нету, кроме как начальничков ваших запоминать!.. Вернёмся лучше к нашим баранам, подсудимый… К одному то есть барану... К тебе… Ты вообще притчу о добром самаритянине читал? Ну, ту, что в вашей книге написана? Врубился ты, кто