Исповедь перед Концом Света. 1979. Гладышевское озеро 2. Возвращение к родителям. Онежское озеро. Вёгаруксы.
1979
Гладышевское озеро 2. Баночка с рыбкой.
Май 1978-го крепко запал мне в душу. И на следующий год я решил это дело повторить. Но при этом рискнул отправиться туда на месяц раньше, ещё в апреле. Погода, как мне казалось, это позволяла: снега в городе уже не было. Тепло я рассчитывал иметь от неограниченного количества дров, для чего заранее недалеко от своей землянки припрятал под каменной плитой в развалинах той усадьбы большой топор...
Действительность едва не повергла меня в смятение. Снегу в лесу в тех местах было ещё полным-полно, где по колено, а где и больше. И топор свой я найти не смог: или я в глубоком снегу не смог правильно определить то место, где его спрятал, или его нашли и увели какие-нибудь «туристы»...
Хорошо, что у меня был с собой, на всякий случай, очень маленький топорик, с изящно изогнутой ручкой (как у канадцев), отцовской работы. Только этот топорик меня и спас. Но тюкать им мне пришлось каждый день с утра до вечера. И под конец верхняя часть топорища измочалилась совершенно, и приходилось насаживать топор всё глубже и глубже...
Подходящие для топлива небольшие сосны, толщиной с руку и потолще, росли не очень далеко от моей землянки. Но добираться до них мне приходилось в своих кедах, проваливаясь в снег по колено и глубже. Я выбирал самые сухие, уже обречённые, сосны, где ещё оставалась зелёной только самая верхушка.
Подойдя к такой сосне, я говорил такую мантру:
«Сия есть жертва Господу благоприятная!»
И начинал тюкать своим топориком...
Тюкать приходилось изрядно долго, прежде чем я был в состоянии повалить достаточно подрубленную сосну. Обрубал немногие зелёные ветки у верхушки — и тащил ствол к землянке. Там разделывал его на длинные куски, лишь бы они были в состоянии влезть в мою железную печку. Чтобы обеспечить себя топливом на ночь — мне приходилось рубить эти сосны весь день с коротким перерывом на обед...
У меня было тонкое одеяло, и Женя Линьков подарил мне ещё одно. Одет я был во всё ту же свою брезентовку. Печка была весьма небольшой по объёму, много дров в неё не входило, и настоящего достаточного тепла она дать не могла, хотя кочегарил я её круглосуточно, не один раз вставая для этого и ночью...
Заснуть я за весь месяц от холода, по моему, не смог ни разу...
Первая ночь была самой кошмарной. Едва я раскочегарил печку и лёг, как с каменного потолка на меня полился настоящий дождь, причём чёрный и грязный. Верхние нары из досок за минувшее прошлогоднее лето кто-то уже благополучно спалил, и защиты надо мной не было никакой...
Если бы не предсказания Жени Линькова по картам Таро — я бы, наверное, вернулся назад. Но я уже знал предсказания обо мне на весь предстоящий месяц, и безусловно верил в них, и знал, что это всё мне придётся претерпеть...
Слава Богу, мой чёрный дождь интенсивно шёл, наверное, лишь около часу, а потом стал ослабевать, пока потолок почти окончательно не подсох от моей непрерывной топки. После чего я за день или два сделал из своих сосновых жердей толстый настил на месте верхних нар. И потом такой же — на месте вторых верхних нар, что справа от печки, тоже пустых. Жердины мои там хорошо просыхали, и на дровины я их рубил потом уже прямо перед печкой...
Фанерную дверь тоже малосознательные гости спалили напрочь. И я из своих стоячих жердей, из их приличного количества, сделал потом просто заслонку для достаточно низкого дверного проёма. Днём жерди прикрывали у меня половину проёма, а на ночь я загораживал изнутри жердями его весь. Просыхали они там, для начала, тоже неплохо. Потом шли на верхние нары досыхать дальше. А уже потом — в печь...
