Полковничий мундир... Часть 4. Игры на свежем воздухе.

      
      «Пора вставать...»-подумал Сашка . Будильник разбудил его в половине шестого утра. За окном была еще зимняя ночь и он лежал в полной темноте уже проснувшись и открыв глаза. До отъезда на аэродром оставалось чуть меньше часа. Сашка всегда ставил будильник с запасом. Офицерскую столовку он игнорировал и питался дома, или в городе. Поэтому утро у Сашки включало в себя не только поглощение завтрака, но и приготовление оного. Больше всего времени занимала варка кофе. Кофе Сашка держал в зернах и прежде чем сварить кофе в турке, его надо было еще смолоть, а мельница у Сашки была ручная. Мельницу и турку Сашка привез с собой из дома. Позавтракав и, с удовольствием, выпив кофе с первой утренней сигаретой, Сашка стал одеваться.
      Регион Прикарпатье, преимущественно, относился к лесостепям и, хотя зимняя температура  редко опускалась ниже пятнадцати градусов мороза, одеваться стоило тепло и тщательно. Высокая влажность, как правило, больше девяноста процентов и сильные ветра, около двадцати-двадцати пяти метров в секунду, делали пребывание на свежем воздухе не очень комфортным. Минус десять градусов ощущались , как тридцатиградусный мороз. Леденящие порывы ветра обжигали открытые участки кожи. Когда человек, после длительного пребывания на улице, приходил в теплое помещение, лицо , отогреваясь, багровело и опухало так, что нос сравнивался со щеками и глаза превращались в узкие щелки. Какое-то время, у человека было одно только красное, опухшее лицо, без носа и глаз. Поэтому, Сашка, уже наученный местной зимой, предпочитал одевать полевую форму в полетные дни. Под китель и галифе, он поддевал теплое нижнее белье, тонкий шерстяной свитерок и высокие носки-гетры в сапоги. Вот когда все  друзья- двухгодичники оценили его максимально длинную, ниже середины икры- почти до щиколоток, пижонскую шинель.
      Выйдя на улицу, Сашка направился к месту сбора , где технический персонал полка уже ждали тентованные Уралы. Всю ночь шел снег и все вокруг было припорошено им, пока еще никем не тронутым. Ровное , иссиня-белое покрывало искрилось в свете луны.
«Вряд ли сегодня полеты отобьют по погоде...» - подумал Сашка , посмотрев на ясное небо, усыпанное звездами...
      … Все техники эскадрильи переодевались, готовясь к долгому полетному дню. В отличие от летного состава, техники были обречены на длительную прогулку — техник не имел права покинуть свой самолет. Даже курилка была расположена в полосе между взлеткой и рулежкой, примерно в пятидесяти метрах от ряда самолетов , стоящих у газоотбойников.
      Полетный день в полку длился от двенадцати до четырнадцати часов. Летный состав львиную долю этого времени проводил в помещении, проводя постановку задач, получая летные задания, отдыхая между вылетами и подводя итоги полетного дня. На улицу летуны показывались только, чтобы дойти до самолета , сесть в кабину, а после вылета вернуться в теплое помещение. В отличие от них, техники все эти долгие часы находились возле самолетов, готовя их к очередному вылету и проверяя работоспособность техники. Поэтому одевались более, чем основательно и утеплялись по максимуму.
