Очищение
Я слышал, что каникулы и отпуска существуют, помимо всего прочего, и для очищения. Ну раз говорят, возможно, так оно и есть, хотя на деле я этого не вижу, поскольку жизнь в Мургии – отличнейший пример прямо противоположного, иными словами, отравиловка. Такого ужаса за столь короткий промежуток времени я никогда не видел.
Взрослые до отвала набивали брюхо чуть ли не каждый день, возможно, из-за жуткого количества совпавших именин, праздников и дней рождения, следующих один за другим. И питались они явно не морепродуктами, цены на которые, насколько мне известно, поистине баснословные, совершенно непозволительные для семейного кошелька, а потому омары и всякие моллюски с их раковинами, – морские гребешки, к примеру, – к коим я, само собой, не питаю слабость, появляются на столе лишь от случая к случаю. Зато те же самые столы ломятся от изобилия разнообразных бутербродов с колбасой и ветчиной, а также с паштетами и сырами из соседней Франции, поскольку всегда найдется желающий смотаться в Биариццу и Сан-Хуан де Лус, чтобы потратить лишние деньжата и закупить какие-нибудь яства на очередное праздненство.
С большим удовольствием на стол подают и морсилью по-арсиньегски, которая, варясь в кастрюле, источает восхитительнейший аромат, хотя ни один из тех объедков, что мне довелось попробовать, ему не соответствует. [прим: морсилья – кровяная колбаса]
Само собой не обходится и без ежедневных салатов: салата-латук со свежими помидорами и обычным репчатым луком, воняющим чем-то водянисто-кислым, короче говоря, всего того, что растет на наших и соседских грядках. Выставляются также и огурцы, но лишь для их особых, крайне редких почитателей. Ну а для молодежи, конечно же, подают итальянскую пасту в виде обычных спагетти, приготовленных разными способами и тем самым немало напрягающих кулинарные фантазии их матерей, трех родных сестер. Время от времени готовят и яичницу, в смысле тортилью по-испански, с картофелем, но готовить ее слишком долго и хлопотно, а потому она редкий гость на столе. Обычное блюдо на ужин – яйца, точнее, яичница-глазунья или омлет, гордо именуемый тортильей по-французски. И в том, и в другом случае яичница просто объеденье, поскольку деревенские яйца, которыми торгуют монахини, по словам Бегонии-матери, чудо как хороши; эти монастырские бедолаги, молящиеся в тишине и покое, зарабатывают на жизнь тем, что продают продукты со своих садов, огородов и скотных дворов, а также красиво штопают рубашки, прожженные горячим пеплом сигареты, и безупречно отстирывают и отутюживают льняные скатерти и салфетки, которые стелются на стол по праздникам и заляпываются соусами и вином.
Это и есть обычная семейная отравиловка. Но по большей части жизнь проходит вне домашних стен. Дома ребята только завтракают, обедают и ужинают за шатким и скрипучим кухонным столом, – который и шататься-то стал оттого, что его вечно то складывают, то раскладывают, – или наскоро перехватят что-нибудь среди дня. Впрочем, под отравиловкой я имею в виду не бутерброды на ужин и не вкусные сдобные булки, привезенные заправилой, которые ребята лопают по утрам. Речь идет о вечеринках и вылазках в магазин за бог знает каким дерьмом, которое малышня постоянно тащит в дом. Одной только шелухи от семечек выше крыши. А еще очень часто они приносят пакеты жареной картошки разных вкусов, фисташки и особо жуткую пакость в малюсеньких разноцветных пакетиках со странным названием, которое я так и не сумел запомнить. Уксия и Хайме тратят прорву денег на редкостную дрянь ядовитого, желто-оранжевого цвета по виду напоминающую жирных дохлых червяков.
Впрочем, в этом деле взрослые грешат не меньше. Заправила, в последнее время довольно покладистый, всегда был против частых дружеских посиделок, и на его лице читалось явное недовольство, когда Бегония-мать, ярая поборница подобных мероприятий, без тени хвастовства сообщала, что организовала ужин в клубе или гастрономический экскурс в Бильбао, или Виторию в дни тамошних праздненств. Однажды я слышал, как заправила язвительно ответил, что он не столько ест, сколько оплачивает ужин. Впрочем, теперь с женой он больше не воюет, и это логично, поскольку видит, какую радость доставляют ей эти посиделки а то и карнавалы с треской или яичницей с колбасой, щедро сдобренные риохским вином и бокальчиками кавы на посошок. [прим: кава – испанское игристое вино]
Короче говоря, мне не понять, как можно очиститься во время такого отпуска. В Эускади уж точно не похудеешь и не избавишься от накопленного за зиму жира. И только потому, что люди слишком много жрут все подряд, включая всякую мерзость, которую заправила решительно не признает.
Думается мне, что в данном месте очищения единственное разумное существо – ваш покорный слуга. Исключение, подтверждающее правило. Мой режим питания абсолютно не изменился. Даже по праздникам добавки мне не дают, хотя, если честно признаться, когда готовят рыбу, мне достаются кое-какие объедки и рыбьи кости. Точь-в-точь как в Мадриде, только побольше, поскольку перепадает и от гостей.
