ловкость, хитрость и шокирующая дерзость, не лишенная некоторого очарования, и то, с какой легкостью и непринужденностью он выигрывал свои первые дела, красиво и эффектно сметая в зале суда все со своего пути к победе, а также молодость и обаяние, прославили его, превратив в зарождающую звезду.
Став востребованным, он уволился из юридической фирмы, в которой практиковал еще студентом и на заработанные деньги снял небольшое скромное помещение, но в самом лучшем районе, и открыл свой первый офис. Наняв секретаршу и уборщицу, он занялся частной практикой.
И здесь ему сопутствовал успех.
Вскоре он мог позволить себе перебраться в офис, соответствующий его положению. В офис, где он с достоинством принимал своих клиентов, которые становились все более непростыми людьми. А он стал не простым адвокатом. Его коллегам оставалось только зеленеть от зависти и кусать локти, наблюдая за тем, как вырос контингент его клиентов. К Джеку Рэндэлу прочно прилепилась репутация человека, для которого не существует ничего невозможного. К нему обращались люди с самыми деликатными и сложными делами, и за какое бы дело не брался адвокат, оно было обречено на успех.
Вскоре все воспринимали это уже как должное. И когда за дело брался Джек Рэндэл, противоположная сторона, выступающая против него, заранее складывала ручки, смиряясь с неизбежным поражением.
Произнося его имя, о его отце уже не вспоминали. Джек стал более знаменит, он был солнцем, а его отец - звездой, теряющейся под его лучами.
Но когда они объединялись, их силы и умы сливались в одно целое, образовывая смертоносную молнию, способную достать и поразить кого угодно и остановить ее удар было невозможно. Его отец не искал славы, а Джек к ней стремился. Он хотел, чтобы о нем услышала мать, узнала, каким он стал, чего добился.
Сам. Без нее. В глубине его сердца жила мечта посмотреть когда-нибудь ей в глаза так, как боги смотрят на мерзкое гадкое пресмыкающееся, ползающее под ними, пресмыкающееся, на которое было смотреть не только противно, но и унизительно. Да, он хотел, чтобы она почувствовала и поняла, что по сравнению с ним она - ничто.
Когда-нибудь придет его час отомстить за свою самую глубокую рану, за участь брошенного, отвергнутого, ненужного. Несчастная, она не знала, насколько опасен ее собственный сын и сколько в нем живет ненависти.
Если она до сих пор не пожалела о том, что отреклась от него, то еще пожалеет, непременно. Он заставит ее. Как заставит понять, что, бросив свою семью, она совершила самую большую ошибку в своей жизни. Роковую ошибку. Тот, ради которого она это сделала, к которому ушла, давно это уже понял… перед тем, как Джек его наказал. Беспечная мамочка наверняка ничего об этом не знает. Впрочем, отец тоже об этом не знал. Как не знал о том, что Джек жаждет отмщения собственной матери. Только для него она не была матерью. Это была просто женщина, которую он ненавидел и презирал всем сердцем и всей душой.
Когда клиентов стало слишком много, когда его стали рвать на части, Джек открыл свою собственную юридическую фирму.
Работа отнимала все его время… или почти все. Некоторую его часть он все-таки вынужден был отдавать женщинам. Потому что для нормального мужчины женщины жизненно необходимы, как еда, вода, сон… Недостатка в них он не испытывал, но всегда держал на уровне постели, да и вообще, постоянство не входило в его добродетели. Может быть, потому что он не любил, а может, сам по себе таким был. Он никогда над этим не задумывался.
