Игра. Герцог. Предисловие

Их тела всегда светились алым и в наступающей темноте излучение становилось особенно ярким, тревожным. Тот, который повыше, возился с большой железякой, усеянной острыми шипами. Рядом с ним маячил другой, раза в два ниже ростом. Мелкий бегал, прыгал и совершал кучу других бессмысленных движений. Хотя чего еще ждать от алых? Суетливые, слабые, уязвимые создания. Не то что освобожденные.

Алые не опасны в малом количестве. Но большая озлобленная толпа алых могла сокрушить их маленький отряд. Поэтому освобожденные старались пробираться к цели как можно незаметнее, глухими, потаенными тропами. Тогда за сутки удавалось не встретить ни одного врага. Но ближе к замку становилось все сложнее обходить поселения алых. Леди Мара предупредила, что они вообще любят сбиваться в кучи. Наверно, только так эти слабые, никчемные создания чувствовали себя в безопасности. Теперь отряду приходилось красться под покровом темноты, а днем искать убежища.

На этот раз убежищем стало заброшенное строение из трухлявых досок, пропахшее сыростью и тленом. Когда на землю спустились серые сумерки, глава отряда, освобожденный Сильван, приказал ему, освобожденному Фриону, разведать, что находится впереди.

И вот теперь Фрион стоял, скрытый изгородью, и наблюдал, как мелкий алый прыгает возле большого. Он сам не мог понять, что заставило его так поступить, потому что одинокий хутор, окруженный полями, не являлся непреодолимым препятствием. Достаточно было дождаться ночи, когда алые погружаются в жалкое подобие священного забытья, и обойти строения, обнесенные хлипкой оградой. Но Фриона накрыло волной смутных образов. А главное, он почему-то никак не мог вспомнить, как называется та железяка, возле которой возился большой алый. И это вызывало тоскливое раздражение.

В момент пика размышлений за спиной раздался сдавленный крик. Фрион неуклюже развернулся: сзади, прикрывая рот, из которого вырвался предательский звук, в ужасе застыла еще одна алая женского пола. Она не представляла серьезной угрозы. Но она могла позвать других алых, и тогда их набралась бы целая толпа. Поэтому Фрион тут же протянул руки и обхватил хрупкое горло алой. Освобожденный сжимал пальцы, наблюдая, как она бьется в конвульсиях, пока священное забытье не сковало ее тело. Тогда он отпустил жертву и повернулся.

Мелкий алый, скорее всего привлеченный звуками борьбы, прекратил бессмысленные прыжки и уставился в их сторону. Потом что-то сказал большому, но тот был слишком поглощен своей железякой. Тогда мелкий, схватив палку, начал красться к изгороди. Едва он сунул голову сквозь прутья, как Фрион обхватил его за горло и потянул к себе.

Вредный малец успел все-таки заорать прежде, чем погрузился в священное забытье. Большой алый, запоздало осознав опасность, поднял голову, схватился за шест с железными остриями и, крича, рванул в их сторону. Пришлось покинуть укрытие и пойти в наступление.

Фрион видел, как железные острия скользнули по его черной, задубевшей коже, обтянувшей острые ребра, и с противным скрежетом ушли в сторону, порвав полуистлевшее одеяние. Не дав опомниться алому, освобожденный отнял шест, развернул его и вонзил острия в слабую, податливую плоть алого. И вот тут брызнула красная, вкусная, дымящаяся жидкость.

Фриону, как и всем освобожденным, не требовалась грубая физическая пища, чтобы двигаться. Но в глубине его естества, словно огромный монстр, дремал жуткий, всепоглощающий, неутолимый голод. И еще там притаилось дикая, неистовая злоба. При виде дымящейся жидкости, хлынувшей из живой плоти, эти монстры ожили. Фрион вцепился в тело алого, взрезая острыми когтями кожу, вытаскивая еще теплые внутренности, чтобы вонзить клыки и обмануть дикий голод, задобрить его кровью, мясом, кишками врага.

Когда все было закончено, Фрион поднялся с колен и, покачиваясь, направился к железяке. Он внезапно вспомнил, как она называлась: борона. А острия на шесте - это вилы. И еще, у него когда-то был такой же хутор и такие же алые, как те, которые теперь неподвижно валялись у изгороди. Жена и маленький сын. Но это было слишком давно. Смутную тоску сменило привычное безразличие. Оно поглотило ненужные воспоминания. Сейчас требовалось одно: вернуться и передать Сильвану, что можно двигаться дальше.

Леди Мара ждет их, а с ней и другие освобожденные. Она приказала принести вещь - и отряд послушно пошел к замку, рискуя... нет, не жизнью: у навок, нежити с ней давно покончены счеты. Теперь не надо боятся боли, холода, болезней, того, что аристократы заберут последний мешок с зерном, обрекая тебя и твою семью на верную смерть. Смерть, это священное забытье, уже свершилась. Сейчас важнее всего дойти до замка и добыть ценную вещь - и тогда Леди Мара обретет то, что принесет освобожденным безраздельную победу в этом мире.