Я всегда с доброй улыбкой вспоминаю ту судьбоносную встречу с местечковой знаменитостью, тетей Соней.
Встреча с ней в корне изменила мою судьбу и превратила, из по жёванного войной спецназовца на возрасте, в молодого, счастливого мужа и отца.
А началось все это так:
– Вы, товарищ участковый инспектор, таки не отворачивайтесь от меня. А примите, как положено по нашему Российскому закону, моё заявление. Я такая же, как и вы, гражданка России и таки имею право на защиту от нашей полиции.
Тьфу, Боже ж ты мой, каким Вас нынче словом нехорошим обозвали! Мне моя мама, царствие ей небесное, рассказывала, что раньше полицаи были самыми таки плохими людьми. Их все боялись и ненавидели, партизаны их вешали на деревьях. А когда вернулась Советская власть, их или расстреливали, или отправляли в лагеря на двадцать лет.
– Тётя Соня при этих словах как бы застеснялась, но из кабинета не уходила. Она, видимо, прочла в моём взгляде глубоко спрятанную грусть и тоску по прошедшему времени, сделала из этого какие-то, только ей понятные, выводы.
То, что меня вместо отправки на пенсию по инвалидности направили сюда: в самый дальний и забытый район нашей области, участковым инспектором, или как тут говорят «околоточным надзирателем», сильно насторожило население, привыкшее жить по понятиям, нежели по законам.
Я сам родом из этих, забытых Богом и руководством, умирающих мест. В ближней деревне чудом сохранился дом моего деда. После того, как мама перебралась на ПМЖ в город к младшей сестре, дом стоял заколоченным и почти никем не навещался. Я о нем вспомнил только тогда, когда меня после ранения и долгого лечения в разных госпиталях, направили сюда работать.
– Ты Яков, не переживай: жильё у тебя там есть. Природа, речка, озёра, болота – всего там в избытке. Машину мы тебе выделим. Будешь кататься по закреплённым за участком деревням и порядок наводить. Самогоночку пробовать, грибками солёными закусывать, или копченым салом дикого вепря заедать.
Там народ хозяйственный. Живут по старинке и закон не нарушают. А если и нарушат чего, так это – самую малость. Они там все на виду…
Полковник мечтательно закатил глаза: видимо, красочно и образно представил тамошнюю жизнь: грибы, сало и самогонку.
Представил так ярко, что сглотнул слюну.
Я в шутку предложил ему поменяться местами, после чего мечтательное выражение сползло с его лица. Завидовать жителям деревни хорошо издалека, сидя в уютном кресле тёплого кабинета.
Вот уже скоро год как я живу здесь. Дедов дом мне местные женщины помогли привести в жилой вид: выскребли из всех углов мусор, обмели паутину, вымыли стены от пыли и копоти. Соседи поделились необходимой мебелью и посудой. Много ли холостяку надо.
- Ну, вот, Яша, дом мы тебе приготовили. Можешь невесту приводить.
Я привычно отшутился, что невеста моя ещё не выросла. Раньше, когда был молодым, с моей службой было не до семьи. А сейчас, вроде как можно жениться, но я привык жить один. Да и кому нужен неоднократно битый и покалеченный, в горячих точках, майор спецназа, не первой свежести?
Участок у меня хотя и большой, но спокойный. Бывает, что хозяйки меж собой поскандалят из-за поклёванной рассады, или из-за какой другой житейской неурядицы. Редко, но случаются пьяные разборки меж мужиками.
Эти конфликты я решаю быстро и мирным путём, получая при этом нагоняи от районного руководства за отсутствие уголовных дел. А где их брать, эти уголовные дела, если в деревнях мужиков почти не осталось, многие на заработках, остальные по лагерям и тюрьмам, а у женщин все дела бытовые.
Но, однажды ко мне в кабинет пришла тётя Соня - местная знаменитость.
Она знала всю округу по именам, кличкам и фамилиям и помнила о всех хороших и плохих событиях, которые когда-либо происходили в этом, Богом забытом, районе.
Тетя Соня, уже битый час сидит напротив меня, Соня, всем известная жительница еврейского местечка, расположенного на территории вверенного мне участка, и она пытается официально подать заявление, чтобы я нашел и достойно наказал её обидчиков.
Увидев, что мое сопротивление сломлено, она, тяжело вздохнув, достала из глубин старого радикюля, невзрачную бумаженку.
Тётя Соня кладёт передо мной желтый тетрадный листок в косую линеечку. Таких тетрадей давно уже не выпускают.
Видно, что листок был много раз сложен в квадратики треугольнички, и не по местам прошлых сгибов.
Вид у листка мятый и потрёпанный. Он чем-то похож на тётю Соню - колоритную представительницу древнего кочующего народа, который ещё в прошлом веке обосновался на территории нашего района. Мой дед, родом из этого народа, соблазнила его моя бабуля, ну и моя мама от нее не отстала, значить и я считаюсь, где-то на четверть причастным к Богоизбранным людям.
Местные жители, острые на язык, за глаза называют эту знаменитость «Соня Руль». Это из-за огромного, своеобразной формы носа, который вольготно расположившегося на приятном лице, обрамленном пегими кудрями.
Текст на листочке написан мелким убористым почерком, но чернила давно выцвели от времени, и смысл написанного плохо укладывается в моей, не единожды контуженой голове:
« Начальнику милиции от Софии Сахаровой (Цукерман)
Заявление
Прошу защитить мои честь и достоинство от посягательств на честное имя и тело от приезжающих на пикники городских хулиганов.
