Один, два, три…
Крик. Мой крик – просто оглушителен…
Продолжаю считать удары сердца: один, два…
Во рту пересохло – язык, как кирпич. От каждого крика горло резало, губы трескались. Ранки на них щипало из-за соленого пота, копившегося над верхней губой. Взглянул на свои пальцы, царапавшие землю: ногти кровоточили, один болтался на фаланге среднего пальца. Грязь смешивалась с кровью и засыхала.
Еще немного…еще немного…
Каждую косточку и мышцу крутило, ломило, жгло… ноги начали трансформироваться. Суставы выворачивались, кости становились мягкими, вытягивались. Потом, начали трансформироваться руки.
Сильно прикусил язык из-за того, что менялся череп.
Потерял сознание.
Последнее, что я помнил, это кровь, которую я глотал, теплая сырая плоть, свежая… олень? Лось? Я не помню… Главное, что это был не человек. Мне хватило с этим проблем однажды.
Наверное, я пробыл волком неделю. Нет ничего хуже после превращения снова адаптироваться в человеческом теле. Чувствую себя так, словно заболел гриппом или еще чем-то в этом роде…
Моя лачуга, в которой я скрывался, уже изрядно меня достала за двенадцать лет, она даже не казалась мне родной. Вот что значит волчья душа. Если бы я мог, я бы остался в волчьем теле навсегда, и умер бы, спустя годы. Если бы это было возможно.
Мне уже за семьдесят, но тело мое все еще молодо, ни один волосок на голове не посидел.
Это моё проклятье. Если бы не та ведьма, цыганка… последнее, что я выпытал у нее это то, что освободит меня только смерть. Причем смерть в жутких муках и страданиях.
При воспоминаниях о ней по телу прошла судорога и я, в порыве гнева, выбежал на улицу, и таежный холодный воздух обжог мои легкие. Не стал кричать привычное «за что?» или «зачем?», надоело. Все равно я не получу ответа… Возможно, потому, что знаю его. Прокляли меня из-за моего тщеславия, алчности, и прочих приятных пороков. У меня была роскошная жизнь, пока меня не прокляла влюбленная в меня цыганка. Из всех чувств она вызывала у меня только низменные. Неопрятная красота ее казалась мне дикой и непокорной, привлекательной, но когда это создание, помню ее огромные черные глаза, призналось мне в любви, схватив меня за руку и вложив в ладонь что-то, всякий интерес к ней пропал. Дикая цыганка покорилась мне сама…
Она, возможно, не должна была тогда получить в ответ мою дерзость, и уж тем более, горькие и грязные насмешки при всех моих высоко светских знакомых и добрых приятелях. Возможно. Но и она не должна была так дерзко появиться средь нас… То, что она вложила мне в руку, было серебряным кулоном. Последний раз, когда я мог взять его оголенной рукой, и он не причинил бы мне ожога, был перед моим первым превращением за неделю до полнолуния. Теперь, я храню его, серебро, потемневшее, в виде розы, которая теперь была черной, в костяной шкатулке моей нянечки, которую я собирался выбросить вместе с цыганским подарком. Но, уловив во всем этом нечто мистическое, оставил у себя, убедился в полнолуние в том, что был прав, и убежал…нет, меня изгнали и теперь думают, точнее, думали, что я мертв. Теперь, все, кто гнал меня из моего города, мертвы либо страдают от глубокого маразма пополам с шизофренией.
Осень. Лес. К вечеру холодало, и мне нужно было бросить свои думы и пойти, срубить пару деревьев на растопку печи.
Моя жизнь изгнанника, отшельника, многому меня научила. Я умел построить себе жилище, приготовить еду, разделывать мясо, шил себе одежду…я одичал. Я жил памятью манер тех годов, в которых я существовал юным повесой, вел разгульную, расточительную жизнь…но, что теперь. Я даже не знаю, какие имена в моде…хотя, к чему мне это? Я свое пытаюсь забыть, так как я уже давно потерян. Меня нет. Есть существо, что живет от полнолуния к полнолунию.
Но, кто мог предугадать, что случится потом…
Я брел по лесу, бездумно качая в руке топор, сначала подыскивал подходящее дерево, потом просто забылся, думая, а как все могло бы быть, если бы я тогда поступил иначе? Именно я, а ни то, если бы цыганки не было вообще. А что, если бы ее и впрямь вообще бы не было?
До моего слуха донеслось журчание горного ручья. Да, далеко же ты забрел, приятель…
Я прислушался: хоть что-то несло в себе покой… Вдохнул свежий воздух, отчего содрогнулся телом, когда побежали мурашки.
Зачесалось за ухом. Оглушенный скрипом ногтей, скребущих по коже, я не сразу разобрал шум, нарушавший мерное журчание ручья. Что-то упало в воду, потом…снова…кто-то купался?
В этих местах людей не было с самого момента, когда я здесь поселился.
Крадучись, я быстро подобрался к ручью, затаившись в кустарнике за валуном серого камня.
Вода рябила, бежала широкой лентой, сверкала, как хрусталь, скрывая в себе гостя. Некоторое время спустя, что поразительно, ведь так долго задерживать дыхание невозможно, из воды вынырнуло белое тело. Мне была видна верхняя часть спины, на которой искрились капли воды. Длинные белокурые волосы мокрыми прядями липли к коже, струясь между лопаток к пояснице.
