Дождь обещал быть затяжным, тяжелые темные тучи уныло тащились из-за горизонта с северо-запада. Они плыли так низко, что казалось, до них можно дотянуться и погрузиться в холодную беспросветную влагу пылающей головой и забыть обо всем – нырок в безвременье.
Дождь лил, стекая параллельными струями с крыши института, словно образуя решетку, удерживающую его вне мира, но это была лишь архаичная ассоциация – дождь даровал свободу. Артур внимательно посмотрел на барометр, затем в окно – стоило рискнуть. В этот раз он планировал доехать до придорожного знака, примеченного им в бинокль ещё в прошлой вылазке, изучить прилегающую местность. Там, где-то там, было Хранилище, о котором рассказывал Тошка, ещё до Всеобщего мора. Он быстро надел защитный костюм, хотя баллоны с воздухом давно закончились, но фильтров было вполне достаточно, их Артур нашел на складе, благо кто-то оформил вовремя заказ с запасом, и они поступили туда в огромном количестве – целый шкаф коробок. Правда, использовать их больше часа он боялся, и не мог оперативно заменить их в пути. Он не пересчитывал фильтры, верно боясь определенности - где достать ещё он не знал.
Привычно собравшись, взяв карабин, патроны, компас и прочие необходимые в вылазках вещи, Артур вышел в шлюз, проверив плотность прилегания двери, открыл вручную вторую и попал в длинный пустой институтский коридор, пройдя по нему ускоренным шагом. Раньше ему порой мерещились движения, которые он ловил краем глаза или изменения, произошедшие в его отсутствие – то открытая дверь в одном из кабинетов по пути, хотя он точно помнил, что все они были закрыты, то приспущенные жалюзи на каком-нибудь окне. «Хорошо ещё, что мне не слышатся голоса – подумал он, – а ведь, сколько разговоров было здесь, в своё время. Оказывается, я все помню».
Артур вышел к припаркованному внедорожнику, завел и, лихо взяв с места, вырулил на тополиную аллею, заканчивающуюся пропускным пунктом с подслеповатыми мутными окнами и задранной полосатой рукой шлагбаума. Выехав на центральную дорогу, включив дворники, оставляющие искажающие реальность разводы на лобовом стекле, он, нажав кнопку, утонул в мощных приливах органной фуги.
До придорожного знака, ставшим ориентиром, Артур домчался за два часа. Судя по разнообразным приметам, которые он, как скупец, коллекционировал, тратя на это ежедневно огромное количество времени и однажды даже перевернув книжный магазин в поисках нужных источников, дождь должен был продлиться ещё часов семь-восемь – не меньше.Это давало ему необходимую фору. Но Артур основывался в своих предположениях не только на приметах - он чувствовал дождь, любил его, знал. Все-таки временной фактор был основным в его борьбе за выживание. Ничто так не ограничивало и не стимулировало его: отношения со временем были сложными и до прозаичности простыми, одновременно. Вот такая бытовая диалектика. Воистину, что может быть проще времени? Объективный и размеренный его ход вдруг подвергался нелепым прихотям Хроноса, порой сталкивая в цейтнот, а на круглом циферблате наручных механических часов - подарка по случаю совершеннолетия, светилась жуткая фосфоресцирующая улыбка.
Артур долго вспоминал детали разговора с Тошкой. Хранилище должно быть где-то там, за знаком. Тошка говорил об этом с абсолютной убежденностью, все-таки отец у него был генерал, но Артур не мог тогда знать, что сведения, беспечно разбалтываемые Тошкой в застольной беседе, могут оказаться впоследствии столь важными для него. И хотя точных ориентиров известно не было, но все же, восстановленные по крупицам фразы из обыденного трехлетней давности разговора, сверки с картами ландшафта местности и прочие ухищрения могли дать нужный результат. Артур долго петлял по проселочным и лесным дорожкам, наконец, осознав, что заблудился, стал прорываться на юг – к шоссе. Дождь неспешно накрапывал, заросшие дороги развезло от грязи, весь мир за окном внедорожника был вымокшим и свежим. Листва ярко зеленела на фоне касторовых туч, а желтая глина с озерцами мутной воды казалась нескончаемой.
После долгих скитаний, крутых поворотов, крепких выражений и пары остановок для корректировки курса, в итоге выехав на асфальт, он только сейчас признал свою неудачу в поисках Хранилища. Нужно было внушить себе установку на ближайшее будущее не думать об этом, хотя консервированная пища из супермаркетов в округе заканчивалась, и охотой было жить нельзя – животные были несъедобны – он хорошо запомнил вечер, когда съел кусок тушеной крольчатины и еле пережил острейшее отравление, после чего подобных экспериментов не повторял. Не отравлена была только вода, но водоемов с рыбой поблизости не было. А к огородничеству Артур оказался неспособен, да и не хотел больше экспериментировать на себе . Ничего, время ещё было, и он верил или заставлял себя верить, что если вести планомерные поиски, закрашивая на карте квадрат за квадратом, то Хранилище всё же найдется.
