Жил в XVIII веке в Париже некто известный, как Антуан Лоран Лавуазье, часто присутствовавший на ставших ежедневным ритуалом казнях «врагов Франции и революции», куда поначалу было не пробиться, а места в окнах на площадь стоили бешеных денег. «Голубая кровь» текла рекой, доставляя радость изголодавшейся по зрелищам толпе: летели головы королей, герцогов, жирондистов, дантонистов, эбертистов, фельянов - словом, на любой вкус. Потом, конечно, людям все это поднадоело, и поглазеть на убийство очередного десятка-другого «врагов» приходили только самые жадные до крови люмпены.
Антуан Лавуазье посещал эти мероприятия обычно со своим старым приятелем генералом Гюйо, с которым они, с научной, как им казалось, точки зрения обсуждали происходящее. Во время казни на гильотине или луизетте, как ее тогда называли, голова казненного скатывалась в корзину, а палач должен был поднять ее и показать на все четыре стороны, и друзья спорили, сразу ли после отделения от тела умирает мозг или какое-то время продолжает жить. Гюйо уверял, что видел, как моргнула голова одного из казненных. Естествоиспытатель и основатель современной химии Лавуазье горячо возражал ему, де, то была судорога, а душа, мол, отделяется от тела вместе с головой, потому как мозг не может жить без тела. Гюйо не соглашался и как-то предложил: если кому-то из них, по счастью, доведется попасть на луизетту, он должен моргать, сколько сумеет, чтобы другой мог высчитать время, какое голова продолжает жить после казни.
Идея показалась Лавуазье забавной, себя он считал фигурой неприкосновенной (масса заслуг перед Республикой), но в 1793 году ярый, как все революционеры депутат Бурдон потребовал в Конвенте немедленного ареста всех бывших откупщиков (аналог коллекторов, отбирающих у бабушек вязальные спицы). Многие на суде выступали в защиту Лавуазье, напоминали о его заслугах перед родиной, научных достижениях, была даже подписана петиция совещательного органа, на которую председатель трибунала Коффиналь, отправивший на гильотину почти две тысячи человек, ответил: «Республика не нуждается в ученых». Этот славный человек и другие достойные люди, многие из которых, включая самого Коффиналя, довольно скоро сами закончат свой жизненный путь под косым топором, обвинили Лавуазье и других откупщиков в заговоре против народа, помощи врагам Франции и даже отравлении путем примешивания ядовитых примесей к жизненным припасам, приговорив их к казни.
8 мая 1794 года Антон Лавуазье вместе с другими приговоренными откупщиками (всего 30 человек) подошел к гильотине, усовершенствованной версии «Шотландской девы», одним из конструкторов которой, как ошибочно думают многие, был еще один его друг Гильотен. В первых рядах собравшихся на площади зрителей он увидел… своего приятеля Гюйо, который несколько раз моргнул, напоминая о недавнем уговоре. Лавуазье кивнул, подтверждая, что не забыл и встал на колени. Лезвие упало, голова скатилась в корзину, а палач неторопливо полез доставать ее, не обращая внимания на взволнованного, считающего вслух Гюйо. Палач поскользнулся, из-за чего не сразу ухватил окровавленную кровью предшественников голову Лавуазье, поднял ее но, поняв, что ошибся, отбросил и снова полез в корзину. Какое-то время, показавшееся Гюйо вечностью, он был скрыт от возбужденных взглядов толпы, слышались нервные смешки, а в задних рядах раздавался лихой посвист. Наконец, палач выпрямился, держа перед собой голову ученого, глаза которого были открыты и смотрели прямо на Гюйо. Тот окаменел, боясь упустить последний раз, когда Лавуазье, точнее, его голова, моргнет перед смертью, но его губы продолжали считать.
- Одиннадцать, - прошептал Гюйо, и в этот момент голова моргнула. В последний раз.
Взгляд ученого замер, уже не видя генерала, сияющего от блистательного подтверждения своей теории, не слыша тишины застывшей в страхе толпы, возможно, знакомясь в это самое мгновение с чем-то неизведанным ранее. А может он просто умер…
