головой. Он вообще ничему не удивлялся, разве что их с Африканцем появлению. Только донес по инстанции. Его бы воля, строить бы ему с Африканцем до конца дней своих этот чертов форт.
– Я не забочусь лично о себе. Собственно, видите, живу на одних подпорках, что здесь, что там. Еще существуют розовые таблетки.
– Догадываюсь, – терпеливо сказал Он, понимая, что последние слова всего лишь еще один признак безнадежности.
– И биоизлучение, без которого нам конец. Мы не можем долго находиться за его пределами. И структура биоресурсов, производящая органы. Все это последствие колонизации космоса. На самом деле мы очень уязвимы. К тому же нас преследуют космические паразиты. Зачем нам все это, когда можно получить человека естественного. Без вашей помощи нам долго не продержаться.
Филин одобрительно хмыкнул и поерзал на месте. Он сделал свое дело – маленький государственный муж, разбирающийся в фортификации, овцах и виноградарстве.
– Что касается феномена исхода... – произнес он, хотя никто его не спрашивал.
Ему не хватало воздуха, он задыхался, как рыба.
– Эй, кто-нибудь! – крикнул Филин.
Из-за утеса высунулись мордашки: Таня и Гера.
– Не надо, не надо... – сипел Амвросий.
– Я сейчас! – крикнула Нимфа, побежала и зачерпнула в ковш воды. Ее фартук и платье блестели от чешуи, а руки пахли рыбой. Оказывается, что они за утесом чистили луфаря и камбалу. И Он неожиданно почувствовал, что она ему нравится. Уходя, она блеснула белозубой улыбкой. На мгновение вода помогла. Козлиная борода Амвросия и вовсе стала походить на мочалку.
– Что касается феномена... – повторил Амвросий, явно с усилием улыбаясь, – причины его непонятны. Мы стояли на пороге мировой войны, и во имя спасения нас «выдворили» в космос, где мы не могли себя уничтожить. По крайней мере, в других мирах он больше не повторялся. Причиной не был и высший разум, ибо мы его не обнаружили. Правда, это уже другой разговор, но если Бог абсолютен, то Бога нет. Может, это было очередное вымирание человечества? Но в любом случае сработали защитные механизмы, и кто-то выжил, наделенный удивительным свойством бессмертия.
– Что же это за механизмы? – спросил Он. – И кто их определяет?
– Мы подозреваем, что Земля выработала механизм самосохранения. Ведь остались же мысли... – Казалось, он сам себя убеждал.
– Я догадался, – сказал Он.
– И я! – воскликнул Филин. – Я тоже все понял!
– ... которые боролись не только между собой, но и с мыслеформами других миров пока не наступило равновесие. Таким образом наша планета защищалась. Теория баланса форм! Изучение этого феномена займет ни одно десятилетие.
Жаль, разочарованно думал Он, жаль, что Великая Тайна так банальна. Эх, вас бы сюда, когда я остался один, вы бы теперь так не пели. Но Он не хотел быть злопамятным и выжидательно улыбнулся, как бы давая Амвросию время на размышление.
– Послушайте, я знаю, что у вас есть машинка для перемещений, – сказал Амвросий.
– Да, – ответил Он, поймав себя на движении к карману, где лежал цисфинит.
– Я вас только прошу, понять нас. Ваше право воспользоваться ею. Мы уважаем любой выбор.
Он не стал его разубеждать, но и не поверил в благородство. Слишком высоки были ставки, и слишком хорошо Он знал людей. Амвросий смутился окончательно и на этот раз опрокинул свой хитроумный сосуд с напитком.
– Я сейчас уеду. Если решитесь, скажете Филину. Он свяжется с нами, и мы пришлем корабль.
– Хорошо, – пообещал Он, – я подумаю. – И решил бежать.
И еще Он подумал, глядя на Амвросия, насчет глушителя мыслей, но лицо Амвросия осталось невозмутимым, как желтые скалы Атлеша.
– Я сейчас извините... – Он поднялся и быстро пошел в сторону «мышиного» грота.
Филин вовремя подхватил его. Из опрокинутого сосуда вытекла пенящаяся жидкость.