Умереть мне на этом месте…Это девушка! Купающаяся в ледяной воде горной реки осенью! Мое изумление вылилось в малокультурную словесную форму.
Девушка быстро обернулась и мне хватило этого мгновения, перед тем, как ее ищущий взгляд перебежал к валуну, чтобы разглядеть ее лицо. Темные брови, синие глаза, алые губы… Она была прекрасна.
Нужно бежать… Стоп. Она одна, я – оборотень…
Стоило мне подняться, как над головой просвистела стрела. Я вновь сел. О чем я думал? Она так прекрасна, я бы не посмел…или посмел?
- Кто ты?! – Крикнула она.
Какой властный голос…
- Я убью тебя!
Я сорвался, и побежал, почти на четвереньках. Вслед мне просвистела пара стрел, но мимо. Путая следы, я добрался до своего убежища, где затаился.
Спасал ли я свою шкуру? Нет, скорее, спасал девушку…от себя.
В груди тлели болью воспоминания о ней. Она была так прекрасна и таинственна, что я ощутил себя животным, грубым, грязным, потерянным зверем, даже не человеком. Меня мало удивило то, что она умеет стрелять из лука…или арбалета? Скорее всего, второе. В этих местах без оружия не выживешь… Но, что она вообще здесь делает?
Ночью я перебирал все возможные варианты в мыслях, но ни на одном из них твердо не остановился. Стоило мне заснуть, как ответы пришли сами…
Я узнал ее глаза, ее голос: - Твое проклятье теперь и мое тоже, оборотень!
- Откуда ты знаешь? – Ощерился я в своем сне. Я смотрел на нее, умирая от желания коснуться…
- Больше пятидесяти лет назад ты убил мою сестру!
Убийств было слишком много, чтобы вспомнить хотя бы одно…
- С чего ты взяла, что это был я?
- Я видела тебя! Ты, проклятый зверь! Ты убил ее, она была твоей первой жертвой, ее кровью ты проклял и меня!..
Неудивительно, что я не мог вспомнить ее. Первая жертва, я был в беспамятстве, первое обращение было шоком…
- Ты? Видела? – Она была слишком юна.
- Ты не слышишь меня? – Прищурилась прекрасная.
Тут до меня дошло…
- Ты сказала, мое проклятье теперь и твое… - говорил я, но думал о том, что стою перед ней, обросший, грязный, в одежде из звериной шкуры…
- Иначе я не смогла бы тебе явиться во сне. Цыганское проклятье было в том, что если в первую ночь обращения ты волком убьешь человека, кровный родственник его, свидетель убийства, взглянувший тебе в глаза, примет ту же участь, что и ты, чтобы отомстить и с твоей смертью освободить себя! Я выслеживала тебя очень долго, пока ты сам не пришел.
Я был парализован. Так вот о каких муках говорила цыганка…я впервые в жизни полюбил, и умру от руки любимой…нет, не умру!
- Собралась мстить, значит? – Сон зарябил, как вода в реке.
- Я перегрызу тебе горло!.. – Взревела она и…
Наяву на меня бросилась огромная, белая волчица. Ее вес придавил меня к полу, на котором я спал. Руки еле слушались, еще не отошедшие ото сна. Как мог я отталкивал от себя клацающую челюстями ревущую голову волчицы, глаза которой были налиты кровью. У подбородка сомкнулись клыки, с которых капала слюна, потом вновь челюсть раскрылась, я отвернулся и чуть не получил острыми когтями по лицу.
Еще не полнолуние, как она смогла обратиться?
Она была права: она убьет меня. Мне не справиться с этой необузданной свирепостью волка и человека, годами носившего в себе жажду мести.
Но я, что было сил, сбросил с себя ее, за секунды оказался у сундука, откуда достал огромный острый тесак, и обернулся, но волчица прыгнула уже сзади и мы начали бороться, опрокинув все, что можно было. Мою вооруженную руку чуть не отгрызли, вцепившись, но я нащупал валявшуюся на полу костяную шкатулку и, обжигаясь, прижал серебряный кулон прямо к глазу зверя, взвывшего и отпустившего меня.
Руку все равно не спасти… Кровь лилась сильно, из-за чего я почувствовал слабость. Пока волчица металась по лачуге, я осел, обессиленный, потом упал. Белая, как снег, огромная, она смотрела на меня, выжидая чего-то. Глаз ее начал заживать буквально в считанные секунды.
Я потянулся за тесаком, что пришлось выронить, но нечаянно коснулся цепочки кулона, лежавшего на полу…и не почувствовал боли.
Я сжал в ладони серебро – оно не обжигало меня.
- Я человек?
«Потому, что умираешь.» Отозвался ее голос у меня в голове, как во сне. Голос, давший надежду…и забравший ее.
О, я хочу жить, как бы мне хотелось жить с тобой…Как бы я хотел, чтобы я был свободен, но не такой ценой. Хотя, я и так уже все потерял. В первую очередь, свою душу. Еще тогда, когда в нее забралась гнусность, заставившая ее гнить…
Волчица взревела, и ее челюсть сомкнулась на моем горле.
