Герой потерянного времени (рабочее)

Герой потерянного времени. Главы из романа.

Вступление

- Здравствуй, Гора...
  Он назвал меня по имени, которое сам же и придумал давно-давно. Уже не в детстве, еще не в юности. Когда вернулся с матерью и сестрой в наш город и пришел в нашу школу, в наш шестой класс. Его посадили за мою, третью что с конца что сначала, парту на втором ряду, за которой я вольготно восседал один уже довольно продолжительное время, девчонки со мной долго не уживались.
  Я узнал его сразу, с нашей последней встречи он нисколько не изменился. Не той, действительно последней, когда я его видел в строгом костюме, с подкрашенным холодным лицом, когда я обжегся о лед его лба и написанное накануне на одном выдохе стихотворение вылетело из головы, осталось только "... значит, я все-таки умер..." Когда я его видел, а он меня нет. А с той, примерно на пол-года раньше.
  Мы сидели втроем с его последней из очень немногих женщиной, пили ею умело приготовленное домашнее вино из каких-то садовых ягод и разговаривали. Он знакомил меня с ней, точнее, ее со мной. У меня был сложный период возвращения после почти пятилетнего отсутствия среди нормальных людей. Я даже представить не мог, что привыкать к обычной жизни будет так непросто. В одну воду дважды не войдешь. Особенно если за прошедшее время она утекла так далеко... Говорил почти он один. Наталья Андреевна, как он ее представил, слушала, изредка задавая вежливые вопросы, я, став вдруг косноязычным, в особенно красочных местах, где он расписывал наши с ним молодые похождения и где мне отводилась  роль то Ильи Муромца, то Казановы, то обоих в одном лице, вставлял несколько отрезвляющих, как мне казалось, слов.... Закончил он фразой, от которой и сейчас, когда пишу, ком в горле: "Вот такой у меня друг!"
  Он стоял передо мной, сорокапятилетний, круглолицый, начинающий полнеть, с аккуратно постриженной бородкой, над "солидностью" которой я не раз подшучивал, с короткой, "ежиком" стрижкой... Все было так же. Только глаза изменились, стали глубже, бездоннее и... трудно это передать, они стали наполнены какого-то нового для меня, скрытого, тайного знания, которым я не обладал, и с которым не мог спорить, как когда-то  мы спорили обо всем и ни разу, кажется, не пришли к одному выводу. Но главное: он был одет в белое. Значит, нашел. Как я желал. И верил, что так будет.
- Привет, Андрюха. - Я протянул руку. Но, опомнившись, отдернул ее и обнял его. - Привет. Вот и свиделись.
  Я не ощутил обычной твердости-тяжести земной плоти, жесткой и угловатой, но то, что я обнимал и что обнимало меня не было призраком, моей придумкой, бесплотным, воздушным, расплывающимся. Это был он. Я чувствовал плотность и форму. И проникающее в меня тепло. Которого мне не хватало столько лет...
- Поговорить хочется обо всем, ты не представляешь, оказалось, что мы почти ни о чем и не успели поговорить. Я-то пытался, да одному за двоих странновато. А посиделки по пятницам, а потом и не только, за стопкой, опять же под разговор, наедине с тобой, невидимым - это уже на шизофрению смахивает.
  Я не хотел его отпускать, боялся,  что разомкну объятия и снова останусь один, теперь уже навсегда. Навсегда, которое не имеет ничего общего с земным "навсегда". То все же ограничено сроком жизни человеческой. Памятью, наконец. А здесь другое "навсегда". Вечное.
  Я не хотел его отпускать. Но он как-то все-таки отделился. Я не почувствовал никакого сопротивления, усилия, просто снова увидел его стоящим напротив. В белой хламиде - не то хитон, не то сари, не то кимоно. Я было раскрыл рот, чтобы сказать что-нибудь по поводу здешней моды, но вдруг взглянул на себя - елочки точёные, я-то совсем голый!
  Прикрыв срам руками, я невольно огляделся по сторонам, не видит ли кто мое одрябшее, далеко не атлетическое уже, тело. И поймал усмешку в его глазах.
- Пойдем, - он сделал жест, вроде "айда за мной, чо покажу", как в пору зарождения дружбы. И до меня дошло, что глупо здесь стесняться своего тела. Настоящие поводы для стыда не в форме, в которую ты милостью Божьей и стараниями родителей облечен. Они в содержании. В твоем внутреннем составе. В том, во что ты превратил светлую свою душу...
  И я пошел за ним.