      Итак! Как это выглядело со стороны? Техник снимал с себя , приехав на аэродром, только шинель и шапку-ушанку. Дальше он начинал превращать себя в кочан капусты, натягивая поверх повседневного мундира, сначала теплый, толстенный, шерстяной, под горло, водолазный свитер, следом одевался комплект технички-штаны и куртка, с большим количеством накладных карманов, далее шерстяной подшлемник, прикрывавший шею и оставлявший открытым только часть лица. Именно эта часть лица подмораживалась и опухала потом , в теплом помещении. Во всем этом обмундировании, техник погружал себя в толстенный, зимний комбинезон, застегивающийся на плечах и оставлявший снаружи только голову и руки. Последней одевалась толстенная черная куртка с огромным, отложным , меховым воротником, который , если его поднять и  застегнуть, полностью закрывал всю голову. Комбинезон и куртка имели наружный слой из тонкого, но негнущегося и несминаемого брезента. Их было порезать трудно, а порвать, вообще - не возможно. Завершали облик зимнего техника меховые рукавицы, теплый шлемофон и валенки. На валенках надо остановиться особо! Валенки были очень толстыми  и огромного размера. В них впрыгивали не снимая обычной обуви. Как был в ботинках, или сапогах, так в валенки и влезал. Но главное-они были высокими! Голенище валенок было выше колена и ноги,  при ходьбе, гнулись только потому, что голенища были немыслимой ширины. Но вот присесть в валенках было затруднительно, то есть — можно, но амплитуда была ограничена полуприсядом. Дальше голенища валенок упирались в бедра и ноги больше не сгибались. Поднять что-то с земли можно было только наклоняясь вперед, но никак не присев на корточки.
      Почему я так много внимания уделяю экипировке техника? Читатель может спросить — Ну и на хрена нам знать сколько и каких тряпок вы там на себя натягивали? Я так подробно описываю процесс одевания для того, чтобы читатель мог представить себе всю  трудность
отправления естественных потребностей человека в подобном костюме. Чтобы было понятно, сколько усилий нужно было приложить, дабы просто сходить по малой нужде. Поход же по нужде большой был сродни боевому подвигу в мирное время. Просто добраться до собственного тела, стоило стольких усилий, что писать уже и не хотелось. Но приказать собственному организму могут только продвинутые йоги, а среди нас таковых не было. Я не даром обратил внимание на продолжительность полетного дня. Редко какой нормальный человек, за четырнадцать-то часов, не захочет посетить туалетную комнату, или просто отойти за кустик. Оказалось, что даже за кустик отойти — не просто.
      Постепенно, все самолеты заняли свои места на стоянке у рулежки. После выполнения предполетной подготовки самолетов, у техников было около часа-полутора свободного времени, пока летчики готовились к вылету. Потихоньку, заканчивая свою часть работы, техники подтягивались в курилку. Курилка представляла собой шесть лавок, установленных кругом , прямо на поле. То, что это - курилка, говорил врытый в землю, в центре круга лавок, конус от радиоприцела, служивший огромной пепельницей.  Потихоньку лавочки заполнились техниками. Кто-то курил, кто-то разговаривал. Справа от Сашки сидел ветеран , старший лейтенант Потешкин. Ему оставалось пару лет дослужить до демобилизации по выслуге лет. За более, чем двадцатилетнюю военную карьеру, Потешкин однажды был капитаном и дважды дослуживался до старшего лейтенанта и каждый раз он влипал в какую-то историю и наказывался Судом Офицерской Чести и разжалованием. Однажды, еще в начале карьеры, он был разжалован до младшего лейтенанта. В Советской армии не присваивали звания младшего лейтенанта, но разжаловать могли. Сашка не знал , за какие такие подвиги Потешкина наказывали, но опытные офицеры, услышав вопрос о Потешкине, усмехались и говорили, что больно он любит выпивку и женщин. Через ту свою любовь и страдал по молодости. Ходили слухи, что первый раз Потешкин подрался с каким-то майором, будучи пойманным, в нетрезвом состоянии, в собственной майорской спальне с его женой. История получила огласку, а майор и горе-любовник , старлей, попали в санчасть с травмами разной степени тяжести. Вот тогда он и был разжалован до младшего.