А сегодня он пьян. Почему? Потому, что впервые в жизни потерпел поражение? Потому, что в первый раз усомнился в себе и своих поступках? Первый раз пожалел о том, что сделал? Никогда раньше он не признавал за собой ошибок. Он никогда не считался с совестью и таким понятием, как нравственность. Он помогал преступникам. Давал свободу убийцам и маньякам, не заботясь о последствиях, потому что ему было все равно. Нет, он, конечно помогал не только плохим людям, и на его счету было гораздо больше хороших дел, когда он спасал чьи-то жизни, вытаскивал из самых глубоких пропастей, уберегал от краха и разорений, защищал невиновных даже в самых отчаянных и безнадежных ситуациях… Только безнравственные и плохие поступки почему-то имели большую, к тому же вечную, славу. О хорошем быстро забывают, а плохое не прощают никогда. Таковы люди.
Но вот настал момент, когда Господь наказал его. А может, он сам себя наказал. И на этот раз совесть взяла над ним верх, и рвала его своими острыми зубами, как изголодавшийся и наконец-то дорвавшийся до добычи зверь. Чувство вины травило его кровь, давило на плечи и грудь. Джек не мог этого переносить. Он ненавидел и презирал это чувство. Но сейчас преодолеть его он не мог.
Он выпустил чудовище из клетки, отдав ему на растерзание невинную девочку. Он не смог ее уберечь. И если она погибнет, это будет его вина.
Это он обрек ее на страшную смерть.
И никогда в жизни ему еще не было так плохо. Даже, когда его бросила мать. Хотелось напиться и забыться. Он не умел прощать других, но он не умел прощать и себя, если признавал за собой ошибку.
И он понял, что, выпустив Мэтта на свободу, он совершил самую большую ошибку в своей жизни. И эта ошибка будет стоить ему жизни той, что каким-то образом проникла за броню его ожесточенного сердца.
Его душили ярость и досада. Он был в бешенстве.
Какой-то больной придурок обвел его вокруг пальца, утер нос, как сопливому глупому мальчишке.
Недооценил он своего противника. Не думал, что этот жалкое раздавленное ничтожество осмелится сопротивляться. Мэтт оказался хитрым и упрямым, притворился, что покоряется, чтобы усыпить его бдительность. Как он смог убедить Кэрол не поверить ему, Джеку, когда она так слепо ему доверяла? Как убедил бросить все и уехать с ним? Если, конечно, он не увез ее силой.
Джек рвал и метал. Ему казалось, что он взорвется от злости. Он ругал последними словами Мэтта, Кэрол и себя. И не знал, на кого он злится больше. Он делал все, чтобы найти их, поставил на уши всех, кто мог ему в этом помочь, пользуясь своими многочисленными связями.
Они шли по следу Мэтта, но нагнать никак не могли. Этот хитрый засранец делал все, чтобы усложнить преследование, он не направлялся куда-то в одну сторону, он петлял, ехал то в одну сторону, то в другую, вел себя совершенно непредсказуемо и спонтанно, и невозможно было вычислить, куда он направляется, потому что, скорее всего, он и сам пока этого не знал. Дороги были стихией Мэтта, он чувствовал себя на них как рыба в воде, и ему было легко путать следы и водить своих преследователей за нос.
В мотелях останавливался под вымышленными именами, что, впрочем, не вводило в заблуждение опытных ищеек, идущих по его следу. Они нагонят его, вот-вот, он опережал их всего на один шаг. Только бы до того, как это произойдет, не случилось непоправимое, и Кэрол все еще была бы жива. Мэтт не уйдет от него. Ох, что он сделает с этим отморозком, когда тот попадет в его руки! Джек готов был растерзать его на кусочки. И именно так он и собирался сделать. Он выместит на этом ублюдке всю свою ярость.
Чтобы как-то отвлечься от мучительных мыслей, Джек включил автоответчик. Присев на край стола, он отстраненно слушал бесконечные сообщения, даже не стараясь вдуматься в смысл произносимых слов, которые пролетали мимо его сознания. Осушив стакан, он прикурил сигарету.