Женя Линьков дал мне с собой мешочек пшеницы, сказал:
«Попробуй её проращивать!»
Какой там проращивать! Я просто варил её вместо каши в своём плоском солдатском алюминиевом котелке (что нашёл когда-то на «запретной зоне» к северу от Дибунов). Ставил котелок прямо на печку, на небольшой кусок открытого железа вверху, что я специально сохранил для целей варки, а весь остальной корпус печки был у меня обложен кирпичами для максимального сохранения тепла...
Котелок мой исправно варил мне пшеницу на моё пропитание, пока однажды вода в нём не выкипела в одном из углов, верхнем (печка у меня стояла немного кривовато), и я поздно спохватился: тот угол расплавился, и в котелке образовалась небольшая дырка. И он стал уже ни на что больше не годен...
В землянке моей был ещё высокий, очень старый чайник. И я потом стал варить пшеницу в нём... Ещё у меня были, кажется, какие-то сухари...
…
Недели две я не мог сходить по-большому. Не тянуло. Наконец, как-то потянуло. И я впервые почувствовал, что у меня происходит какая-то проблема с кишкой, что она у меня выворачивается наизнанку. И был сильный жар в области ануса…
Бумаги у меня не было. И хватило у меня ума — подтираться снегом! И охлаждать им свою вывернутую, воспалённую кишку!..
Короче, геморрой на всю жизнь я себе тогда заработал. А в перспективе — и простатит, и аденому простаты…
…
Напротив моей землянки был большой камень. И тогда он был весь под снегом. Но с каждым днём медленных потеплений этот снег опадал, и я заметил, как на самой верхушке камня однажды блеснул краешек какой-то консервной банки. С неделю я наблюдал, как весь снег вокруг этой банки постепенно весь растаял. Банка была ровная, чистая, блестящая. И, конечно, я думал, что она пустая, и просто как-то удачно и хорошо сохранилась…
И каково же было моё удивление, когда я обнаружил, что банка — целая! Не открытая! И без этикетки. И явно предназначалась для меня…
Я тогда не знал, что по букве «Р» на крышке можно узнать, что там рыба. Решил, что Бог не пошлёт мне ничего не съедобного для меня. Открыл банку ножом. И там оказались прекрасные рыбные консервы! Не помню даже: в томате, в масле или в собственном соку. Помню лишь, что эта белковая пища, которая в моём рационе там отсутствовала, пришлась моему организму в высшей степени кстати…
И ведь рыба — один из древних символов Христа!..
Употребил эту рыбку с благоговением, как Причастие…
Эта история с рыбной банкой обыгрывается в моей «Анфисе»…
…
У меня спутался счёт дней, и я не мог точно определить, когда должна наступить Пасха. Но в один из дней стало как-то по-особенному тепло, и я увидел, как у одной сосны появилась у корневища проталинка, а там — какой-то маленький цветочек!..
И я понял, что как раз сегодня — и есть Пасха…
…
И ещё я понял после этой тяжелейшей весны, 2-ой весны на Гладышевском озере, весны 1979 года, что мне надо возвращаться домой...
Возвращение домой к родителям. Откровение Дома.
В предсказаниях Жени Линькова по картам Таро я увидел и то, что мне в конце моего апрельского приключения предстоит встреча с матерью. Но главное — я сам в этот месяц своего лесного и снежного одиночества почувствовал, что с родителями мне надо примириться, сделать для этого всё возможное. И что роднее родного дома, всё равно, ничего нет...
Вернулся я сначала в вагончик Жени Линькова в Курорте, хоть чуть-чуть помылся, поел, погрелся и отоспался…
Потом в городе уже хорошо отмылся в ванной, под душем, у Саши Ольшевского. Уже тогда почувствовал проблемы с будущим геморроем…
И потом вернулся домой на Халтурина 7, где не был больше года…
…
Кажется, это было воскресенье. Солнечное утро начала мая...
Мать на кухне бросилась меня обнимать, повторяла:
«Сынуленька, как я ждала этого дня, как я его ждала!..»
