Приход в церковь, не меняет привычек и не угашает страстей. В моей жизни до церкви было много неосознанной агрессии, которая беспрепятственно изливалась на окружающих. Понятно, что в мужском коллективе, такое положение вещей рождало конфликты. Некоторые конфликты перерастали в затяжную вражду.
Несмотря на зарождающуюся церковность, приступы гнева на своих недругов, зачастую доставляли большую душевную муку. Эту боль я приносил на исповедь. На исповеди я, и каялся, и негодовал на обидчиков, но где разрешение от этой проблемы – не знал. Сегодня, будучи человеком церковным, этот рецепт мне хорошо известен, но в 2003 году, на заре моего неофитства, разговор об этом с отцом Димитрием был для меня неким откровением.
- А ты молись за этих людей.
- Батюшка, что значит молись, когда все кипит от ненависти?
- Именно поэтому и надо молиться за них в первую очередь.
- Как молится?
- Ну, как ты молишься за близких? Здоровья им желай, благополучия…
То, что сегодня воспринимается, как известная всем банальность, на тот момент вызвала у меня большое недоумение. Вечером, встав на вечернее правило, я с большим недоумением и скепсисом, совершенно механически, начал произносить перед иконами пожелания благополучия своим обидчикам.
Я совершенно не верил в то, что это странное действо может иметь какой-то смысл и не ждал какого-то результата или изменения в наших отношениях с обидчиками. Не скажу, что я как то планировал, но, уж совершенно точно, сказал бы при следующей встрече отцу Димитрию, что совет я его выполнил, и ничего не изменилось.
Но изменилось очень многое. А учитывая приобретенный опыт, того что произошло, изменилось, вообще все. В ответ на сухие слова, абсолютно не верящего во все происходящее человека, Кто-то невидимый, взял из самых глубин души и сердца ненависть и выбросил ее вон!
Это было в высшей степени странно, так как ненависть воспринималась, как нечто не просто – мое, но как часть меня. Она, эта ненависть, была узаконена, аргументирована и воспринималась, как неотъемлемое целое моего мировосприятия. Сказать, что это было поразительно, значит не сказать ничего. Прошу прощения за пафос – это воспринималось, как чудо. Да, вообщем то чудом и являлось.
Легкость освобожденного от злобы сердца, давала удивительное чувство покоя. В течении нескольких дней я нашел возможность поговорить со своими недругами. Мне было не важно, что они скажут в ответ. Я желал не просто попросить прощения – мне хотелось поделиться этой легкостью с ними. И это произошло - мы искренне примирились и сегодня с теплотой приветствуем друга при встрече.
Этот опыт молитвы многое скорректировал в моей зарождающейся церковности. Я благодарен отцу Димитрию за то, что в понимании молитвы он всегда делал акцент на реальности всего происходящего. Не чтение текстов, а разговор с Богом. Разговор, в котором у тебя есть конкретные вопросы и, если угодно, есть своя корысть. Вместе с тем, про сухую, автоматическую молитву, батюшка никогда не говорил, как про бесплодную. Напротив, понуждение себя к чтению правила, он называл важным делом.
Помню, я делился с ним мыслями о чтении правила и рассказывал о том, что считал прекрасным, а что ужасным во время вечерней молитвы. Это касалось случая, очень сладостной молитвы, когда в чтении разных текстов я провел более трех часов не в силах оторваться. И, напротив, в другой раз, через силу прочитывал обязательные молитвы. Резюме, батюшки было для меня крайне неожиданным и удивительным.
- Вот когда ты через силу читал - это и была твоя настоящая молитва.
- Но как же так? Совсем нет. Молитва была там, где я часами с наслаждением читал псалмы и акафисты.
- Там где была сладость – там молился не ты. Там Бог, Духом Святым давал тебе почувствовать сладость пребывания с ним. А вот, когда ты без желания и без чувств, вставал, ища богообщения – это и есть твое молитвенное делание.
Кроме молитвенного правила, батюшка немало говорил и молитве Иисусовой. Как мне известно, его благословение, ко многим духовным чадом заключалось в чтении этой молитвы 400 раз в день.
Сегодня, вспоминая батюшку, в памяти особенно часто возникает образ, как он стоит у аналоя на исповеди. Его правая рука в кармане перебирает маленькие бусинки четок, а в глазах теплота и приятие всех, кого Господь привел в наш храм.