По сути вышесказанного, имею пояснить, что на опушке леса, который выходит к задам нашего местечка, на берегу старого озера, расположились на отдых хулиганы из города.
Их из окошка моего жилья видно плохо. Я взяла дедушкину подзорную трубу, в которую он любил смотреть на ночное небо, и пошла взад нашей усадьбы.
Но из-за густых кустов и деревьев ничего не смогла рассмотреть. И тогда я решила лично расследовать, чем у костра занимается приехавшая на лисапедах компания.
То, что они пьянствуют и жарят, что-то непотребное понятно по не кошерному запаху. Мне захотелось-таки узнать, кто они, и не собираются ли сделать чего-либо плохого, или непотребного, как на вроде пожара?
Я потихоньку поползла, а так как мой живот мешал мне ползти, патамушта его царапала трава и кустики, я встала на четвереньки и тихо, стараясь громко не дышать, пошла в сторону костра.
Шла до тех пор, пока не уткнулась носом в ботинки хулигана, который отошел от костра. Может посмотреть на звезды или справить какую нужду. Но не нужды, ни звезд этот невоспитанный молодой человек не увидел. Он таки увидел меня.
Увидев меня, он дико закричал и поскользнулся на том, что у него выпало из шортиков. Повалился этот поц почти, что на меня, от чего я закричала очень громко и не по-человечески.
Хулиган продолжал страшно кричать благим матом, а я - визжать как соседская супоросная свинья. На его крик прибежали остальные хулиганы.
В сумерках они не могли понять, что происходит и остановились, в страхе глядя на своего товарища, который натворил такую кучу детской неожиданности, какой не было со времён сотворения мира.
Я замерла в позе лягушки. Они не могли разглядеть и сразу понять, что за существо находится перед ними.
Локоны скрыли мое симпатичное лицо, пряча под собою мой красивый, римский нос.
Вооружившись топором и палками, подбадривая друг друга, они осветили меня фонариком и таки, на конец-то поняли, что я - человек, а не какое клыкастое чудовище из леса.
Кто-то из них взял меня за ухо и повёл к костру. А тот хулиган, который наделал весь этот шум, громко ругаясь нехорошими словами, пошел мыться в озеро. Оно расположено совсем рядом. Эти туристы, видимо, приехали к нам на природу ловить наших карасей.
Остальные, которые остались у костра, уже были сильно пьяные и решили поиздеваться надо мною, бедной еврейской девушкой. Не позволяя мне подняться, они задрали подол платья и пытались стянуть с меня бабушкины рейтузы. Но у них ничего не вышло, эти рейтузы с моей бабушки не могли снять четверо полицаев: тьфу ты, не к ночи они бы были помянуты.
Умирая, бабушка подарила свое белье мне, как средство обороны от хулиганов.
Хохоча как ненормальные, они пытались прорезать дырочку в моем белье, чтобы вставить мне, веточку берёзы, вроде как изобразить хвостик.
Но так как этот предмет девичьего туалета был бабушкой сшит из чехла Советского танка «Иосиф Сталин», дырочку в нем прорезать было невозможно. В те времена умели делать крепкую ткань.
Они, эти невоспитанные хулиганы, не позволяя мне встать в полный рост.
И при этом пели песню, очень всеми любимой, Майи Кристалинской:
- Ах, здравствуй Аист, мы, наконец, тебя дождались. И все бы кончилось благопристойно. Но тут от палатки раздался рёв обиженного бугая…»
И на этом месте закончился листок. Текст заявления прервался. Сняв очки, я обратился к понуро сидящей тёте Соне:
- Что случилось дальше? Они вас изнасиловали?
- Та вы шо, господин полицейский! Они таки не сумели снять с бедной девушки ее одежду, и разве бы я посмела рассказать о таком позоре несчастной Сони?
Нет, до этого дело не дошло. Тот, который выкупался в озере, залез в палатку, взял ружьё и пришел меня убивать, как виновницу своего позора.
А так, как он был пьяный и таки орал как потерпевший битюг, у которого на привозе угнали лошадь, дробь в меня не попала. Сам Бог велел мне упасть на живот. Весь заряд он всадил в того, который стоял сзади меня, и пытался приладить мне берёзовый хвостик. Прежде чем рухнуть замертво, бесстыжий специалист по хвосту, таки успел кинуть в засранца топор, которым он срубал с берёзы веточку. Секундное дело, и у костра свалились два трупа.
Боже, наш всемогущий Яхве! Откуда только во мне взялись силы, я, не разгибаясь, сиганула в кусты, побежала, как дикая лошадь пана Прижевальского, на всех четырех. Пришла в себя только в собственном доме.
Скоро и надёжно спряталась в погребе и всю ночь из него не выходила. Всё ждала, что ко мне приедет милиция и арестует, как виновницу двойного убийства.
Но время шло, а ко мне никто не приходил. Я в погребе замерзла, как пароход Челюскин.
Тетя Соня тоже хотела, что-то сказать про ночь, но передумала, Челюскина она не боялась.
- Утром, как только выбралась из погреба, влезла на крышу и в дедушкину трубу посмотрела на опушку. Там не было ни каких следов пребывания туристов. Даже места от костра не было видно.
Можно сказать, что это мне привиделось. Но тогда почему у меня болели поцарапанные колени?
Нет, господин полицейский, всё, это произошло, произошло на
Тетя Соня молодец. Сумела-таки прибрать к рукам ничейного мужчинку.