Потом разбудила отца с этой вестью; он, кажется, вздремнул с опохмелья…
В большой комнате мать накрыла стол…
А я всю с детства знакомую окружающую реальность теперь воспринимал как глубочайшего значения символы: Мать, Отец, Родители, Дом…
Я, кажется, впервые в жизни почувствовал по-настоящему, что этот дом мне — родной! И я видел, что и родители этого не понимают, не понимают, где они находятся, где живут, и чем живут, и что их Дом — наш Дом — святой! Что это истинно святое место, а святое — потому что родное!..
Трапеза за общим столом с родителями тоже была для меня как Причастие…
Онежское озеро. Вёгаруксы.
Идиллия первой встречи длилась недолго. Родители требовали, чтобы я немедленно устраивался на работу (хотя тут уже были проблемы с ПНД, да и с КГБ тоже). Я разрывался между ролями проповедника и отшельника…
Я прослышал, что в Карелии, в районе Онежского озера, есть совершенно пустые, заброшенные деревни, но ещё с совершенно целыми домами, в которых можно жить. И я решил ехать в начале лета на разведку…
И я действительно нашёл, что искал: это было брошенное село Вёгаруксы на северном берегу Онежского озера, в одном из глубоких заливов. Там была и очень старая деревянная церковь, которая числилась как памятник архитектуры, но была в совершенно жутком состоянии…
Я выбрал самый лучший и подходящий дом…
Прикинул, что где-нибудь осенью можно будет приехать сюда с ребятами...
…
Уже поздно осенью, но ещё до снега, мы с ребятами отправились в Вёгаруксы за «духовной практикой». Это были со мной: Стас Путру, Олег Котельников и Миша Малин.
Отправлялись с квартиры Саши Ольшевского…
Тимур Новиков пришёл нас провожать и снимал на цветное фото этот исторический момент. Но с этой техникой тогда ещё было очень проблемно, и все снимки запоролись, кроме одного, но и то с очень сильным браком. Возможно, что этот снимок где-то ещё хранится...
Поездом доехали до Петрозаводска. Оттуда «Метеором» до Великой Губы, это рядом с Кижами. До Вёгарукс оттуда было по лесной дороге около 15 км…
Пошёл снег, и очень сильный…
Стас, хромой, стал выбиваться из сил со своей палкой…
Я послал Олега и Мишу вперёд, а сам понёс Стаса…
С большими приключениями, но все встретились, в конце концов, в облюбованном мною доме…
У меня почти всё время уходило на готовку пищи в большой русской печи, на колку дров и прочие дела по хозяйству…
Тёмными вечерами, при свете огня из печки и от керосиновой лампы Миша играл на флейте, а Олег — на гитаре… Я хорошо запомнил эти концерты!..
С Мишей мы один раз забрались на скалистую гряду у Онежского озера. А один раз ходили в Великую Губу за продуктами. На обратном пути закусили вегетарианской морковкой…
Устроили раз и баню. Едва не угорели в ней с Олегом. У Миши со Стасом получилось лучше…
А обычно каждое утро я умывался у родника. И вода там была очень хорошая…
Недели через две ребята собрались уезжать, как и планировалось, а я оставался (уже не помню насколько, потому что и продуктов, и денег было мало).
Ребята напилили и накололи мне кучу дров. Но до конца мне их, всё равно, не хватило…
Ребята пошли в Великую Губу, на «Метеор». Проводил ребят до половины пути. Долго стоял, глядел им вслед…
Остаюсь один
Когда остался там один — это была уже совершенно другая жизнь, и совершенно другое состояние духа…
Кажется, больше нигде и никогда я не смог так почувствовать, что такое тишина…
Нашёл себе овчинный полушубок, кирзовые сапоги, сделал себе хороший посох, волосы повязывал белой повязкой… И — ходил по не глубокому ещё снегу на Онежское озеро и по окрестностям. Наблюдал множество следов зверей — и ни одного человеческого…
По вечерам при свете керосиновой лампы читал Библию…