-Ай! Болит! - вскрикнул я, когда айболит ашхабадского военного госпиталя сильно надавил мне пониже пояса.
-Грыжа! - радостно сообщил майор. - В хирургию!
С подозрением я глянул на доктора. Чего тут радостного-то? Надо признаться, доверия военным айболитам в том далеком 1987 году у меня не было.
Способствовал моему здравому скепсису лейб-медик нашей воинской части капитан Усманов. Очень уж своеобразное лечение назначал сей доктор нашим солдатушкам-бравым ребятушкам. Абсолютно все болезни капитан лечил абсолютно одними и теми же таблетками. Брал таблетку, разламывал пополам:
-Боец, это тебе от живота!
Вторую половину выдавал другому:
-Это тебе от головы!
И что вы думаете? Действовало! А если не помогала волшебная таблетка, капитан отправлял бойцов прямиком в госпиталь.
Зная методы нашего доктора, я прямиком и приперся в госпиталь. Благо, находился он неподалеку, на полпути из общаги в часть. Да и боль в паху мешала добраться до службы.
Боль эта возникла ближе к утру, когда я готовился к подъему и пробежке в часть. Заскрипев зубами и матюкнувшись, я сразу припомнил свой ночной марш-бросок.
Как всегда, командир отпустил нас только глубокой ночью. Как обычно, задержала всякая мудистика: контроль вечерней поверки личного состава, дурацкое совещание, и тэ дэ и тэ пэ.
Чтобы сократить путь и побыстрее добраться до общаги, я поперся через пустырь. Шел, никого не трогал.
И вдруг в лунном сиянии передо мною возникли две нимфы, две милые девушки. Они, рассматривая что-то на земле, вопрошали о скорой помощи.
Как же я, бравый лейтенант, не помогу?!
-Вот, лежит человек! Замерзнуть может! - тыкали они пальчиками в хладное неподвижное тело, распластавшееся на январском глиноземе. На пиджаке тела блистали медали.
-Не дышит? - присел я, прислушиваясь. Но уловил только сильный запах перегара.
-Дышит, но еле-еле! Замерзнет он! Ветеран это, старенький!
Да уж! Мороза, конечно, не было. Откуда в жарком Ашхабаде мороз, даже и в январе? Но нулевая температура, конечно, не способствует отдыху дедушки на голой земле.
-Надо разбудить дедулю и послать его домой, к бабуле! - вынес я мудрый вердикт. И приступил к реанимационным процедурам, то бишь сильным тычкам и пощечинам.
И что?
Да ничего! Все мои гуманитарные процедуры оказались безрезультатны. Дедуля был пьян, как сапожник! Даже не мычал! И, конечно, не телился.
"Замерзнет, точно! Но куда его девать?" - подумал я.
Отпустив благородных девиц, я залез в карманы пьяного ветерана, надеясь отыскать его домашний адрес. Но такового не оказалось.
Вспомнив, что недалеко отсюда - военный госпиталь с гуманными айболитами на борту, я взвалил дедульку себе на спину. Ого-го! Дедуля оказался вдвое больше и толще меня, стройного звонкого лейтенанта. Да к тому же невменяемость его пьяного тела увеличивала массу еще вдвое!
"Как это на войне хрупкие девушки-санитарки таскали на себе таких огромных мужиков?!" - подумал я, делая первые нетвердые шаги.
Полкилометра до ворот госпиталя показались мне жутью. Взмокший и злой, я начал тарабанить сапогом по воротам госпиталя. Сапогом потому, что руками держал на своей спине деда-ветерана.
А в ответ - тишина!
Потарабанив еще минут пять, я услышал препротивный старушачий злобный визг:
-Щас милицию вызову! Фулюганы!
-Ветеран замерзает! Откройте! - крикнул я, хрипя от натуги.
-Идите отсель, фулюганы! Щас милицию вызову! - визжала старуха.
