Работа спорится всегда лучше с утра, по холодку – что косить, что в огороде копать, что с дровами возиться. Выкурил я натощак папироску и начал пластать чурки, выбирая для разгона сначала ровненькие, толщина не имела значения. Втянулся быстро.
«Сколько успею до жары, столько и сделаю. Остальное – потом, чтобы не сорвать спину». – подумал я.
Планы нарушил мой одноклассник и лучший друг Колька Григорьев, возникший в створе ворот с удочкой и бидончиком в руках. Сияющая физиономия у него сразу померкла, когда он увидел меня за работой.
«Кильдым», (его прозвище) понял, что влип. Уйти и не помочь другу было бы западло. И я его понял, да и наломался уже, почти половину машины переколол.
– На сегодня хорош, устал я. Но и рыбачить уже поздно, в жару рыба плохо клюёт. Сейчас перекусим, сходим на речку, просто искупаемся и позагораем.– попытался я его успокоить.
– Я сытёхонек, – заявил Колька.
Ну а я не стал тогда рассусоливать, достал из погреба трехлитровку молока домашнего, (покупали у соседей по рублю за банку), взболтал, потому как сверху одни сливки, налил в кружку и с ломтем хлеба быстренько умял.
Речка нас уже ждала-поджидала. Полевая улица вела через деревянный настил, который шёл на Гореловский и в совхоз.
Мы прошли мимо колодца, а там – хоть налево, хоть направо – до плотины десять минут. Двинули влево, до «бесштангауэра» – это местное название заводи на Патрушихе, скрытой от глаз кустами ивы и черёмухи. В ней действительно парни купались без штанов, и девчонки при нас туда не ходили.
Всем нравилось песчаное дно, только, когда вылезали из воды, донимали комары, даже в жару, ведь болото находилось совсем рядом. Про эту заводь рассказывали местные поговорку: «Нам не страшен Аденауэр – у нас свой есть Бесштангауэр».
Рыбачить в жару было бы глупо при столпотворении купальщиков. Колька впервые собрался на рыбалку, рыбацких законов не знал,(его родители не отпускали одного) здесь он убедился, что я был прав насчет клёва.
– Давай накупаемся вволю и пойдём к вам, доколем дрова, выспимся на сеновале и завтра ранёхонько прибежим сюда с удочками.– предложил Колька.
Мы договорились с его родителями, чтобы они его не потеряли. Да и что нас терять, большие уже.
Пришли домой, и я сообщил маме о наших планах по дровам и о рыбалке на следующий день. Она не возражала.
– Заканчивайте с дровами и... катитесь на все четыре стороны. Только садитесь за стол, надо малость перекусить.. Голодные, поди, с самого утра.
Кололи дружно, устали сильно, но вдвоём до вечера управились. Мамка сварила грибницу и поросенку наварила, выставила на стол поллитра наливки домашней из крыжовника.
– Выпейте по стопочке с устатку, да не забудьте закусить. Пётр бутылку водки взял за работу, а от наливки отказался. Вот и осталась. И не вздумайте курить на сеновале. А я пойду к Наде Кнутаревой вечерять, да там и заночую. Давно подруга звала.– дала наказ мать.
Незаметно сгустились сумерки. Разносолов на столе не было, кроме огурчиков, помидорчиков и петрушки с укропом, зато стояли две кастрюли с грибницей, ну и, конечно, хлеб со сметаной.
Свет не зажигали, сидели и балагурили, выпив по стопочке, как разрешила мать.
Умяли половину кастрюли вкуснейшей грибницы, покурили напоследок и, сытые и довольные всем и собой, полезли на сеновал спать.
Рано утром, чуть свет, нас ждала Патрушиха, чтобы поделится окуньками, пескарями, щурятами.
– Вы что это Борьку без обеда оставили? – остановил утром вопрос матери.
– Как?
– Осталось всего половина кастрюли. Его варево схлебали, а своё не тронули. Мы переглянулись и... заржали, как соседские жеребцы.
– Грибницу свою съедим, когда вернёмся с рыбой с реки. А Борька пусть простит, мы ему наберём ещё целую корзину грибов. – со смехом пообещали мы.