– Это всего лишь тепловой удар, – сказала Нимфа, и Он почувствовал, как даже в спешке она скользнула по нему взглядом.
Со стороны моря к ним уже мчался катер.
***
Первым делом Он решил забрать карабин. Жаль оставлять его здесь, подумал Он.
В ложбинах между деревьями паслись овцы. На расстоянии они казались белыми точками. Пастух застыл, как сухой ствол, пока не начал двигаться к реке, и тогда его фигура в дрожащем мареве стала подвижной частью пейзажа.
Со стороны форта доносилось мерное: «Тяни-и-и... тяни-и-и...» Здесь не нужно было вводить запрет на сплетни, здесь все всегда работали. В море болталось полтора десятка разнокалиберных барж.
Камни нагрелись и сквозь подошву жгли ноги. На меловые обрывы невозможно было смотреть, не щурясь, – слишком яркой солнце, слишком белые скалы, мираж, как сироп. Африканец плелся следом. Внутри хибара напоминала раскаленную духовку. За ними вбежали рыжая Таня и светловолосая Гера. Жара им была нипочем.
– Ты уходишь?..
Он молча рылся в вещах, не находя патронташа. Куртка и рубаха от пыли и жары казались картонными. Потом обернулся. Они молча плакали. Слезы оставляли на пыльных лицах светлые дорожки.
– Я вернусь... – буркнул Он.
В щели волнами вползал зной. Если я задержусь здесь еще на день, точно спекусь, подумал Он.
– Мы больше не будем пускать змея? – всхлипывая, спросила Гера.
Он промолчал. Стоило ему повозиться с ними один вечер, как они заполучили на него права. Детский эгоизм.
– Это тебе в дорогу. – Рыжая Таня, обиженно отвернувшись, сунула перевязанные травой корни опунции.
Африканец словно извиняясь за хозяина, тыкался в их мокрые ладони. Он, как и его хозяин, чувствовал себя предателем.
– Мы еще обещали, – выпалила Гера, – что ты не уйдешь.
– Кому? – спросил Он мимоходом, переобуваясь в спортивные тапочки. Прежняя обувь никуда не годилась.
Обе молчали.
– Ну? – спросил Он и усмехнулся. – Кому обещали-то?
– Много будешь знать, скоро состаришься, – кажется, буркнула рыжеволосая Таня.
Роковая женщина, думал Он о Нимфе. Стоит с ней связаться, и ты останешься здесь до конца дней своих. В лучшем случае будешь сажать виноградники и пасти скот, в худшем – станешь рабом Филина.
– Э-э-э... да у вас тайны... ну, ладно...
Он внимательно посмотрел на них. Это была женская солидарность шустрых девчонок: медноцветной Тани и светловолосой Геры.
– Ей обещали… – Гера махнула рукой в распахнутую дверь.
Рыжая Таня дернула ее за майку. Они явно импровизировали, не успев сговориться.
– Я зайду попрощаться, – пообещал Он.
– Она будет плакать, – сказала Гера. В ее голосе прозвучали упрямые нотки.
– Ну что я могу сделать. Я не могу остаться. Из меня сделают чучело.
– Не сделают, – хором возразили они. – Мы знаем!
Он чуть не спросил, что они знают, но удержался.
– Пожалуйста, оставайся с нами… – хором попросили они.
– Девочки, я не могу, – сказал Он, приседая перед ними, – они все равно не оставят меня в покое, прилетят завтра или через неделю.
– Мы тебя спрячем!
У них был свой план. Они все продумали.
– В тюленьей пещере! – сообщила Гера.
Она чем-то напоминала Нимфу. Такая же востроглазая. Он едва не спросил, чья она сестра, но вовремя прикусил язык.
Он так и ушел в майке и джинсах, держа карабин в руках. Корни опунции вместе с бутылкой теплой воды засунул в карман. Патронташ висел на бедрах. Кожа на плечах чуть не лопалась. Ноги по щиколотку утопали в дорожной пыли.
Африканец радостно описывал круги на четыре пятых, всегда возвращаясь после очередной пробежки. Кузнечики прыскали от него во все стороны.
