Она не стоит первого тоста. ПЕРВАЯ ГЛАВА

1.
Шёл четвёртый год войны. Boйны без пуль и взрывов, но от этого не менее тяжёлой, мучительной, а главное – бессмысленной. Я – предводитель той армии, что добровольно ввязалась в боевые действия, я же и единственный её представитель. Противник у меня тоже только один. Итак, наступает выход главной героини лирического повествования!
Ирина, как и я, недавно разменяла двести сорок третий месяц жизни. Это девушка... Нет, не моей мечты, ибо последней у меня никогда не имелось. Она не блещет красотой, но в толпе однокурсниц выглядит словно ландыш, скромный, тихий, но необыкновенно милый среди огромного букета шикарных, дорогих роз, самодовольных пионов, красивых, но неароматных гвоздик и пустых, ветреных одуванчиков.
Её длинные нежно-русые волосы собраны то в шишку, то в косу, но легко представить, как роскошно они струятся, ниспадая ей на высокую грудь, когда Ирина расчёсывает их утром или вечером!
Её карие глаза, усиленные сверху узкими точёными бровями, смотрят на мир через очки, отчего немного грустны; зато на ресницах она удерживает по четыре спички.
А фигура?.. У неё золотые пропорции и безукоризненная осанка – насколько одежда позволяет о них судить. Женственность, изящество, скромность и эрудиция чётко выделяют Ирину из среды голубоглазых длинноногих блондинок, зеленоглазых брюнеток и прочих, по их мнению, красавиц, хотя макушкой своей она едва достаёт мне до подбородка.
Пожалуй, зря я взялся за словесный портрет, ибо ни кистью, ни словом рисовать не умею. Но можно предположить, сколь скучнее и однообразнее станет жизнь, если все начнут делать лишь то, что умеют.
Mы познакомились на первом курсе, в колхозе. Судьба свела нас не только на одном факультете, в одной группе, но и на одной улице. Свет её окон на первом этаже я отчётливо мог видеть из своей общаги. А на втором месяце знакомства и началась война. Boйна с Ириниными страхами.
Обзор читательских писем в каком-нибудь «душеспасительном» журнальчике обязательно покажет, что разногласия между влюблёнными – не редкость. Причины тому находятся разнообразные: дурные манеры, измена, просто разочарование. В нашем случае причиной стала чрезмерная благовоспитанность. Настолько чрезмерная, что любые публичные проявления моего внимания постоянно натыкаются на бронированный занавес из одной фразы, тихо произносимой дрожащим голосом: «Mне страшно: вдруг кто-нибудь это неправильно поймёт?».
Именно из-за этого Ирина в колхозе сначала сама пыталась таскать вёдра с картошкой, пока я не предложил (если не сказать, навязал) помощь. Именно из-за этого она не хотела в столовой садиться со мной за один стол и уж тем более боялась пойти вечером в клуб на кинофильм.
Правда, в этой войне иногда случались и победы. Но они оказывались незначительными и столь редкими, что никогда не оправдывали затраченных сил, терпения, доброты и понимания. Ещё в колхозе мы сходили-таки в кино, и на лекциях нынче всё же сидим рядом. На втором году знакомства, будучи дома, я получил, наконец, ответ на свои письма («Но если бы отец узнал, что Я пишу ТЕБЕ, он бы не упустил возможности снова напомнить, что порядочные девушки парням писем не пишут...»).
На третьем году из моих уст прозвучала та извечная фраза, которая англичанами произносится как «Ай лав ю». В тот же момент те же слова еле слышно слетели с побледневших губ Ирины, готовой брякнуться в обморок от страха. Тогда же, по закону композиции, произошёл и первый поцелуй. Тем вечером я крупно ошибся в планах: просто не ожидал, что ответное признание последует так скоро. Но не ошибся в другом: целоваться нам ох, как понравилось! И позднее, когда заканчивалась шестая пара, мы стали задерживаться в аудитории, чтобы на несколько мгновений утонуть в объятиях друг друга и, слившись в поцелуе, ещё раз повторить те три слова.
К сожалению, времени всегда было в обрез: вечером Ирину в холле института встречал отец, иначе ей пришлось бы одной идти впотьмах триста метров до дома. Несчастная девушkа и в мыслях не допускала, чтоб я её проводил – ей не даёт покоя весь ужас, о каком подумают соседи, если увидят Ирочку С ПАРНЕM!
Потому-то война и длится столько лет. Потому-то всю большую перемену Ирина просиживает в аудитории («Порядочной девушке нечего делать в общежитии»). Потому-то мы не видимся во внеучебное время: каждый семестр её родители узнают расписание и строго следят за часом прихода и ухода дочери. Я не могу просто позвонить ей вечером и, тем более, зайти в гости, на чашку чая: родители не подозревают о моём существовании. И главное – как потом убедить соседей в нерушимости Ирочкиного целомудрия?!.
Я понимаю: на ней свет клином не сошёлся, и никто другой на моём месте не стал бы терпеть столь долго ради неизвестно чего. Но сердцу не прикажешь, и добавить тут нечего.