Пытаясь разыскать беглецов, Джек забросил все остальные дела, забыв о работе. Впервые он бросил работу, наплевав на все. Его адвокаты изо всех сил пытались справиться с этой неожиданной ситуацией, улаживая возникшие проблемы с клиентами начальника, чьи дела он забросил, и также с заседаниями и судами, на которых он должен был присутствовать, представляя чьи-то интересы. Некоторые его дела, если соглашались клиенты, адвокаты брали на себя. В общем, в его офисе все из кожи вон лезли, чтобы уладить все его дела, они обрывали его телефон, но Джек не мог и не хотел сейчас думать о работе и о чьих-то проблемах, которые он должен решать. Да, это его работа - решать чьи-то проблемы, и за это ему платят баснословные деньги, но сейчас для него имела значение только своя собственная проблема. И он готов был послать всех к черту, и клиентов, и своих адвокатов, и даже бесконечно уважаемую им секретаршу.
Голоса, раздающиеся из аппарата, вдруг стали резать ему уши, и, ощутив прилив раздражения, он потянулся к кнопке, чтобы выключить его.
Но его рука резко замерла над кнопкой, когда после очередного гудка он услышал дрожащий испуганный голос.
- Джек, пожалуйста, если ты дома, возьми трубку! Мне очень нужно…
Испуганный крик и звук удара. И все. Щелчок, и он услышал голос секретарши, умоляющей его позвонить в офис.
- Кэрол! Кэрол!!! - в отчаянии и ужасе закричал он в автоответчик так, словно она могла его услышать.
Стиснув зубами сигарету, Джек склонился над автоответчиком и поспешно прослушал дальнейшие сообщения, надеясь снова услышать голос Кэрол. Его надежды не оправдались.
Тогда он перемотал пленку назад и прослушал еще раз.
- Джек, пожалуйста…
Еще раз.
- Джек, пожалуйста…
Застыв, как безжизненная статуя, Джек смотрел в окно. Сигарета между его пальцами истлела, роняя пепел на пол, но он совершенно о ней забыл. Этот звонок говорил об одном. Кэрол поняла, что Мэтт болен и опасен. Она была напугана, и наверняка собиралась попросить о помощи, и не успела. Не трудно было догадаться, кто ей помешал. Она больше не перезвонила. Это могло означать только одно. Если бы она была жива, она бы позвонила, чтобы попросить о помощи.
Ноги его вдруг подломились и, выронив дымящийся окурок из пальцев, Джек медленно сполз на пол вдоль стены. Застонав, он в отчаянии обхватил голову руками. Он никогда не пытался себя обманывать, и сейчас он знал, что случилось то, чего он боялся больше всего на свете. В Мэтте проснулся монстр, а это значит, что Кэрол больше нет. И она больше не позвонит. Никогда.
Лежа на полу в гараже, в луже собственной крови, сочащейся из простреленного бока, Мэтт постепенно приходил в сознание. Веки его дрожали и приоткрывались, но потом вновь смыкались, и сознание ускользало от него. Никто бы не мог сказать, сколько он так лежал, а тем более он сам. Не было никого, кто бы его видел и мог бы помочь прийти в чувства.
Никто не знал, что он здесь истекает кровью. Никто не знал, что рядом с ним лежит неподвижная девушка. И любой бы ужаснулся, узнай, что он сделал с ней, своей женой.
Открыв глаза, Мэтт смотрел в пустоту ничего не видящим, неподвижным и ничего не выражающим взглядом. Постепенно взгляд его сфокусировался на одной точке, и он увидел над собой потолок, как будто только сейчас открыл глаза. Разглядывая потолок, он пытался сосредоточиться и понять, где находится. В мозгу начинала медленно, но неизбежно нарастать давящая ноющая боль, словно ее вызывали именно его умственные усилия.
Скривившись, Мэтт закрыл глаза и расслабился. Боль отступила.
Он готов был лежать вот так вечно, лишь бы эта проклятая боль не возвращалась. Он так от нее устал.
Терпеть уже не было сил. Но он почувствовал холод и почти онемевшее тело, и волей-неволей пошевелился и приподнялся. Поглаживая затылок ладонью, словно
