Постели мне, милая, постель

Тонкие губы были крепко сжаты, носик-пуговка заострился, лоб покрылся испариной.
— Наконец-то, — шепотом сказал доктор, — услышал Господь Ваши молитвы, Наталья Михайловна. Юрка потеть начинает. Кризис миновал. Наталья Михайловна четверо суток не отходила от него, — добавил врач, — молилась. Теперь будет легче. Ну, пусть спит, а когда проснется — сделаем все процедуры. Я буду у себя.
Пока Юрка спал, Сергей Сергеевич и Наташа поделились друг с другом рассказами о своей жизни, во многом схожими и понятными им обоим. Оба — безотцовщины. За свои тридцать четыре года Наталья дважды была замужем — и оба раза неудачно. Первый муж гулял, а второй — пил. Вот уже скоро три года живет одна. Мама умерла, детей нет, но зато есть интернат, есть ребятишки, которым она — их мама Наташа - очень нужна.
— Я наводила справки, — сказала Наташа, — оказывается, можно усыновить ребенка, даже если одному супругу много лет, а второй еще не пропустил возрастного ценза. Вы можете усыновить Юрку, но Вам нужно будет жениться.
— А по-другому, значит, никак? — несколько смутился Сергей Сергеевич.
— Нужна экспертиза. Если будет доказано, что Юрка Ваш сын — это упростит дело. Есть еще вариант: разыскать его мать, зарегистрировать брак и забрать Юру как своего ребенка.
— Не выйдет, — хмуро сказал Сергей Сергеевич, — видел я его мать. Я же в командировке был, вот там и встретились. Ее отец, негодяй, мэр этого района. Это он приказал дочери отказаться от Юрки. В будущем году ее выдают замуж и отправляют за границу. Так решил ее отец. Да она и сама не очень-то и сопротивлялась. В общем, нет у Юрки мамы.
— Неправда, — смущенно сказала Наташа, — а я?
Сергей Сергеевич внимательно посмотрел на нее, обнял, притянул к себе, поцеловал в висок и сказал:
— Я согласен. А ты будешь хорошей матерью?
— Очень хорошей.
— А, — он запнулся, — но Наташа продолжила за него:
— Женой?
— Да.
— Я буду хорошей женой и хорошей матерью. Можешь мне поверить — она вдруг перешла на "ты", — а если сомневаешься, то нам лучше сразу расстаться, чтобы не мучиться. По крайней мере — мне.
— А мы не будем мучиться, потому что мы не расстанемся. Потому что я тебя люблю.
— А я тебя люблю, — светло улыбнулась Наташа, — и Юрку люблю.
— Мама, папа, мама, папа, — послышалось с кровати Юркино воркованье.
Малыш давно проснулся и все никак не мог понять, кто эти двое, обнимающиеся, шепчущие друг другу слова, смысл которых Юрка не понимал, но от которых веяло такой теплотой, нежностью и надежностью, что он почувствовал, что такие слова могут говорить только очень близкие, родные, свои люди…

Через восемь дней квартира Сергея Сергеевича пополнилась новыми жильцами. Целый день Юрка игрался никогда ранее не виданными игрушками, а Сергей Сергеевич с Наташей аккуратно составляли заявления в ЗАГС и на имя заведующей детским домом. А вечером, когда Юрка уже спал на мягком диванчике, а Наташа стелила общую постель, Сергей Сергеевич воровато прошел на балкон и, осторожно оглянувшись, выбросил в наступившие сумерки баллончик с нитроглицерином.
— Не об этом нужно сейчас думать, — сказал он себе, надо жить. Тем более что есть, для кого жить.
Он прошел в комнату, подошел к книжному шкафу, погладил корешки книг.
— Потерпите, ребятки, скоро сын подрастет — всех вас прочитает. Обязательно.
И пока Наташа управлялась в кухне и в ванной, он подсел к спящему сыну, и, ненасытно смотря на еще бледное после болезни, но уже осветленное легкой освободительной улыбкой лицо, мысленно давал себе слово, что сделает все возможное, чтобы сын вырос добрым и честным человеком, и чтобы та женщина, которая отважилась посвятить свою жизнь им, всегда оставалась для Юрки только мамой. Потому что другой мамы у Юрки просто нет…
Сумерки сгустились, стали вязкими и впервые за окном взрослые детдомовцы негромко, приятными голосами, запели красивую песню замечательного поэта и композитора Александра Гончаренко. Песню, которая одновременно остерегала и обнадеживала, и с которой смело можно было начинать жизнь заново. Как говорится, с белого листа.

"Виделось в полночную метель:
В синем небе белые зарницы…
Постелила милая постель,
И воды поставила напиться.
Тихий шепот листьев у окна
Да березки – родные сестрицы.
Отогреть бы душу у огня…
Этот сон и наяву мне снится.

Сколько лет прошло, а сколько зим?
Все не позабыть и не припомнить.
Где-то невпопад затормозил,
Где-то на ходу сошел бездомным.
Поутру не яблоневый цвет –
Снег на опаленные ресницы.
На семь бед всего один ответ…
Этот сон и наяву мне снится

Я когда-нибудь вернусь домой,
А когда вернусь – и сам не знаю.
Буду с непокрытой головой
Проходить неузнанным по маю.
Знаю, что когда-нибудь вернусь,
Чтобы видеть и руками трогать,
И к губам губами прикоснусь,
У судьбы прося не так уж много…

Постели мне, милая, постель,
Белую, как белая страница.
Мне приснится сон: мохнатый шмель
На душистый, пьяный хмель садится.

Постели мне, милая, постель"…