***
... Стояло жаркое лето. Чтобы развязать руки и быть свободным от домашних работ и забот, я решил побыстрее окучить картошку. Куда интереснее на речке булькаться, чем тюкать тяпкой в огороде. Пацан сказал – пацан сделал. Работу завершил досрочно и без потерь – ничего лишнего не посрубал, сандалии тяпкой не повредил. Помахал мамке рукой, увидев её в кухонном окне, и развёл руками – мол всё.
Ну не совсем всё, мамка обещала дать денег на карманные расходы. Конкретно, сколько даст, не проговаривалось, но мне почему-то мерещилась круглая сумма, ну... хотя бы... рубль.
Тяпку на плечо, банку с остатками морса в руку и... поспешил за расчетом в дом, по пути заглянув в почтовый ящик на больших воротах. Между газетой «Уральский рабочий» и журналом «Уральский следопыт» за июнь месяц, увидел письмо от маминой подруги детства, Варовиной Анны из Горного Щита, которую я очень уважал. Тётка была «свой парень», она работала буфетчицей в Чайной посёлка и пользовалась непререкаемым авторитетом у местных забулдыг и у порядочных граждан. В простонародье Горный щит называли – «пьяная деревня».
Пристроив тяпку в сарае, вместе с другими инструментами, быстрехонько побежал домой, предвкушая, что за хорошую весть-письмо, последует щедрый расчет. Мамка письмецу обрадовалась, а на мой выразительный жест пальцами, «мани-мани», показала глазами на кошелёк, который от меня никогда не прятала.
– Сынок, забирай всё, только сходи в магазин и купи пару булок хлеба, да бутылку беленькой.– сказала, а сама погрузилась в чтение письма.
Произведя нехитрые подсчёты наличности, я убедился, что «на всё» купить в магазине денег хватит, а на сдачу мне оставался... именно... один рубль, как и предполагал. Маманя просчитала всё до копейки, а я торговаться не любил, да и не умел. Почесав затылок, вздохнул и, не переодеваясь, потопал в магазин у лесопилки. Хлеб туда привозили, на мой взгляд, более вкусный, а водка была везде одинаковой – «Московская», за два рубля восемьдесят семь копеек. Отдал заранее приготовленные деньги продавцу, тёте Дусе Скрипкиной.
– Дайте, пожалуйста, две булки хлеба, бутылку водки и пачку папирос.
– Папиросы-то кому? – спросила тётя Дуся.
– Мамке. – ответил я.
– А водку кому?
И тут я схулиганил.
– «Москвич» – мне.
Вместе засмеялись.
Уложив товар в тряпичную сумку и откланявшись продавцу, направился домой. Когда подошел к своим воротам, услышал из открытого окна оживлённый разговор. Похоже, один голос принадлежал горнощитской гостье, той самой Анне Варовиной. Войдя в комнату, я с удовольствием поздоровался, получив в ответ лучезарную улыбку высокой гостьи и пулемётную очередь её приветствий ко мне, состоящую из сотни слов и восклицаний. Их суть была – «Привет дорогушка моя!»
Анна знала меня с пелёнок и утверждала, что даже водилась со мной. Тётка приехала одновременно с письмом, в котором предупреждала: «Тая, буду у вас десятого июня, жди. Анна».
Тётка надавала мне кучу гостинцев.
– Иди, Серёжик, нечего бабские секреты подслушивать...– сказала и бесцеремонно выпроводила из комнаты.
Да, блин, какие секреты то? Посидят-поговорят, выпьют-закусят, попоют в два голоса, ещё выпьют-закусят, ещё попоют, да и поревут в два голоса. Стемнеет, мама уложит подругу спать, уберёт со стола посуду и заляжет на мою кровать.
Я-то всё лето до холодов квартировал на сеновале, туда и гостинцы тёткины понёс – кулёк арахису в шоколаде, (тётка знала, что я обожаю арахис) а в шоколаде... ммм!