Я регулярно принимаю очистительное; минимум раз в неделю, а то и чаще, в зависимости от требований организма. В Мадриде мне очень не хватает этого средства, поскольку нет ничего лучше очищения для легкости организма в целом и для здорового желудка, в частности. В Мургии у меня под носом растут разные чудесные очищающие травки, а очищение нам позарез необходимо. Все очень просто: коты не очень дружны с водой, но при этом большие чистюли, так что мы с завидным постоянством неторопливо и обстоятельно умываемся слюной, предварительно облизав свою лапку. Люди частенько смеются над этим, и меня это немало удивляет. Странно, но я неоднократно видел, как взрослые ругают малышей за то, что они слюной отчищают грязь, забрызгавшую им лицо или руку. А что в этом страшного? Мой пример наглядно демонстрирует, что это самый надежный – а для меня, как подсказывает инстинкт, и вовсе единственный – способ умыться. Однажды я попробовал умыться водой в туалете, но добился только того, что наглотался ее. И как вы думаете, что сделали домочадцы, застав меня за этим делом? Да они попросту выгнали меня оттуда, громко вопя при этом: "Ах ты, паршивец! Вон отсюда, свинья ты этакая!" Как вы и сами знаете, во всех делах, касающихся задней части тела, люди излишне щепетильны.
Короче говоря, с умываниями я и сам неплохо справляюсь и не нуждаюсь в помощи, правда, в процессе этого огромное множество моих шелковистых шерстинок оседает в желудке, поскольку там, куда не дотягивается лапа, приходится действовать языком. Он как тележка везет в рот вырванные шерстинки. С течением дней шерсть образует в кишечнике шар, который не выходит через задницу, когда я делаю свои дела, и серьезно меня беспокоит, вплоть до тошноты. В Мадриде мне до последнего приходится терпеть, а когда сил не остается, меня сильно рвет, выворачивая наизнанку. В Мургии же, напротив, есть замечательные травки, благодаря которым я и сам могу вытошнить мягкие шерстяные шарики, причем на просторе, в чистом поле, не доставляя хлопот и отвращения бабуле, которая, как правило, большей частью сидит дома, являясь свидетелем моих мучений перед закрытой дверью.
Конечно, очистительное – не тарелка свежей рыбы, но дело свое оно делает исправно, и после очищения мне становится гораздо легче.
Однако этим летом очищение прошло хуже обычного и не принесло должного результата. Полагаю, причина в том, что я прожил много месяцев с желудком, набитым волосками, и это привело к тому, что в нем образовалось несколько инородных, странных тел, которые, в конце концов, прочно обосновались там, и исторгаются с трудом. Когда я вызывал рвоту, травки оказались малоэффективны. Во всяком случае, поначалу. Потом стало получше, но частенько меня начинало мутить гораздо позже, чем следовало, когда я был уже в комнате или на кухне. Если вместе со мной там был кто-нибудь еще, хорошо, потому что тогда мне открывали дверь, и я облегчался в саду. Однако беда в том, что чаще всего в такие минуты я оказывался один, без швейцара, и без сил позвать на помощь. Тогда меня всячески обзывали и совали мне чеснок с петрушкой. Но что я мог сделать, если меня тошнило не ко времени, и не было сил открыть дверь? Хотел бы я владеть искусством открывания плотно закрытых дверей, но не знаю как это делать. Если двери слегка прикрыты, это не проблема, но в Мургии сами по себе тяжеленные двери еще и захлопнуты на славу плотно, за исключением дверей на кухню и в гараж.
А посему, как я и говорил, нынешним летом очищение было не слишком полезным и хорошим. То, чего я всегда ждал с радужными надеждами, на этот раз превратилось в источник тревожных хлопот из-за запоздалой рвоты и невозможности сдержаться.
Но как бы то ни было, справедливости ради, нужно сказать, что со временем взрослые стали все больше жалеть меня, понимая, что мои дела плохи. Смирившись с этим, они хоть и с отвращением, но безропотно убирают мои рвотные массы. Но только не бабуля. Какого черта – уж если говорить, так говорить! На людях она уж так сюсюкает со мной, так сюсюкает и твердит, что я всю жизнь только и делаю, что валяюсь у нее на коленях – ну да, как же! – а сама, застав меня на кресле в гостиной, вечно сбрасывает оттуда. А что бывает, если она застанет меня во время рвоты, даже говорить не стОит. Она живо запускает в меня веник, если он в руках, или же орет на меня благим матом, и я едва жив от страха и от тошноты. А потом начинает подмазываться ко мне и так и этак... Да-да, подмазывается, если я начинаю ябедничать и рассказываю остальным о бабулиных походах к кухонному холодильнику... Впрочем, по-моему, все и без меня это знают. Я часто слышу разговоры, что бабуля, успешно идущая к своему девяностолетию, может есть без конца. Однажды я своими ушами услышал, как заправила изрек: "Она нас всех переживет".
Возвращаясь к себе, поясню: мне кажется, взрослые связывают все мои недомогания с возрастом. Им приспичило думать, что я стал пенсионером или что-то в этом духе. А пока свою навязчивую идею они практикуют на мне. В этом году я заметил, что они стали гораздо ласковей и заботливей. Может, из-за Луиса Игнасио?
