Проказы Бармалея гл. 2

                                            Глава вторая

                                            Знакомство

   Шла вторая неделя новогодних празднеств.
   Погода смилостивилась. На время утихли жестокие морозы, когда появление на улице казалось сродни геройскому поступку наступления на грабли. Не одни морозы объявили краткое перемирие с человеком.
   Ушли ветра одними им известными дорогами и наступивший штиль с внезапно потеплевшим юго-западным посветлевшим небосклоном сулил неделю-другую приятных прогулок на улице.
   Расчирикались воробьи, распелись, будто положили свои маленькие птичьи фаллосы на грозную вагину могущества природы и от этого самопроизвольного куража потеряли последние проёбанные в морозные студёные времена мозги.
   Неизвестно, какими путями-дорогами ходит вокруг да около нас наша судьба. С кем сведёт. С кем рассорит или с кем подружит. С кем разлучит нечаянно. А с кем намеренно в постельку на мягкую перину уложит.
   Это мы, простые черви человеческие, по серому своему разумению полагаем, что мы цари природы, что хотим, то и вертим. А это нас, насадив на свой стальной стержень, судьба-рок-фатум вертит, словно пропеллер самолёт. И летим мы в края далёкие. Хрен-де что их из-за гор высоких да скалистых, скрытых туманами, разглядишь. А ежели что и мелькнёт в промежутке меж багрово-сиреневых мрачных туч, повисших дамокловым пенисом над скукоженным афедроном бытия, то и оно, это краткое видение покажется чудной игрой распалённого усталостью и  невоздержанностью в питии воображения.  
   Но отвлекаясь на всякую херню, однако, вспомним о баранах.
   Погода смилостивилась. Как утки на манок, на улицу устремились толпы горожан обоего пола и разных возрастов, за время сидения дома за обильными праздничными столами сильно соскучились эти чревоугодники гомо сапиенсы по свежему морозному воздуху, когда парок изо рта опадает мелкими ледышками вниз и оседает на воротниках пальто и шуб искрящимся в лучах солнца инеем.
   Улицы и проспекты, не только центральные улицы, но и улицы окраин наполнились шумными важными и влажными от собственного достоинства колобками, такими казались со стороны постороннему наблюдателю некоторые граждане из-за любви напяливать на себя любимого в несколько слоёв свитера-кардиганы, футболки-рубашки, кальсоны-спортивки, наслаивать вязанные спицами и вязальными машинами предметы сохранения тепла с маниакальной страстью, боясь среди разнеженного зимнего пространства оказаться замёрзшей сосулькой и потерять мыслительно-двигательную способность.
   И всё же, это не самое главное в наших близких и не наших не далёких. Главное заключается в их удивительной способности вспоминать о твоём существовании в самый неприглядный момент для тебя, когда, казалось бы, нужно полностью окунуться в мир виртуального обнажения душой вплоть до сжавшихся комочком тестикул в тесном мешочке мошонки.
   Ан, нет же! Несёт на крыльях радости хрен веселия их осчастливленные внезапным озарением лица тебе навстречу. И тогда всё вокруг начинает казаться таким милым, таким мягким, таким пушистым и забавным, что хочется эти похабные алкогольные рожи, опухшие от недельного пьянства и благоухающие застарелым спиртовым амбре, обнять и пожелать самого наилучшего. Что может в тот час вспомниться, если будет чему, коли оно не будет тщательно рафинировано милостью Вакха и его напитками с целебно-восстановительными свойствами.
   Нельзя сказать, что Виталик очень уж обожал новогодние праздники.
   Выйдя из наивного возраста, когда уже совсем не кажется, что дед Мороз оставил под каждой ёлочной веткой подарок – голенькую и сексапильную внученьку Снегурку, а озвученный папе и маме за месяц до этого длинный список желаемых подарков.
   Снегурок Виталик находил не обязательно зимой под ёлочкой в качестве подарка деда Мороза, остро пахнувших свежим спиртовым перегаром и тянущим ароматом дешёвых сигарет.
   Находил такие симпатичные подарки даже летом на природе, эдаких скромниц-наяд, разлёгшихся на длинных полотенцах, постеленных на песке невдалеке от плещущейся в берег речной волны, волнующих взоры мужчин прекрасными видами своих ягодиц с привлекающей жаркие взоры к разделяющей их тонкой расщелине, скрывающей в себе предмет страстного желания.
   Иногда сии наяды в своей безнаказанной красоте являли миру заманчивые бритые впадины подмышек и лёгкую бугристость гладковыбритого лобка, при этом показном разврате они раздвигали невообразимой красоты ноги, растущие прямо от шеи, а уж что представало во всей своей притягательно-манящей образности расположенное между ног…
   Пытка для настоящего мужчины, уж и не чаявшего окунуть свой чувственный стилос в чернильницу невероятных наслаждений. А уж как призывно складывались чувственные алые губы, как бы прося вот сразу сейчас не отходя от места присосаться жаркими влажными устами к источнику мужского естества, таящего в себе таинственные жизненные соки.
   С этими снегурками Виталик имел счастье совершать дальние заплывы вдоль берегов реки, поросших густыми кустами ракиты и полощущими в воде свои ветви-пальцы ивы.
