это когда попросил мозги с мыслями, мол, ребятушки, мне надобно то–то и то–то, посмотрите пожалуйста, может что более–менее подходящее у вас имеется? И всё, и оставь ты их в покое, не тереби каждую минуту. Они, мысли с мозгами, сами разберутся, что к чему и то, что тебе потребно найдут и предоставят. Почему я так в этом уверен? Да потому, что это проверено многократно и ещё потому, что у мыслей с мозгами какой–либо другой работы, кроме как отыскивать то, что тебе надобно не существует. Да и делать они больше ничего не умеют, ну разве что дурью маяться.
***
Князь–батюшка прекрасно знал о последнем, расписанном способе, по придумыванию чего–либо. Правда он и о тех, других трёх способах тоже знал, но если и пользовался ими, то очень и очень редко. Поэтому:
– Фролка, бес окаянный! Ты где?! Вечно тебя не дозовёшься!
– Вот он я, князь–батюшка. Весь тут как тут, как обычно. – это Фролка, услышал, вошёл и уж в который раз князю нахамил.
– Скажи там, чтобы седлали, да запрягали. Поедем город относительно порядка осматривать.
– А запрягать–то что, князь батюшка? В карете, что ли ехать изволишь?
– Тебя дурака запрягать, чтобы больше вопросов глупых таких не задавал. Это я так, к слову пришлось. Ну и дурень же ты Фролка, ох, какой же ты дурень! Ладно, иди распорядись.
– Мне, князь–батюшка, дурнем быть не полагается, потому как при особе твоей состою, а ей, особе твоей, дураки не надобны. Всё, всё, уже бегу!
– Ишь ты, шельма, выкрутился! Беги, беги, распорядись. Как оседлают, сразу же и выезжаем…
***
Стольный град князя–батюшки располагался на высоком берегу большой полноводной реки, которая несла свои воды и всё что на тех водах оказывалась к Самому Синему морю. С высокого правого берега, стольному граду принадлежащего, открывался прекрасный вида на левый, низкий берег. На его бескрайние поля и луга, на которых в бесчисленных количествах паслись и нагуливали бока всякие разные: лошади, быки, коровы, овцы с баранами и прочая живность, утвердившая за собой звание скотины.
Это было одним из самых главных богатств князя–батюшки. Ещё очень большим и щедрым богатством у князя–батюшки был лес, который начинался почти сразу за стольным градом и убегал своими деревами и кустарниками вдаль и неизвестно куда, никто не знал, где этот лес заканчивался. Про щедрость, которой лес народ, живущий в нем и рядом с ним одаривал, думаю, даже говорить глупо, настолько это очевидно.
И третьим, а может быть на самом деле самым первым богатством князя–батюшки, была река, та самая, которая несла свои воды к Самому Синему морю. Не считая бесчисленного количества воды, которая была очень даже необходима для поливки многочисленных огородов горожан, содержала она в своих водных глубинах неподдающееся пересчёту, ну просто агромадное количество рыбы, причём не какой–то там одной, например, типа плотвы, а всякой разной.
Рыбка, оно конечно очень хорошо и в любом виде для настроения, и организма пользительно, но и не это в реке было самым главным. По мнению князя–батюшки, а чьё–либо другое мнение ему в основном без надобности, самым главным и полезным в реке было то, что по ней можно было плавать. Нет, имеется ввиду не то, когда ребятня, да и взрослые мужики с бабами, сняв с себя портки с рубахами и оставшись в чем мать родила, как те, которых придурками называют, плещутся и визжат в своё удовольствие. Это конечно хорошо, но польза тут исключительно для настроения и организма, но никак не для княжества и его благосостояния. Гораздо полезнее в реке то, что по ней может плавать, а значит приплыть в стольный град, лодка какая–нибудь и даже корабль, способный Самое Синее море преодолеть. Вот здесь самая главная польза от реки для княжества и происходит. Не догадались? А что тут догадываться?!
Все эти плавательные средства, слова эти мудрёные, князю–батюшке Иван Премудрый рассказал и объяснил, что в университории их выучил. Слова эти, уж неизвестно почему, князю–батюшке понравились, вот он их и запомнил. Так вот, все эти плавательные средства не то что могли, а были просто обязаны привести в своих чревах какой–либо товар. Или же, точно также в своих чревах, увезти куда–то, не важно куда товар, в стольном граде купленный. Дальше объяснять, или теперь уже всё стало понятно?
***
Князь–батюшка издал указ с тем, чтобы в стольном граде и в других городах и городках, а также селах и деревнях, навели порядок, повыбрасывали весь, за многие годы скопившийся мусор вместе с грязью. Сразу же, в особом указе прописали, что мусор этот надлежит сваливать в глубокие ямы, которые должны быть выкопаны на значительном расстоянии, как от стольного града, так и от других населённых пунктов, и эти слова князю–батюшке, Иван подсказал, ничего не поделаешь – Премудрый.
Но и это ещё не всё. Этим же указом князь–батюшка приказала весь этот мусор и грязюку мерзкую сверху известью, из мела получаемую, пересыпать, а потом уж всё это землёй закапывать. Умно? А как же! Вот это самое князь–батюшка сам придумал, ни у кого совета не спрашивал. А вы говорите…
Но более всего, и это было в тех, двух указах прописано, строго настрого было запрещено что–либо сваливать в реку. Оно ведь как народ мог подумать и наверняка подумал подлец, мол, а зачем куда–то везти, да ещё яму выкапывать? Самое лучшее и простое – свалить всё в реку, а она, матушка, ей всё едино, что своими водами нести: лодку, корабль величавый или же то, что в силу своего бескультурья и лени беспросветной человек после себя оставляет и около забора складывает.