Сразу за деревней начиналась горячая степь. Даже ковыль обжигал ноги, как песок на пляже. На вершинах холмов среди акаций крутились рыжие вихри, в низинах застыли смоковница и пушистый дуб. До ближайшей деревни дорога петляла среди холмов. Он надеялся раздобыть там машину.
Прикатили, зло думал Он. Испоганили космос. Запутались в генетике. Сотворили придурков. И вернулись, чтобы устроить вечный человеческий бедлам и здесь. Я в этом не участвую. Мне это не интересно.
Его окликнули. Нимфа бежала следом. Она была в том, своем единственном белом платье, которое ей шло и к которому Он так привык, что скучал, когда оно не мелькало рядом.
– Возьми меня с собой.
– Я бы взял, но разучился любить, – ответил шутливо Он.
Она покачала головой. И по ее глазам Он понял, что она не верит.
– Просто возьми. Я хочу жить в большом городе.
В ней было что-то трогательное и непосредственное, как в Гере или Тане.
– Большие города не для меня, – признался Он.
Он хотел сказать, что не те города, которые он любил, а те, которые лежат в руинах и которые Он помнил совсем другими.
– Ну тогда построим ферму у озера.
Но Он решил, что просто так не уступит.
– Откуда ты знаешь, что такое ферма?
– Там, где я жила, тоже были фермы, но не было озер. Там было много пыли и ветра, но ничего не росло. – Она махнула рукой на то, что называлось степью. – Мы строили поселки и называли их фермами.
Грустные воспоминания, которые будут мучить ее всю жизнь. Наверное, степь казалась ей лесом, и она хотела узнать мир за его пределами. Он подумал, что им так много надо друг другу сказать. А вдруг она похожа на прежних земных женщин? И понял, что его мучают глупые предубеждения: Он принял ее порыв за опытность.
Тень сомнений отразилась на ее лице. Все ее поступки сводились к одному: быть любимой. Но для этого надо было что-то делать, а не ждать, когда эти пустынные холмы и соленое море выпьют из тебя жизнь. Вот она и стояла перед ним, потому что там, за этими холмами, лежала надежда.
Он ничего не успел ответить – на тропинке, которая вилась над обрывом, возник Филин. Его локти все так же были выпачканы то ли мелом, то ли цементом.
– Слушай, – насмешливо спросил Он, – вы что действительно не испытывайте удовольствия от секса? – И услышал, как она протестующе коснулась его руки. Она не хотела, чтобы Он был грубым.
За два шага до границы «зонтика» Он ничего не боялся, а знал, что Он, Африканец и Нимфа не находятся во власти Филина. И тут Он увидел себя с Африканцем далеко внизу, у кромки моря, пробирающихся за мыс. Он даже на мгновение закрыл глаза, а когда открыл, берег между водой и скалами был пуст, и усомнился в том, что видел, но понял, что будущее кончилось и наступило настоящее и что Он-второй опередил Его-первого.
– На прошлой неделе я бросил курить, – сказал Филин. – Представляешь, как я себя паршиво чувствую? Идем, – и не сколько не заботясь, поняли они его или нет, пошел на территорию рыбацкой артели. На Нимфу он не обратил никакого внимания.
Его загоревшая, коренастая фигура казалась неотъемлемой частью пейзажа, и он совершенно не страдал от солнцепека, словно в его задачу входило разводить виноградники на этих пустынных холмах и оборонять рубежи возрождающегося государства.
Он привел их к дому. На веранде без ничего загорала суперманиалка европейского типа. У нее был шарообразный бюст и длинные, точеные ноги.
– Исчезни! – буркнул Филин, и она исчезла.
Дом находился в плачевном состоянии: окна выбиты, двери отсутствовали. Сухой кал лежал в углу веранды. Внутри царил хаос. Только одна комната, раскрашенная каким-то художником-уклонистом, была выметена. Посреди стоял Астрос – нематериальный человек. Сквозь него виднелась распахнутая створка окна и вырезанная ею часть моря.
– Я привез вам гарантии безопасности, – сказал он и протянул странный браслет, словно вылитый из чистой воды.
– Что это? – спросил Он.
–