"Блин! Милиции мне не хватает! Заметут, как пить дать! Потом разбирайся, что ты - не верблюд! Доказывай командиру, что не пьянствовал с этим дедом, а спасал от смерти!" - подумал я и прекратил штурм неприступного бастиона.
Дотащив тело до середины улицы, я остановился в надежде поймать такси. Но полночь и окраинный характер города надежд мне давали ничтожно мало.
Матюкнувшись, я дотащил тело до автобусной остановки и свалил на узкую деревянную скамейку. Отдышавшись, посмотрел на циферблат часов. И опять матюкнулся:
-Через четыре часа надо быть в части!
Приглядевшись, я заметил телефонный аппарат, висящий на стенке остановки.
Решение созрело мгновенно. Набрав номер милиции, тревожным голосом я сообщил о неподвижном теле, лежащем на остановке возле военного госпиталя.
Все бы хорошо. Но утром я сам оказался в этом гостеприимном гуманном госпитале. И на следующий день меня уже оперировали насчет грыжи.
Резать должны были другого. Однако вкололи ему, здоровенному капитану, подозрительную дозу наркоза. Типа наркотика.
А он, вместо "отключки", бегал по госпиталю и орал, что фашистам не сдастся. Еле-еле скрутили здоровяка. Но резать не рискнули. Меня пригласили.
На вколотую дозу я, к безмерной радости эскулапов, отозвался благодатной улыбкой. В операционной, под ослепительным огнем ламп, меня что-то спрашивали. Улыбаясь, я отвечал. Но боли не чувствовал.
По удивленным возгласам айболитов я сообразил, что резали они ошибочно, в другом месте. Заштопав рану, хирурги разрезали мое грешное тело вторично. И опять неудачно!
Из речей эскулапов я понял, что резали они напрасно. Никакой необходимости в этаком членовредительстве не было.
Однако зловредительство на этом не закончилось.
Раны мои покраснели, опухли и сильно тягуче болели. Но резавший мои многострадальные телеса майор Мкртчан вынес вердикт о совершенной нормальности заживления.
Однако ж на следующий день мои вопли о спасении возымели действие. Решили мне расшить раны и промыть как следует. Заодно посмотреть, не забыли ль там инструмент.
На мою беду, в госпиталь как раз приперлись студенты-практиканты. Точнее, юные милашки-студентки.
Алчно глядя на мои обнаженные бритые прелести, они цокали своими острыми язычками. А одна, самая наглая, держала наготове какой-то средневековый пыточный инструмент, похожий на огромный канцелярский степлер.
-Смелее, Диана! Зашивай! - игриво подзадоривал студентку Мкртчан, кося лиловым глазом на округлости девицы.
Пока охотница Диана приближала свой страшный инквизиторский инструмент к моей голой гордости, я успел заметить в прищуренных глазах студентки вековую ненависть всех обманутых женщин мира.
Дикий злобный взгляд сразу напомнил мне сюжет старого детского анекдота. Про женский монастырь. Это когда монашки использовали торчащий в заборе сучок для мастурбации.
Один сметливый мужичок это заметил. И когда монашки подходили к забору, он вытаскивал сучок и вставлял свой хрен. И радовался жизни!
Радовался он, пока монашки не стали беременны. И стали очень злобными. И что-то замыслили. И вновь пришли в сучку.
Мужичок радостно подставил свой детородный орган в дырку. И ждал обычной радости.
Но главная монашка занесла топор и рубанула с плеча:
-Вот тебе, проклятый сучок!
Студентка Диана, похоже, была настроена так же решительно.
"Это конец! Она точно присобачит мою гордость к телу! Все, прощайте, мои милые подружки Оля, Света, Иришка!" - мелькнула у меня горестная мысль. И я возопил:
-Товарищ майор! Уберите от меня эту садистку!
Однако глас мой оказался гласом вопиющего в пустыне Кара-Кум. Единственно, чего я добился, так это целостности своего главного несравненного богатства.
И чего?
Ночью рана моя опять набухла и ужасно задергала.
