Как-то нам привезли и вывалили прямо у ворот полмашины брёвен, три куба, причём это был чисто свежий сосняк.
– Сынок, я дёшево купила и договорилась с Петром Кунгуровым, он завтра их распилит на чурки. Подсохнут... тогда и поколешь их, а складывать в поленницу я помогу. – торопливо ответила мамка, заметив мой удивленный и вопрошающий взгляд.
– Ну... обрадовала маманя! Сосна свежая, смола будет липнуть к инструменту, и руки не отмыть будет. А где поленницу ставить? Дров у нас на три года запас, и во дворе места нет.
– Ладно, Серёженька, управимся и найдём местечко. С огорода к сараю приставим. – успокоила меня.
Хм... В огород проход был и так через узкую калитку, с охапкой дров просто так не пройдёшь. Я и с картошкой в ведрах проходил боком. Спорить не хотелось, всё равно же бестолку. Пусть покажет потом, как мы будем юркать с охапкой дров в руках...
Тут я заметил Петра Кунгурова, явно идущего с бензопилой к нашему дому, а быть ему в помощниках именно сейчас, я не подписывался. Мы собирались с другом, Генкой Ахмедзяновым, сходить за маслятами в соседний лесок. Пустая корзина ждала на полке, где стояли вёдра. Быстро подхватил её, папиросы и спички сунул в карман и... через огород... был таков.
Генка уже ждал на скамейке около своего добротного дома – это был пятистенок, большой домина. И семья у них была крепкая, работящая, и жили в достатке. До леса – рукой подать, стоило только пересечь Предельную улицу.
– Торопиться не будем.– сказал я другу.
Прикинул в уме время, нужное для распилки брёвен с перекурами и матерками Петра, из-за того что некому помочь держать и отбрасывать отпиленные чурки. Выходило часа три. «Вернёмся, когда Пётр закончит пилить» – подумал я. И совесть меня не мучила, что увильнул от работы.
Мамка русским языком сказала: «Петро придёт завтра». И чего? У него, видимо, загорелось.
Генка Ахмедзянов, хороший парень, чуть младше меня, без вредных привычек и не ябеда.
Зайдя метров на пятьдесят в лесок, стали мы посматривать по сторонам. Одиночные-то грибки росли прямо у дороги – на них не зарились. Шли, изредка перебрасываясь словами, и вот стали попадаться семейки маслят. Не спеша наполняли корзины грибами, и где-то через час уже устроились на привал.
Я закурил «беломорину», а друг, лёжа высматривал ягоды земляники и отправлял в рот. Ёмкость под ягоды мы не брали, заявки на них не было.
Моя корзина наполовину уже заполнилась маслятами, у Генки, чуть меньше. Секрет был в том, что мне матушка наказала брать все грибы подряд, кроме трухлявых переростков. Мол... она потом разберёт, червивые сварит поросёнку, а чистые пойдут на еду. А он брал только хорошие, крепкие и без червяков. У Ахмедзяновых поросят не было – татары свинину не едят, зато у них на мясо подрастал всегда жеребёнок. Тётя Маша была смолоду красавица, и сейчас оставалась приятной женщиной. Она стряпала татарские беляши с кониной и угощала меня, если попадался на глаза вовремя. Сам не напрашивался. Беляшики были... обалденные! Я уже ел конину и знал, что она полезная и очень вкусная, и кумыс кисленький тоже мне нравился.
Отдохнув, продолжили заполнять корзины. У меня, понятно, она наполнилась раньше, а Генка ещё с полчаса ползал на коленках, дособирывал доверху. Я ждал, курил и прислушивался. Звук бензопилы замолк. Мы направились по домам, благо идти было совсем недалеко.
Распрощавшись с другом, я вручил матери корзину, надел рукавицы и пошёл перетаскивать чурбаны во двор. Не забыл замочить колун и топор в кадке, чтобы не слетали с топорища при работе.
День заканчивался. После ужина я забрался на сеновал, чтобы выспаться – назавтра ждала колка дров. Ясно, что за три дня они не просохнут, а валяться им на проходе... непорядок.
На сеновале приятно пахло сеном, полынью и сухими цветами. Если сеновал пуст, тогда это просто чердак какой-то. Закрыл я глаза и... отключился до утра.
