Каталажка

  - Прости, не хотел, – он выразился буднично, как будто ничего не произошло, – ну ладно, вышло так.
  - А дальше что будет? – обиженная жена рыдала на диване: он её избивал поутру всякий раз, когда она не хотела принимать его ласки – сегодня особенно сильно.
К вечеру ей стало хуже. На работу она не ходила, и так всё время в синяках: кто такую примет? Алкоголичка – скажут, а ей всего лишь тридцать лет исполнилось недавно, и тоже избил: не понравилось, как одевается – медленно, показалось.
Мать избивал отец, теперь её – муж, так повелось в их семье – всех женщин били. Ей казалось – образумится, наконец, поймёт, что так нельзя, а сейчас она умирала. Что он ей повредил: кишечник? Боль была невыносимая, кататься по постели не было сил, постепенно разум угасал – она уснула, проснулась:
  - Мама? Это ты, мама?
Мама тянула к ней руки.
  - Я, доченька, иди ко мне.

Полиция увела его не сразу: сочувствовали – жена умерла. Только после обнаружения синяков на теле покойной и вскрытия...
  - Что ж ты так, (...), опростоволосился? Ведь жену бить... – далее шли дежурные слова, – не нарочно, да, а что же ты ей скорую не вызвал? – не нарочно...
Суд постановил... но это было потом, а пока его на нарах держать не стали, отпустили – пусть похоронит им убитую жену. "Как так можно?" – спросите вы. Да кто же это за насилие считает? Не слушала мужа, вот и получила. Прав? Прав, только убивать зачем было?  И срок дали небольшой и не маленький – девять лет общего режима. На работе дали отличную характеристику, соседи рукой махнули – пусть, Галину не вернёшь, а этому... и говорить ничего не стали про скандалы и шум за стенкой.
Срок близился к концу – скоро выходить на свободу, этот осужденный стал видеть во сне жену: приходит, молит о прощении.
"Что это она? – думает. – Зачем это ей вдруг просить прощенья у меня?" Думает, а сам размышляет дальше: "Вот выйду, а встретит меня кто? Надо бы познакомиться с кем-нибудь: с кем?"
  - Сеструха у меня не замужем, – сказал кто?
Вспомнил мужичонку, ничего из себя – не убийца, как он. Говорит келейным языком, будто приласкать хочет. Приблизился к нему, стал внимательно относиться.
  - Что ты хочешь от меня? Сразу говори! – зло так сказал.
  - Про сеструху сказал: кто она? Расскажи.
  - Сеструху ему мою надо: а зачем?
  - Жениться хочу.
  - А жена где, убил? Теперь сестру ему мою подавай? Во! – тебе! – и кукиш под нос тычет.
С размаху убил. Отказываться не стал: "Я убил", – вот и всё признание.
Суд. Приговор. Заточение...
  - Что случилось? – жена часто сниться стала, успокаивать. – Грешен ты, грешен, в церковь бы тебе пойти, – вот уже не жена это говорит, а его мать – так обе и "поют" ему – "грешен ты".
Мучить стали сны, спать перестал: встаёт, по камере ходит, снова ложится.
  - Что не спишь? – уголовник со стажем проснулся. – Какой раз из-за тебя встаю: что не спишь? – спрашиваю.
  - Снится жена, грешником назвала.
  - А! Знаю, убьют тебя скоро, – захохотал, – было уже...
  - Разговорчики!
  - А! Ну, потом расскажу, ты спи, – почти по-отечески успокоил.
Эту ночь не спалось, но вставать не стал: будить не хотел.
Ещё ночь, ещё... Вот уже кажется, что по камере ходит, подходит, трогает за плечо, сказать хочет другое, а выходит только: "Грешен ты... – мучает его, не хочет, а всё равно говорит, – грешен..."
Убили его ночью, навалили подушку на голову и задушили.
Никого не встретил, ни кого: темнота вокруг, под ноги смотрит – видно, идёт. "Кто встретит такого? – сам думает. – Душегубец я нераскаянный".
"Путь долгий?"
Кто спросил?