      Уже рассвело и Потешкин лениво просматривал какую-то газетенку. Пролистав газету, Потешкин аккуратно сложил ее и засунул в накладной карман комбинезона. Потом он встал, потянулся и выдохнул. Подумав мгновение, старлей двинулся в направлении здания эскадрильи. Идти до расположения, от стоянки самолетов,  было далеко и долго. Потешкин остановился и, в задумчивости, посмотрел на цель своего похода.
      - Сколько времени? - Потешкин обернулся к Сашке.
      - Не успеешь... - Сашка стащил рукавицу и, с трудом отогнув рукава одежек, посмотрел на часы, - Уже половина.
      - М-да... - Потешкин недовольно поморщился, - Могу не успеть...
      Постояв несколько секунд, старлей решился и двинулся в конец стоянки самолетов, в направлении деревянной будки летнего сортира.  Сашка смотрел ему вслед и в голове его резвилась хулиганская мысль. Когда Потешкин немного отдалился, Сашка вскочил и дернул Трыча за рукав.
      - Пошли...
      - Куда?
      - Увидишь. - Сашка махнул в сторону пожарного щита, - Сначала туда! Пошли быстрей.
      Сашка снял со щита совковую лопату и они с Трычом торопливо двинулись в сторону границы аэродрома. Аэродром был, по всей границе, обнесен колючей проволокой. Снаружи, вплотную к столбам, на которые натягивалась проволока, был вырыт ров, глубиной около полутора метров. Вот по этому рву, наполовину засыпанному снегом, Сашка с Трычом подошли с тыла к будке сортира.
        А надо сказать, что будка с дырой в полу была построена в стиле абсолютного минимализма. Дощатые стены и дверь, накрытые такой же дощатой крышей, стояли прямо на земле, вплотную к колючке. Сашка , впервые зайдя в этот архитектурный шедевр, был шокирован внутренним устройством. Отсутствие задней стенки сразило его наповал. То есть задней стенки не было совсем! Глядя сквозь колючую проволоку в степь, Сашка даже не сразу вспомнил, зачем сюда пришел.
        И вот теперь подкравшись к сортиру со стороны рва, Сашка с Трычом наблюдали за героической борьбой Потешкина с собственной одеждой.  Старлей действовал вдумчиво, но в то же время уже остервенело. Он с усилием, пыхтя, как паровоз, уминал спущенный комбинезон у колен, вокруг валенок. Комбинезон  поддавался с трудом. За комбезом последовали несколько порток и, наконец , кальсоны. Вся эта одежда огромным валом окружала голые ноги немного выше колен, чем еще больше, чем голенища валенок, затрудняла приседание Потешкина над дырой в полу  сортира. Наконец, старлей, с грехом пополам, устроился и замер.
      - Держи меня. Быстрее! - прошептал Сашка в ухо Трычу.
      Трыч вмялся в бруствер рва и уперся руками  в Сашку, а тот, наклонившись вперед, просунул между нитями колючки лопату и подставил ее, на весу, под задницу Потешкина...
      … У человека есть странная привычка — он обязательно обернется и посмотрит на результат посещения сортира. Потешкин, видимо, не был исключением из общего правила. Когда он одевшись обернулся, прежде чем уйти, перед его взором , в яме, был кипенно белый снег, выпавший ночью! И ни одного следа  пребывания человека.  Ни намека на его, Потешкина, отправление нужды! Только куски газеты, использованной Потешкиным не по прямому назначению.
      Сидящие во рву Сашка с Трычом слышали , как возится Потешкин, как он недоуменно и раздраженно матерится...
      - Что за херня? Твою мать... - старлей опять начал раздеваться и осматривать все портки, по очереди, тщательно прощупывая их, - Да не мог же я... Твою ж в душу богу мать!!! Да что же это такое?
      Сашка с Трычом, тихо-тихо, стараясь не произвести ни одного звука, двинулись в обратный путь. Лопату спрятали во рву и обойдя стоянку, пошли к курилке. Потешкина еще не было и они успели рассказать обо всем остальным. Выработав стратегию дальнейших