Настоящая история человечества (продолжение).
После того, как войска под предводительством Александра Македонского отправились вслед за отступающими войсками Ксеркса на восток, троянцы отправились в плавание. Плавание продолжалось около полугода. Поскольку в те времена население побережья Средиземного моря было немногочисленным, удобных мест где троянцы смогли бы основать своё поселение было во множестве.
После посещения многочисленных бухт и островов троянцы выбрали место на восточном побережье Тирренского моря. Поскольку во время плавания море им порядком надоело, они основали своё поселение не на морском побережье, а в двадцати пяти милях от него, на берегу реки получившей название Тибр.
Эней оказался дисциплинированным и ответственным дикарём и как было договорено, вышел на связь со штабом Александра Македонского. Их местоположение было запеленговано и почти сразу же из Эдемии к ним отправилась научная экспедиция с гуманитарной помощью.
По прибытии оказалось, что рядом с троянцами располагался лагерь туристов–экстремалов из Эдемии – этрусков. Поскольку этруски не были учёными и никому не подчинялись, а жили в своём лагере так, как им нравилось учёные уговорили их поменять месторасположение лагеря на другое.
Этруски упорствовать не стали, тем более что уже давно хотели это сделать. Местные дикие племена им порядком надоели как с воровством, так и с гладиаторскими боями.
Дикарям так понравились гладиаторские бои, которые устраивали этруски-экстремалы с дикарями совершившими какое-либо хищение, что для того чтобы их наблюдать они специально шли на преступления и специально попадались этрускам. Разумеется всё это проделывали или отчаянные авантюристы, или те кто решил сделать гладиаторские бои своей профессией. Дело в том, что вне зависимости от исхода боя туземцу–гладиатору выплачивалась солидная денежная компенсация за причинённый моральный ущерб, вот этим некоторые из туземцев и пользовались.
Несмотря на то, что все эдемийские учёные приехавшие на помощь к троянцам были людьми высокообразованными, в состав экспедиции были специально включены педагог и детский психолог. Это было сделано лишь потому, что эдемицы не могли позволить стать двум, хоть и полуэдемийцам, дикими и необразованными.
Тем временем поселение было основано и учёные начали изучать живущие по соседству дикие племена с тем, чтобы впоследствии объединить их в единое государство которое возглавят полуэдемийцы – Рем и Ромул.
Туземцы в свою очередь проявили к эдемийским учёным большой интерес. Дело в том, что после того как этруски покинули свой лагерь и отбыли в неизвестном для туземцев направлении, туземцы лишились, по их мнению, самого захватывающего зрелища, а некоторые из них источника дохода.
Поэтому туземцы сразу же принялись за старое. Но на этот раз у них ничего не получилось. Виновные в воровстве были казнены. Это было сделано не в силу жестокости, чуждой эдемийцам, а для того чтобы не дестабилизировать обстановку и действия, направленные на создание нового государства.
Впрочем, туземцам было обещано, что в недалёком будущем гладиаторские бои будут возобновлены и каждый из них сможет стать гладиатором. Но бои будут происходить совсем по другим правилам, которые сейчас разрабатываются на более высоком, профессиональном уровне. Поэтому пока идёт формирование нового облика состязаний желающие должны усиленно тренироваться и тем самым готовиться к предстоящим боям.
Эта новость была с восторгом принята туземцами. В очень короткое время была создана хоть и дикая, но вполне боеспособная армия, которую отличало единодушное желание воевать и тем самым повышать своё воинское мастерство, чтобы позже зарабатывать деньги на гладиаторских боях. Все туземцы хотели стать гладиаторами.
***
А вот женщины восприняли внутренний интерьер дома каждая по своему, хотя общая точка зрения у них всё–таки присутствовала, причём, присутствовала без предварительного сговора.
Антонина:
«Красиво. Ну да, конечно, зачем я ему такая? Вот закончится выставка и уедет он в такой вот свой красивый дом и забудет про меня. А у меня что? Квартирка двухкомнатная, по сравнению с этим и смотреть–то не на что. – на самом деле у Антонины была, даже по сегодняшним временам, очень хорошая квартира».
Квартира у неё была отдельная и в старом доме, который ещё в начале века построили. Тогда ещё не знали и не догадывались о том, что маленькие комнаты лучше чем большие и что тонкие стены гораздо лучше, чем толстые, потому что если стены толстые, то ничего не слышно что соседи делают, а если тонкие, то слышно и даже очень хорошо.
Пока осматривали дом и то что в нём находится и Антонина, и Валентина, разумеется, обратили внимание и на большой холодильник, и на стиральную машинку, и на пылесос. Была ещё какая–то ерунда, совершенно непонятно для чего сделанная, но для чего, спрашивать не стали.
«Конечно, стиральные машинки всякие… – такое впечатление, что Антонине нравилось терзать и принижать себя. – Нету у меня пылесоса этого, зато веник есть! И машинка эта стиральная, что ж я мужика руками не обстираю что ли?! Да и что это за баба, если так и смотрит где бы ей сленничать! А для постели, что, вместо бабы тоже какую–нибудь машину придумали, только не показывают, стесняются?! – ну это уж Антонина начала откровенно злиться, хотя, её можно понять».
Валентина смотрела на все это по–другому:
«Красиво конечно, но всё какое–то ненастоящее. Ни тебе салфеточек, вон, телевизор стоит ничем не прикрытый, только пылится. Кухня не отдельно, а прямо в комнате. У них что, место так экономят что ли?»
Валентине было проще. Её Фёдор был рядом, вон он, диван на мягкость проверяет, ну как дитя ей Богу! Попробовал бы он куда уехать, я б, в смысле Валентина, не я конечно, ему бы так уехала!
