85.МОЯ ЖИЗНЬ. ЧАСТЬ 36. СЕМЬЯ. ВОПРОСЫ МАГИИ И ПРЕДСКАЗАНИЯ.
Бог, Высочайшая Божественная Личность, соединяет людей в семью не просто так, но абсолютно, имея на каждого Свой План, соединяет строго в свое время, когда каждый по ситуации в своей жизни готов на такое воссоединение, когда качества находятся на том уровне, что люди могут принять своими моральными и нравственными нормами, опытом и пониманием другого, когда каждый Волею Бога готов и отдавать другому и принимать от него, когда качества людей таковы, что они могут быть взаимно терпеливы и взаимно помогать друг другу и качествами и своими целями и своими материальными благами и своим уровнем мышления, как и убеждений.
Но, однако, никогда семья не строится так, чтобы только брать от другого или только наслаждаться, ибо, прежде всего, Бог дает через семью и отдавать взаимные кармические долги, как и развиваться через проявление и своих качеств и качеств другого человека. Но как все же в семье человек может проявлять свои качества?
Этим процессом Управляет только Личность Бога. Каждый может проявлять свои качества в семье Волею Бога вследствие создающихся Богом в семье ситуаций, обстоятельств, неожиданных событий, вследствие качеств, их проявления, другими членами семьи. Но качества каждый проявлять Волею Бога обязан, и только Волею Бога человек получает в условиях семьи реакцию на эти качества, что при длительном взаимодействии непременно способствует развитию каждого члена семьи.
Но каждый проявляет свои качества по своей карме и согласно карме других членов семьи, также каждый проявляет только те качества преимущественно, которые и наметил Бог из всех качеств, которыми в действительности обладает человек, но каждый проявляет качества для того, чтобы развиваться самому и развивать качества других людей.
Невозможно человеку запретить проявлять себя или реагировать на внешние материальные объекты так, как у него уже сложилось предыдущим опытом и образом жизни. Однако, некоторые качества Бог в семье и как бы тормозит, препятствует их проявлению в условиях данной семьи столь длительный период, что эти качества, будучи долго сдерживаемыми, как приходят в неактивное состояние и постепенно могут угасать или уходить на нет или переходить в более гибкое и приемлемое проявление в человеке.
Поэтому семья есть тот полигон, где качества постоянно присутствуют и в той или иной мере понуждают корректировать качества всех участников семьи. Но если проявление одних качеств вызывает те реакции у других членов семьи, которые губительны для их развития и кармически необоснованны, то Бог может такого члена семьи изъять из этой семьи, дав ему ту пару, которая на его качества будет отвечать своими качествами таким образом, что обоим такое взаимодействие будет во благо и способствовать только материальному развитию, согласно Плану Бога на каждого.
Надо понимать, что и меня с Сашей Бог вновь соединил не просто так. Никуда особо его качества не делись, и постепенно они начинали проявляться, в немалой степени беспокоя меня, мешая работать и показывая, что Марков далеко не исправился, и некоторые его качества стали еще более жесткими и невыносимыми. Наступающая болезнь как бы пыталась донести до него, что надо проявлять большую лояльность к той, что рядом, но, однако, невозможно было и совладеть своими качествами, которые были марковской сутью и которые лечить наставлениями было невозможно, как и благими пожеланиями. Этому Бог отвел Маркову другое рождение.
А пока надо было уметь принимать его так, как он иногда себя начинал проявлять. Многие беды для окружающих, как и для меня, от Маркова проистекали и ранее, да и теперь от его жадности и по сути эгоизма. То, что я сидела и работала ночами, а значит, жгла свет, было для него нестерпимо. На правах хозяина он заходил в комнату, когда я писала Святые Писания, и выключал свет, дескать, свет стоит денег. Я выпроваживала его без особых церемоний, указывая, что за свет я плачу, а также на его замечание, что свет не дает ему заснуть, говорила, что, как он может быть обеспокоенным светом за двумя закрытыми дверьми.
Но также, он никогда не терпел ситуацию, когда я открывала и без того крохотную форточку, ибо он тотчас переводил это в деньги, поскольку считал, что он обогревает жилье, а это тепло улетучивается бесхозно на улицу. Он абсолютно не принимал мое объяснение, что я иногда не могу дышать, просто задыхаюсь, не могу нормально глотнуть воздух и часами могу ждать, когда это у меня получится, что у меня больные легкие и иногда бывают серьезные приступы. Бог не разрешает лечиться, не разрешает ходить по врачам или помогать себе препаратами. Единственное, что мне помогает, это чистый воздух, но и при таких условиях я тоже могу часами задыхаться… И такие вещи он мог видеть неоднократно. Но, увы. Марков с возрастом в вопросе милосердия становился чужим и непрошибаемым.
Также, стычки с Марковым были и по вопросу животных, которые жили в его доме. И в зимнее время он не запускал животных в дом, кормил сугубо тем, что ел сам, т.е. насыпал миску супа, крошил туда хлеб. Но еда зимой мгновенно замерзала, и животные были, оставались и голодными и на морозе постоянно. Я и здесь начинала приучать Маркова к тому, что коты должны жить в доме, ибо и была свидетелем того, как он безжалостно их, просящихся в дом, изгонял. Однажды одного из котов мы нашли замерзшим в буквальном смысле слова. Я начинала животных держать в своей комнате и уже со своих денег покупала им еду и кормила, что было и мне не просто, ибо коты в комнате в восемь квадратных метров умещались так и так ладили между собой, что писать было Писания далеко не просто. Но спасала весна, лето, начало осени…
Проветривание комнаты и работа в поздний период приводили к почти постоянным и неминуемым конфликтам, отчего Марков зверел, еще будучи не очень слабым, порою набрасывался на меня, хватал за горло, кричал, что я здесь не хозяйка и «вон пошла отсюда!», но скоро одумывался и притихал… Но эти потрясения были столь мощны и часты, что я постоянно находилась в состоянии чемоданном, однако, возвращаться жить на Пирамидную было также проблематично.