   И как в эти моменты заплыва тонкие острые веточки и листики щекотали обнажённые и напряжённые ягодицы, не вовремя приближая момент откровения совокупления, в который два тела на единый миг становятся целым, делясь друг с другом таинственной информацией, которую природа так умело, спрятала в кончике пестика и в глубине тычинки. Теперь прибавьте сюда пение комариков, писк мошкары, щебет птиц… Романтика, хоть слёзы лей!..  
   Пару раз такие кульбиты на лоне природе заканчивались посещением специалиста определённого лечебного профиля. Он беспринципно констатировал, мол-де, для целей сбережения от таких непредвиденных напастей дерзкий ум человека изобрёл кондом. И тут же специалист заявлял, что не стоит напрасно сравнивать безопасный секс со случайной попутчицей с нюханьем цветов в скафандре.
   Эти резиновые скафандры Виталик носил в заднем кармане брюк. Но вспоминал об их существовании, если они помятой пачкой вываливались на пол.
   Тогда Виталик смотрел смущённо, то на подругу сексуальных баталий, то на резиновый щит, и думал, пронесёт ли в этот раз. Иногда проносило. Да так, что не мог без слёз в глазах помочиться в унитаз. В эти радостно-мучительные моменты ему приходило на ум одно сравнение: пуговица от старого пальто поперёк уретры.
   И всё же, и всё же, и всё же…
   Не всегда попытки получить непритязательную радость от общения с прекрасной сильфидой оканчивались печально. Большей частью быстрый перепих в коридоре, на лестнице, в ванной, в туалете, на балконе, на кухне во время варки кофе. Пикантность добавлял факт, что в любой момент мог кто-то войти и стать случайным свидетелем неожиданной радости. С добрым пожеланием хорошо кончить. Вот только не всегда после этих слов пенис сохранял стальную упругость, а вагина влажно-пропускную способность.
   Нельзя сказать, Виталик рос развязным юношей. Он не культивировал способность к распущенности и разврату, но и не был ханжой. Он предпочитал в определённые часы жизни некоторые вещи пускать на самотёк; так отпускают от берега лодку и она, послушная течению реки, может невдалеке пристать к берегу, уткнувшись носом-кормой в камыши, или уплыть далеко, где Макар карпов из реки не удил.
   Любил Виталик новогодние торжества по причине, которую можно изобразить несколькими фразами-мазками.
   Например, дежурства оплачиваются вдвойне, но не все сотрудники горят ярким золотым пламенем клюнуть на эту приманку, предпочитают двойному тарифу оплаты полноценное праздничное гулянье с песнями-хороводами в отличнейшем алкогольном кураже.
   Виталик клевал, в молодости деньги нужны так же, как и в другом возрасте, а ещё и потому, что в праздничные дни посещаемость предприятия нулевая, и можно смело дрыхнуть на рабочем посту сторожа сутки напролёт под похмельное бормотание телевизора, не боясь быть застигнутым врасплох начальством, вздумавшем проверить боевую готовность подчинённых.
   Можно было также привести девочек. Показать им интересные пыльные, заброшенные, заросшие паутиной места в здании, где по слухам не только ночью, даже днём бродит привидение сторожа, умершего на рабочем посту и по этой причине его душа не может оставить пост или передоверить его кому-нибудь другому.
   На байку девочки клевали. И кричали-стонали-охали, когда Виталик изображал о натюрель образ привидения, одновременно овладевая своим отнюдь не призрачным фаллосом внутренним пространством миловидной кокетки.  
   В это дежурство смена Виталика совпала со сменой дяди Жоры, бывшего мента, любителя бухнуть, не отходя от рабочего места, и смолить душистый самосад из самокрутки, свёрнутой из свежей газеты, при этом сбрасывая пепел на пол.
   Дядя Жора пару лет тому назад потерял супругу, обычное воспаление лёгких оказалось фатальным, медицина и врачи со всеми супермодными наворотами и современными лечебными спецэффектами перед заболеванием оказались бессильны. По разговорам сотрудников, дядя Жора поклялся отомстить всей бригаде медиков, опекавшей его жену; но как бывший слуга закона, понимал, что убей он всех врачей и медсестёр, жену назад не вернёшь. По истечении траура, дядя Жора не внял голосу разума, исходившего от родных и соседей снова жениться. Не готов он был рисковать состоянием, накопленным за годы работы в виде подношений и взяток, а также прямого наглого грабежа, доил он успешно и бандитов, чтобы те могли спокойно работать на вверенной ему территории, и коммерсов, крышуя их от бандосов им же опекаемых.
   Пораскинув мозгами, он решил поступить согласно поручику Ржевскому, тот на вопрос, мол, правда ли тот был  в молодости членом суда, ответил простецки, что поделать, в молодости всякое бывало: членом туда, членом сюда. Молодость дяди Жоры прошла, желание помахать членом туда-сюда возникло. И крепло оно день ото дня.  
   Вот и сейчас, заступив на дежурство, дядя Жора поинтересовался, имеет ли Виталик виды на вечер, если нет, то он предлагает праздничную программу из одного пункта: выпить с прекрасными дамами предбальзаковского возраста и засадить им по самые помидоры во все доступные для наслаждения места. Не задумываясь, Виталик ответил отказом. Затем подумав, согласился.
   Развлекаться как-то надо в долгое дежурство.
   Уставшие от мелких шалостей дамы, страдая похмельем и гремя осколками разбитых сердец в груди, ушли с первыми воробьями, всю ночь они пялились на бесплатное порно, за которое в другие времена можно было заплатить перьями из хвоста.