Течёт речка Дудка… Нормальная такая речка, русская, настоящая. Такая, какие очень любят снимать в дешёвых сериалах, чтобы перед раскручиванием незамысловатого сюжета умилить души «потребителей художественного продукта» «родными сердцу…», ну, и так далее.
А если откинуть в сторону столь модное нынче ёрничество, то Дудка правда речка красивая.
Вьётся прямо среди земли русской неспешная такая реченька, по берегам которой и отмели песчаные есть, чтобы было детворе, где искупнуться в жарынь, и кусты, прямо над водою нависшие – а порыбачить, с утра комариков покормить, как же?
И был через Дудку мост. Отличный такой, знаете ли, мост, крепкий, хоть и деревянный. Его ещё старые русские мужики рубили, те, которые на века все дела делали, потому что вообще по совести жили. А потому даже грузовики (небольшие, конечно) могли через тот мост переправляться.
И что думаете? Мост этот в чистом поле либо в лесу стоял? Нет, конечно. Дудка ведь в этом месте в Калиновку забегала и ровно пополам её резала. Вот мост и делал Калиновку единой деревней, а не двумя разными. И деревня получилась большая. Даже очень. Не все правобережные со всеми левобережными даже знакомы были.
Вера на правом жила. Всю свою восемнадцатилетнюю жись. А на левом только два раза была. И то давно: мамка зачем-то посылала, когда уже большая стала. Ага, значит, жила на правом, потому-то Славика в первый раз и увидела на свадьбе Зойки – он-то с левого был.
Верка Зойку плохо знала, но это Наташка её на свадьбу позвала, потому что с Зойкой дружила. И Славик с кем-то там тоже из ребят дружил, а у того друг был приятелем жениха.
Так вот вместе и оказались они на просторном дворе, где всё чин по чину к свадьбе накрыто было (одного «Оливье» ведро настрогали тётки невесты, приехавшие из города!)
Верка Славика как только увидала, сразу наполнилась, вся прям, одним-единственным словом, которое стало и мыслью, и чувством: М О Ё…
И про Сашку Сидорина даже не вспомнила, с которым ещё в школе вместе училась и которого ей в женихи уже несколько лет назад деревня определила. А они оба и не сопротивлялись как будто. Только вот ждали, когда Сашку в армию заберут, а потом он оттуда вернётся (весь в орденах, конечно!) Тогда и поженятся. Так вот всё в Калиновке делалось: текло, словно речка Дудка, будто само всё собою и получалось.
А тут – на тебе: Славик! Да беленький такой, светленький. Но высокий и сильный, не то что Сашка, как галчонок весь чёрный и щуплый. Даром что только глаза синющие, как северное сияние переливаются. Верка сияния того северного не видела, конечно, но когда в Санькины глаза смотрела, думала, что такое оно и есть у себя на севере диком, где ещё сосна стоит одиноко…
… А тут свадьба поёт, орёт, пляшет, полыхает. Славик, а что он Славик с левого ей Саня и сказал, всё время с разными девчонками танцевал. Верка всякий раз норовила рядом быть: а вдруг заметит да как пригласит её! Как прижмёт руками с пальцами длинными к самому сердцу, как закружит. А потом сразу, не отдышавшись даже, скажет: «Ты меня только из армии дождись, и станем мы мужем и женою!»
А Верка сразу молвит на это: «Ладно, будь по-твоему». Тогда уже Славик ответит: «Погоди, а как же Саня? Он ведь тоже собирается тебя в жёны брать!..» Верка как засмеётся в ответ, как встряхнёт косами своими тяжеленными, да и ответит сразу прям, без раздумий: «Да ну его! Он мне с пятого класса всё про кроликов да про кроликов рассказывает: какую они траву любят да какими маленькими на белый свет родятся. И что их маленьких совсем мочить нельзя: даже если слезинка на маленького упадёт, - всё, конец жизни».
Это всё Верка себе намечтывала да намечтывала, когда глядела, как Славик с другими девчонками пляшет-танцует. Саня глаза только Веркины увидал – сразу с ребятами за ворота курить пошёл.
И как только окончился очередной танец, Славик и на самом деле к Верке подошёл, молча за руку взял и сразу прямо в сарай повёл. А там тихо, сено кругом и от свадебного шума далеко совсем.
Как вошли только, он в угол Верку зажал и больно пальцами своими длинными за груди стал тискать. Верка и не сопротивлялась даже. Тогда он подол её нового платья задрал и в сено её повалил. Быстро-быстро посопел там где-то, встал, штаны застегнул и, даже не глянув на Верку, из сарая вышел.
Она так и не поняла, что случилось. А потому до самой ночи в сарае просидела, потом встала, отряхнула от сена измятое платье и домой пошла. Хотела поплакать маленько, потому что понимала, что стыдное сделала, нехорошее, а слёз-то и не было. И никого уже на улицах не было, даже петухи вечернюю зОрю орать перестали.
Так вот, в тишине и темноте, дошла Верка уже до самого моста. И там только двоих увидала. Парни. Стоят на мосту один против другого и разговаривают о чём-то Верке не слышном.
Потом у одного рука чуть дёрнулась. Второй икнул как-то и, ухватившись за первого, стал медленно будто стекать вниз. Когда сполз весь и стал похож на кучу какую-то непонятную, второй, тот что ростом пониже, как-то брезгливо так с ног его стряхнул и побежал на правый берег.
Верка идёт себе по мосту, никого не боится: ей же тоже на правый берег нужно. Подошла, глядит на кучу, а это и не куча вовсе даже, а Славик лежит, белым лицом вверх запрокинулся. Стоит Верка и смотрит. И не страшно ей совсем. И не жалко. Себя тоже.
А с тёмного правого берега голос громко так шепчет:
- Чё стоишь-то? Пойдём домой, поздно уже. А то обидит ещё кто-нибудь…
И пошла Верка на свет северного сияния, которое, почему-то здесь, у них, в кустах на правом берегу полыхало…