Марков с очень большим трудом перестраивался сам на новый образ жизни, ибо десять лет независимой жизни сделали свое дело; он получил от этого великое наслаждение, будучи себе сам во всем хозяин, и теперь его спасало только уединение в его комнате, но за ее пределами он уже не мог барствовать, и это его мутило, но и возврата уже в прошлому быть не могло, ибо все же Бог давал ему понять, что силы уходят, что с ним все же что-то не то, и человек рядом нужен по-любому.
Быт свой Марков пытался не менять. Это была его обычная жизнь – баня, поездки на дачу, где дача представляла собой семь соток земли и сбитый из досок небольшой домик, телевизор, никогда не включенный свет, и пиво с другом. Интерес к потустороннему при мне он уже не проявлял и своим здоровьем уже как-то не занимался, успев везде набить оскомину, перегореть и как-то потерять интерес Волею Бога к йоге и оккультной науке.
Его комната была превращена в некую свалку ненужностей, которые ему были дороги и которые он трогать категорически не разрешал и сам не пытался навести здесь хоть какой-нибудь порядок. Еще большей свалкой был его двор, где ходить надо было предельно осторожно, ибо, будучи строителем, он настолько захламил весь двор, беспросветно, что проход во дворе к сараю и туалету был столь узок, что легко можно было здесь загреметь, что называется, не без последствий.
Чего только здесь не было. Свалка железа, строительные материалы, трубы, краски, бутыли, доски, стекла огромные, витринные, также сейфы, ржавые с песком бочки, старые швейные машинки, холодильники, стиральные машинки…все беспорядочно как свалено, бестолково, бесхозяйственно… гнилье на гнилье, двери огромные, тяжелые, достаточно массивные, листы железа, рулоны рубероида, толщи битого и целого шифера, баллоны с краской, керосином, всякие смеси, провод, шланги, тюки старой одежды, кухонной утвари, рабочие сапоги всех размеров, мешки с непонятно чем, сварочные аппараты, строительное оборудование, рюкзаки, удочки, строительные маски, каски, дрели, пилы, противогазы… Все, что где-то плохо лежало, что было выброшено, что давно уже отработало свое, все это находило приют у бестолкового Маркова, который все стягивал в свое законное жилище и надеялся, что никогда и ничья рука не дотянется более до этого его сокровища, ибо он все тянул для себя с великой надеждой великого хозяина, что доведет до ума, что где-то и когда-то востребуется и будет под рукой.
Но все собиралось, гнило, ржавело, громоздилось одно на другом и так доживало свой век, а мне Бог уготавливал и в этом направлении великую работу… А пока… пока Марков еще пытался бушевать и не слабо. Маркова гнуть было далеко и далеко не просто. Он не поддавался никак; живя один, он как окостенел в своем понимании, стал абсолютно неуправляем и неуклонно поклонялся себе и своим доморощенным устоям. Никакие слова для него здесь не были авторитетны.
Он не знал другой истины, кроме той, что утверждала ему, что это необходимо, от этого отказываться нельзя, что это может пригодиться, и не надо идти где-то и искать и тем более покупать, тратить деньги. Еще мама, будучи жива, всегда говорила, да и отец, что у Маркова можно найти все. И находили. Причем, когда он отыскивал то, что просили, он отдавал с легкостью и с великой улыбкой, ибо ему было приятно, что не зря он все собирает, что он предусмотрительный и хозяйственный, и это понимают и ценят.
Марков так и мог думать, ибо, выросший в бедной многодетной семье, в глухой деревеньке Пикшинерь Кировской области, не знавший, что значит сытно поесть и иметь свою одежду, он проникся пониманием, что все надо ценить, все надо беречь, все надо стараться иметь и всем надо запасаться впрок… И это становилось его убеждением, его бережливостью, его культурой, его верой, нормой жизни, его великим убежищем.
В своей мере он все же то, что находил и придерживал, мог и использовать. Но использовал куда меньше, чем тащил в дом, не зная меры, не пытаясь себя контролировать, будучи как больным, если какой-то день пропустит и не притащит в дом очередную находку, так захламляя все, что ему принадлежало, тщательно, с большим убеждением своей правоты и надолго. Много гнили, мусора я вытащила из дома мамы, когда она умерла, но в доме Маркова мне предстояла работа неизмеримо большая, но это все потом. Когда Марков уже слег и сопротивляться не мог. А пока… я просто говорила ему, что так стягивать все в дом неразумно, нельзя и опасно.
Все, что он некогда приволок, было просто тяжеленным, неподъемным, громоздим. Как он умудрялся все приволочь на себе… Непонятно. Никакая тачка с этим бы не справилась. Вообще, таких людей немало. Причиной такого проявления себя, причиной столь неразумного накопления использованных вещей, причина также воровства того, что плохо лежит, скажем, на стройке, кроется чаще всего в том, что человек прошел великую школу бедности, и такое качество «чтоб было» в нем начинает проявляться