Дождь заканчивался, Артур нажал на газ и, несмотря на скользкий асфальт, увеличил скорость – нужно было успеть домой. Он уже не первый раз ловил себя на мысли, что относится к своему жилищу в лаборатории Института, где его застал Всеобщий мор, как к дому. Ему повезло – он оказался в единственном месте, где можно было выжить, не надышавшись всепроникающей дряни. И хотя он допускал, что в мире есть ещё выжившие – те, кому повезло, как и ему, но понимал, что, скорее всего, они для него недосягаемы, а, следовательно, как бы не существуют. «Живут они, вероятно, в других городах и странах - все равно, что на других планетах. Ведь и правда, ну и что, если, например, где-то в Галактике существуют иные цивилизации и разумные существа? Никаких знаний об этом нет, да и были бы они – какая в этом практическая польза?» – Так рассуждал он уже три года, но всё чаще приходила мысль о том, что даже знай он о других выживших людях, других живых – хоть на краю Галактики – ему стало бы легче. Он завел себе в привычку слушать радиоэфир каждый вечер в разных диапазонах и волнах, мучительно внимая помехам, надеясь, что однажды сквозь них донесется далекий человеческий голос и его одиночество закончится.
Заехав в тополиную аллею, Артур осознал, что дождь прекратился, и выключил бешено работающие дворники. Еле успел доехать. Зато фильтр, дающий лишний час после дождя можно не активировать. Выйдя из машины, он огляделся – на севере тучи рассеивались, и воздух приобретал серебристо-перламутровый оттенок. Дрянь приближалась. Артур захлопнул дверцу и устремился к двери. Ветер, словно прятавшийся весь день за тополями, неожиданно покинул свое убежище, нагнал Артура и подтолкнул его в спину, поторапливая. Наступал вечер. Еще один – одинокий, унылый, привычный.
За короткий блеклый день аккумуляторы от установленных на крыше солнечных панелей зарядились не полностью, поэтому энергию приходилось экономить – ему не хотелось включать бензиновый генератор, топливо стоило поберечь. Артур выглянул в узкую амбразуру герметичного бронированного окна лаборатории – в темнеющем воздухе переливалась серебристо-перламутровая хмарь – или иначе, «дрянь», как он ее называл. Артур не знал что это, не понимал природу ее происхождения, но зато четко осознавал механизм действия – она убивала, попав в дыхательные пути, очень быстро, в течение нескольких минут. И только дождь осаждал ее на время и немного после, но краткосрочный эффект быстро исчезал, стоило тучам рассеяться. Не на всех животных она действовала так, как на людей – только на крупных. Остальные, насколько он мог судить, как-то приспособились, однако, как он уже выяснил, утратив чрезвычайно полезное для него свойство - съедобность. Видимо, что-то в них изменилось, но он не знал – что именно.
Поужинав консервированным мясом и фасолью, Артур достал с полки зачитанную книгу и прилег на кушетку, закинув одну руку за голову, с удовольствием принимаясь за чтение. Желтый свет ламп, уютный, как он любил, придавал страницам цвет пергамента. В мире опального писателя Банева постоянно шел дождь, и люди терпели, раздражаясь и недоумевая отсутствию кошек, мокли, ища опору в закосневшем мировоззрении и привычных грехах, отторгая сбрасывающую старую кожу реальность, жили, без надежды, без просвета. Для Артура дождь был другом и помощником – он мечтал о многодневных затяжных дождях. Он любил читать о городе, где дождь не прекращался ни на минуту. Дождь был избавлением от постоянного страха, от ночных кошмаров, которые преследовали его уже три года, после того, как он увидел улицы и массы людей на них – хорошо, что баллонов с воздухом было тогда в достатке. Артур был молодым практикантом и готовил оборудование к предстоящим исследованиям. Многие были в отпусках и ему доверили лабораторное хозяйство в качестве исключения из правил, как его убеждали. Из нежелания ученых заниматься рутиной – как считал он. Но все равно, был страшно горд полученным заданием и, тщательно соблюдая все пункты инструкции, в том числе закрыв шлюз и надев защитный костюм с баллонами, доводил все до совершенства, надеясь оправдать доверие завлабораторией. И тут это случилось. Он долго не мог понять – что именно, и не снял защитного костюма просто по забывчивости, когда вышел из шлюза и увидел лежащих повсюду людей. Осознание пришло позже, но времени и воздуха хватило, чтобы понять – дышать снаружи лаборатории нельзя, хотя до сих пор он считал, что пришел к этому выводу скорее по наитию, чем путем строгих логических построений. Да и о каком логическом мышлении речь посреди разверзшегося ада?
Артур перевернулся на бок и вновь посмотрел в окно – дрянь сияла все сильнее, заглядывая, подмигивала, то сгущаясь в изменчивые инфернальные формы, проявляла, казалось, признаки разума, то почти рассеивалась, очевидно, по прихоти ветра. Текучие завораживающе-грациозные па смертоносного хаоса. Сияние оказывало иногда, если надолго задержать взгляд, гипнотический эффект - так призывно смотрит на человека бездна, так пленительно потрясающи вспышки молнии и раскаты грома. Артур допускал, что и светящаяся субстанция в воздухе - явление природное - может планета решила избавить себя от многочисленных назойливых обитателей, чересчур досаждавших ей? А может кто-то очистил планету для себя? За три минувших года разных гипотез, более или менее безумных, у него набралось с избытком.
Пришла ночь. Он задернул шторы и притушил освещение, оставив только ночник у себя над кроватью – хотелось еще немного побыть в мире вечного дождя. Чтение было его неукротимой страстью, и он всегда уступал ей в ущерб сну. «Завтра опять попытаюсь, даже если будет только моросить, – внезапно подумал он, – нужно успеть, пока не установилась ясная погода, тогда я ничего не смогу сделать, и придется сидеть запертым, не смея и носа высунуть за дверь шлюза. А что дальше? Зачем это все? Ну, найду я Хранилище, ну распахнется Сезам и будет сокровищница припасов в моей персональной собственности. Исчезнет ли когда-нибудь эта гадость в воздухе? Может быть после очередного дождя, после