От страшной Дианы с ее пыточным степлером меня спасла случайность. Госпиталь срочно отправили на какие-то учения. Мкртчан с его компанией тоже умотал.
Старенькая опытная медсестра, которой я пожаловался на сильную боль и температуру, мягко улыбнулась:
-Вылечим тебя без всяких степлеров. Метод очень простой. После промывания края раны соединяются и сверху закрепляются лейкопластырем. И все! Заживет как на собаке!
В общем, убежал я от военных айболитов здоровым и почти невредимым.
Но бегать мне довелось недолго. Всего полгода.
Возвращался я из очередного отпуска, да просквозил себе щеку. Это было неминуемо в связи с особенностями советского железнодорожного сообщения. Чтобы добраться из родного Волгограда до Ашхабада, надо было вынести немало испытаний.
Прямого сообщения с Ашхабадом не было. Надо было добраться до какой-нибудь станции ветки "Москва-Ташкент", и там запрыгнуть в поезд. В моем случае ближайшей станцией был захолустный Аксарайск, что невдалеке от Астрахани.
Глубокой ночью, так и не купив билета, я запрыгнул в проходящий поезд. Проводник продал мне какое-то поганое место в вагоне с дырой в стекле.
Через эту дыру меня и просквозил холодный осенний ветер. Пока поезд трое суток тащился до Чарджоу, где надо было пересесть на Ашхабад, щеку мою немилосердно раздуло. Меня сильно знобило от высокой температуры. Ни есть, ни пить я не мог. Но решил все же добраться до Ашхабада и сдаться там госпитальным айболитам.
Злой крикливый майор Аннакурдов выслушал мои жалобы, и даже попросил написать на листке. Зубы я еле разжимал. И направил меня куда-то вглубь госпиталя.
-Странно! Ошибся майор! - прошепелявил я, остановившись у ворот с надписью "Инфекционное отделение".
И пошел назад, сообщить майору о его ошибке.
Майор поднял такой крик и визг, что я смиренно пошел сдаваться инфекционным айболитам.
Там меня выслушали, прощупали для чего-то живот. Уточнили, действительно ли в животом все в порядке. И отправили в палату.
А вокруг был какой-то ужас! Пачками стали приносить на носилках худых зеленовато-синюшных солдат. Парнишки были до того слабы, что им мыли ноги и перекладывали на кровати.
Бойцов косили всякие желудочно-кишечные инфекции наподобие дизентерии, гепатита и всякого такого!
Матюкнувшись, я испугался:
"Как бы не заразиться!"
Три дня такого испуга возымели волшебное действие. Щека моя перестала болеть, расправилась и приняла здоровый вид.
Анализы, сданные мною, не показали никакой инфекции.
Выдав мне не руки бумаги, меня отправили выписываться.
Не удержавшись, я заглянул в эти бумаги. Очень уж любопытно было, что за хворь напала на мою бедную щеку.
Возмущению моему не было предела!
В бумагах черным по белому были вписаны все симптомы желудочно-кишечного расстройства. Якобя я, находясь в здравом уме, лично жаловался на боль в животе, понос, тошноту и рвоту!
Матерился и негодовал я так громко, что привлек внимание какого-то подполковника.
-Вы чего материтесь?! - злобно спросил он, подходя ближе. - Я - замполит госпиталя!
Пока я возмущенно рассказывал о лживости бумаг и ошибочности направления меня в инфекционку, подполковник злобно посматривал на воротник моей госпитальной куртки. И тут же спросил:
-У тебя чего там, крестик на шее?!
-Ну да, крестик. Мать вручила! - опешил я.
-Немедленно снять! Не потерплю на территории госпиталя безобразий! Какой пример ты солдатам подаешь!
Конечно, я отказался выполнять странный приказ замполита. За что и был осыпан трехэтажным матом.
"Отстрелявшись", замполит успокоился. Ухмыльнувшись, он ткнул пальцем в сторону инфекционки:
-Айболиты, бля!