Несколько картофельных шанежек и... блок сигарет «Джебэл». Мне этого на всё лето хватит, ну... разве что... угощу кого ещё. Уложил все припасы в тумбочку, сделанную отцом. Съел две вкусные шаньги с картошкой всухомятку, взял одну «беломорину» и пошел покурил, стряхивая пепел в баночку с водой, туда же отправил и окурок. Подтянулся на руках в лаз сеновала, устроился на немудрёную постель и уснул. Не заметил, глаза-то хоть успел закрыть...
Хорошо выспавшись среди сухого сена, ещё с прошлого лета хранившегося под крышей сеновала, легко спрыгнул через свой персональный лаз под навесом сарая и умылся из старого чайника, висевшего на шнурке. На сеновал можно было попасть и «официально», по приставной лесенке, но приставлять и убирать её каждый день мне казалось нудным занятием. В прекрасном настроении я зашёл в дом.
– Доброе утро, мама и тётя Аня! Как погудели вчера? Мам, я хочу есть.– бодро отрапортовал я.
– Накорми хозяина-то, Таисья! – приказала мамке тётя Аня.
Подруги были свежими на вид, словно и не пили вчера водку. Увидев на столе кувшинчик, догадался, что успели опохмелиться домашней настойкой.
Мамка положила мне в тарелку отварной картошки со сметаной, добавила ещё горячую сосиску из кастрюльки, ну и молока с хлебом.
Молоко мы покупали у соседей, Шустовых, через день по три литра. Семья у них была большая, из шести человек. Корова давала много молока, и излишки бабушка Варвара предлагала соседям – один рубль за трёхлитровку.
Пенсии у стариков, деда Прокопия и бабы Варвары, были всего по двенадцать рублей в месяц. Получалось, что кормилица-корова зарабатывала на три рубля в месяц больше.
Плотно поев, я зашёл в большую комнату, чтобы ещё раз сказать спасибо тетке Анне за гостинец, а потом слинять... куда глаза глядят. И тут подруги меня притормозили.
– Сергей! Анна советует купить у её соседей хорошую, домашнюю козу, да ещё суягную*. Соседи уезжают жить в город и всё распродают недорого. – сказала мать.
Я соображал, переваривая информацию. Среагировал на слово «домашняя».
– Они у вас там ещё и дикими бывают?
– Да нет, Серёжа, это к тому, что её в стадо не отводили, дома держали, берегли.– сказала Анна.
– Что же так плохо берегли, если коза-таки суягная? С этим надо разобраться... Что за козёл там побывал?– ехидно поинтересовался я.
Все засмеялись.
– В стадо сама водить будешь. Козьим поводырём быть не подписываюсь. – сказал я твёрдо.
Другие вопросы пока меня не одолевали.
– Буду водить в стадо сама. И если ты согласишься, то я тут же поеду смотреть её в Горный Щит. Если мне поглянется, куплю.
– Ну и ладно, покупай. – ответил я.
Не стал я артачиться – у поросёнка появится квартирантка, места хватит. Борька обитал в небольшой конюшенке, а апартаменты для козы будут по соседству.
«Девушки» мои повеселели и стали готовиться к поездке. А я никуда не побежал, хотя собирался на речку. Пошёл в конюшню строить козе закуток и кормушку-ясли под сено. Не с поросёнком же ей жить...
Тётя Аня посулила нам с сеном помочь, вот-вот должен начаться сенокос.
– Лето хорошее, сена будет полно, я скажу кому надо, и на дом привезут.– пообещала она.
Мы с мамкой и не сомневались – Анна скажет, будет сделано. А иначе... в Чайной у неё не появляйся.
«Много ли надо козе? Может и нашего сена ей хватит, что его хранить-то зря...» – подумал я.
Маманя и коза прибыли, когда уже смеркалось. Я так и не решился куда-то уйти, боялся пропустить первое «свидание» с новой жиличкой, да и ей могло быть приятно, что встречает сам хозяин. Положил охапку сена в ясли, которые примастырил к стене внутри конюшни так, чтобы не мешали проходу. Двери широко открыл и, как раз, мамка подвела животинку к новому жилью. Та не выглядела испуганной или усталой, хотя проделала дальний путь в двух автобусах в окружении разных людей – и добрых и не очень. Скакнула через порог и устремилась к кормушке с сеном, попутно безразлично