Но было и то, что присуще любой женщине, да и не только женщине. И Антонина, и Валентина не сговариваясь и не обмениваясь на этот счёт мнениями сразу же стали примерять находящуюся в эдемийском доме мебель к своим квартирам.
В этом они не были первопроходцами. Не знаю, читали они Ильфа и Петрова или нет, но тем не менее шли след в след за Лизой, женой Коли.
Если кто не помнит, в романе «Двенадцать стульев» была такая. К ней ещё Киса Воробьянинов приставал, потому стулья и промухал, и по морде от товарища Бендера за это получил. Так что не зарься на чужое, вернее чужую, свою надо иметь, не то тебе же хуже будет.
Она, в смысле Лиза, тоже примеряла мебель, только музейную, к своей комнатушке–пеналу. Но что Антонина, что Валентина, жили не в общаге имени монаха, а в отдельных квартирах, так что жилой площади у них для сравнения и виртуального примеривания мебели было гораздо больше, чем у книжной Лизы.
***
Почему так происходит? Отвечу. Наверное это происходит потому, что женщина, все так говорят – хранительница домашнего очага. Но хранить газовую или электрическую плиты для женщины слишком мелко, масштаб не тот. Женщина, она скорее воплощение своего дома, а дом воплощение её хозяйки, примерно так. Потому–то женщина и предана дому. Это мужики вечно где–то шляются, ну не сидится им почему–то дома. Чуть что, хвост трубой и попёрся… А куда попёрся – неизвестно, да он и сам поди не знает куда.
Не думаю, что пример будет для кого–то оскорбительным, ну а если будет, можете на меня в суд подать, я за десять минут судьям так мозги «запорошу», что они забудут как себя звать. Ну похвалился, ну и что!? Если мужик перестаёт хвалиться, он старик! А я ещё не старик, я ещё о-го–го!
Кошки, как известно, преданы дому, а не хозяину. И кошка, это единственное домашнее животное, которое пришло к человеку по собственной воле, а не было приручено. Соображаете о чем я?!
Вот только непонятно почему кошек вообще, как мужского, так и женского рода, обобщённо называют кошками? Почему не котами? Обидно конечно, но ничего не поделаешь, видимо мы где–то сильно нагрешили, вот за это и…
А вот Анна Кондратьевна всё больше помалкивала. И не потому что Иван Степанович ей не давал рта раскрыть, попробовал бы! Просто–напросто Анна Кондратьевна предпочитала смотреть и слушать что говорят другие, а своё оставлять при себе. О чём думала эта умудрённая годами женщина неизвестно. И не потому неизвестно, что мол, годы уже не те. Годы, они всегда те, а потому что так лучше. Пусть, вон, отец в законе митингует, его хлебом не корми, дай языком почесать, балабол.
***
Может показаться, что за всеми этими заморским чудесами взрослые совсем забыли о детях. Эх, если бы так! Дети были бы этому только рады.
В дом ребятня не пошла, осталась на лужайке. Причин тому две. Первая – ребёнком дом воспринимается как ограничитель свободы как передвижения, так и действий. Только приди домой, сразу же заставят руки мыть. А зачем их мыть, спрашивается, если утром уже мыл? Опять же, обедать заставят, а обедать по мнению детей надо не тогда когда положено, а когда захочется. А что?! А ведь они правы! Хорошо что сейчас каникулы, а то и уроки учить заставили бы, а кому такое понравится!?
Поэтому детям идти, даже в заморский, невиданный дом, совсем не хотелось и они в него не пошли, остались на лужайке, перед домом. И ещё, а это немаловажно, неподалёку автомат с кома–сомой был, так что сами понимаете.
А вторая, опять про кома–сому, но не совсем про неё. Оказывается дети так на неё налегали вовсе не потому, что уж ой как она им понравилась. Может кто предложил, а может само собой так получилось, но дети, не сразу конечно, начали соревноваться, кто больше стаканчиков соберёт, тот значит и победил. А автомат, хоть и заморский, всё–таки глупым оказался, потому что ни за что не хотел стаканчики без кома–сомы выдавать. Вот и приходилось её пить, не выливать же.
Фёдор хотел было спросить Гласса из чего такой дом сделан, видно что не из дерева и не из кирпича, да не успел.
Ребятишки на улице то ли заспорили о чём–то, то ли что–то не поделили, в общем, шум–гам подняли. И о чудо, слышно их было так, как будто они тут, в комнате, и мало того, орут в самое ухо.
– Это что же? – сказать что Фёдор удивился, значит ничего не сказать.– Как это, специально, что ли?
Он–то, не иначе как в силу простоты душевной, думал что лучше чем в их доме слышимости не бывает. Совсем недавно, трёх лет ещё не прошло, Фёдор от завода получил новую квартиру. Так вот, слышимость там была, такое впечатление что стен вообще нету. А здесь, оказывается, ещё лучше. Фёдор даже растерялся, потому что не знал, что ему делать, завидовать или радоваться?
От автора: А я знаю что делать, конечно же радоваться! Это я о себе разумеется. А радоваться тому, что живу не в Эдемии, в доме со стенами понарошку. Хоть я, как и Фёдор с семьёй, живу в доме который в те времена был построен, но всё равно, ну и что, что слышно?! Слышно–то слышно, только непонятно что. В смысле, слышен сам разговор как таковой, а о чем говорят непонятно. Так что подробности исключительно по желанию. Есть желание, ухо к стенке и тихонько смещаться туда, где стенка потоньше, а нету, телевизор слушай, он завсегда о чём–нибудь рассказывает.
– Что специально? – не понял Гласс.
– Слышимость такая. – уточнил Фёдор. – Я думал только у нас