За такие дела князь–батюшка повелел, и это было объявлено всем, специально народ на площадь сгоняли, виновному, пойманному за руку, полагалась казнь лютая, в виде лишения всего достатка и имущества с последующим исключением из числа подданных князя батюшки и изгнанием в голом и босом виде на все четыре стороны. Кто–то наверняка скажет, жестоко, мол. Какая же тут жестокость?! Никакой жестокости нет! Пусть тот, кто такое допустил спасибо скажет, что в живых оставили, бошку не отсекли.
***
Погода только способствовала княжескому выезду и хорошему настроению, а потому что лето на дворе. Ведь всем известно, даже пням стоеросовым, что из растительного мира, что из мира человеческого – летняя погода и лето вообще, очень даже способствуют хорошему настроению и самочувствию. Светит солнышко, ветерок ласковый тебя обдувает и кажется, что и нет вовсе никаких болезней и печалей с горестями, одна только радость вокруг присутствует. Вообще–то она, радость, в большей степени для простого народа присутствовать предназначена, потому что дела и заботы у него мелкие, как и он сам, а о больших делах он, народ, даже не помышляет.
Другое дело, князь–батюшка, ему, по самую макушку погруженному в дела и заботы государственные, обращать внимание на ласки погоды времени особого нету. Да и отвлечь это может от дел важных, потому что государственных. Стоит хоть чуть–чуть разомлеть лицо ветерку ласковому предоставить и на солнышко зажмуриться, как опомниться не успеешь, ты или уже без штанов в речке плещешься, или же девку на сеновал тащишь. Допускать этого никак нельзя, во всяком случае нежелательно, потому как может случиться ситуация, с Русланом и его княжеством случившаяся.
Вот князь–батюшка на все прелестные прелести погоды ласковой и не отвлекался, потому что заставил свою голову думать о делах важных, государственных и межгосударственных. Хотя, чего греха таить, срамными и лукавыми мыслями предпринимались неоднократные попытки проникнуть в княжескую голову и безраздельно ей завладеть, выгнав на все четыре стороны всякую ерунду, насчёт того же Ивана, например.
С Иваном надо было что–то решать и делать, потому что оставлять этот так, как оно сейчас происходит, до невозможности нельзя. Если оставить всё как есть, то кваску не успеешь испить, как найдутся желающие повторить Ивановы действия. Вернее будет сказать, они, желающие эти, уже есть. Неизвестно много ли их, скорее всего не очень, иначе, как те тараканы на кухне, вокруг так и шныряли бы. Скорее всего немного их и сидят они по углам темным да поганым и мысли свои насчёт захвата царств–государств в свои руки по головке поглаживают.
Не подумайте, что мысли эти происходили в голове князя–батюшки где–то, неизвестно где, вне конкретно определённого времени и вне не менее конкретной местности. Князь–батюшка верхом выехал со двора княжеского и не спеша поехал по городу. Говорилось уже, наведение порядка в городе в плане его освобождения от всевозможного мусора с грязюкой – дело важное и ответственное, которое нельзя целиком и полностью поручать даже самому преданному и расторопному человеку, на княжеской службе состоящему. Да и много ли их таких преданных и расторопных одновременно у князя–батюшки состоит? Князь начал вспоминать, перебирать тех, кого знал лично. Перебирал, перебирал и доперебирался до того, что выругался и сплюнул.
Выходило, что кроме Ивана Премудрого слуг таких у него и не было. Да и тот подлецом и проходимцем оказался. Правда князь–батюшка и раньше знал о таких талантах и способностях Ивана, но они его вполне устраивали, потому как не были направлены супротив самого князя–батюшки. А теперь, стало быть, получалось так, что направлены. Направил, получается, Иван свои таланты супротив князя–батюшки, хоть и не напрямую.
Можно конечно было, размышлял князь–батюшка, посадить дружину в ладьи и по реке полноводной приводить Ивана в чувство отправить. Оно очень даже удобно получалось. Река та, самая широкая и полноводная, которая рядом со стольным градом протекала, несла свои воды как раз в Самое Синее море, а княжество Русланово на берегу того самого моря располагалось. Так что попасть туда дружине княжеской было проще простого.
Один путь был: это спуститься по реке до моря, а там, морем совсем чуть–чуть плыть, добраться до порта, благодаря которому Русланово княжество неплохой достаток имело. А от порта до стольного града Русланова пути, всего совсем немного: не в днях, а в часах тот путь измеряется. Точно так же можно было пристать где–нибудь не доплывая до Самого Синего моря, выгрузиться и, конным да пешим порядком до того стольного града добраться. Пути выходило несколько больше – дня три, но это мелочи.
Князь–батюшка аж обрадовался, но не погоде летней и ласковой, а мысли в его княжескую голову пришедшей. Сам того не подозревая, он сначала разработал и составил гениальную военную операцию, а потом уже понял, что он придумал и составил. Улыбаясь, настроение хоть и было хорошим, стало ещё лучше, князь представил, как его дружина окружает стольный град, где этот проходимец окопался, с двух сторон, и берет в осаду. Интересно, куда в таком случае будет деваться Иван, и какие свои премудрости на этот счёт придумает?
Сделать это было можно, и сделать даже очень легко, но делать было нельзя, потому что в одиночку. Нет, сил воинских у князя–батюшки хватает и даже с лихвой, здесь другая штука вырисовывается, которая политикой называется: и этому слову Иван князя–батюшку научил.
Политика эта, очень она уж мерзопакостная штука оказывается. Для того, чтобы её соблюсти целиком и полностью и со всеми её
