АНГЕЛ ЖЕМЧУЖНЫЕ СЛЁЗЫ

              Слёзы незнакомого человека
              располагают нас к нему прежде,
              чем мы узнаем их причину.
                                                Жан Батист Дюбо
              В каждой слезинке есть
              частица прожитой жизни.
                                  Светлана Веселова

      Опоздал, как-то раз, ангел к себе домой, в своё царствие небесное: закрылись врата пред ним до утра. Не попасть теперь домой ангелу. Не видать ему нынче подушек пуховых, не пить нектару тёплого на ночь.  Заработался он на земле, намаялся и не заметил, будто кто рукой глаза застил, как время его светлое истекло по небесным законам о рабочем дне. День у них нормированный, ни как у людей. Люди-то день и ночь пашут, хлеб насущный добывают кровью, потом орошённый, хотя и у них тоже существует трудовое законодательство. Для кого только оно писано? Ну да ладно, это людские проблемы, а вот ангелу нашему никак в царствие своё не попасть.
      Закрылись врата до самого утра, пока солнца луч не отопрёт замки ключами своими: пробудит ото сна силы небесные, выпустит их на землю для свершения добрых дел. Что делать опоздавшему ангелу, не на облаке же сидеть, всю ночку тёмную маяться?  Облака сейчас, страшно сказать — целая таблица Менделеева. Посидишь на нем лишних пол часика, после крылья лысеть начинают. Ни перьев тебе, ни пуху на подушку. Поди, найди хорошее облачко. А на тучке притулишься, так там тоже неприятностей не оберёшь. Промокнешь весь насквозь, ревматизм заработаешь, во век не выпаришь, да и электричество как назойливый комар тебя искусает. Утром чуть свет петухи пропоют — пожалуйте на работу.  Чешись потом весь день, какие уж там добрые дела, когда все помыслы о твоей телесной оболочке, то тут почешешь, то там потрёшь. К доброй работе с добрыми помыслами приступают, от этого добро и множиться. Посидел, посидел ангел у врат закрытых и обратно на  землю спустился.
      Ночь. Уже силы тёмные во всю властвуют, во грехи всякие втягивают.  «Грешат, велико развращение человеков, что все мысли и помышления сердец их стало зло во всякое время». Согрешат и помолятся — прощения просят — и вновь грешат … Время для чертей настало, время тёмное, блудоденное, для бесовских дел сподручное.
      Ангелы на небесах живут, заоблачные жители, так сказать — в облаках витают; на всё свысока смотрят. А с высот тех не всё разглядеть можно, что и пропустишь.  Не углядели. Не увидели. И отговорка есть — надеяться надейся, а  сам не плошай.
      А на земле чертям каждый шаг ведом, под землёй живут, всё чуют. Как ни ступи, твердь земная всё отражает, а у чертей чутьё тонкое, как у всякого гада. Недаром ими правит змей искуситель, владыка царства подземного.
      Темное время на земле настало! Сумрачно в душах человеческих. Это только разговоры о светлом дне, а мысли-то у всех темные. Ночь землю накрыла!  И тонут люди в тягучих и смрадных болотах  зависти и корысти, в которые сами бросаются, обрядившись в цепи златые. И тянут те цепи всё глубже и глубже, и нет  желания сбросить с себя  оковы сии.
      Страшно!
      Страшно на земле когда приходит тьма! Куда ангелу светлому податься? Где ему рассвета дождаться!?
      Обернулся он старцем благочестивым, обелённым сединами почтенными, с посохом подорожным в руках и на земле российской оказался. Стоит один посреди улицы во тьме, кругом его высоченные заборы, сверху проволокой колючей окутанные. Ни единой души! Ни звука живого! Постоял, постоял и побрёл  вдоль заборов. Долго шёл края не видя, наконец уткнулся на ворота железные. Постучал легонько, чтоб народ не пугать. Собака зарычала. Гавкнула раз, другой и что тут началось: со всех сторон такой гвалт поднялся, труб Иерихонских не услыхать. Что делать? Бежать не куда. 
      Вдруг голос женский сквозь ворота железные и собачий лай пробился.
      — Кто там? — и последующие слова, сравнимые с тяжелым камнепадом, забухали по железу.
      — Кого еще черти принесли?  Что надо? …
      — Это я, странник одинокий ко святым местам иду. Ночь в пути застала, — заблудился. Не отвергай, впусти переночевать в доме твоём уютном. Не оставь без милости служителя Господа нашего. Зачтётся тебе в завтрашний день.
      — Чтоо-о? Чего ты там лепечешь?  Совсем уже обнаглели.  Житья нет от этих попрошаек.  Мало днём шатаются, так ещё ночью покою не дают. Убирайся прочь, пока собак не спустила. Пошел вон!!! … … … Что за люди, откуда только такие берутся.
      Голос её слился с собачьим лаем, который перекатился с одного края улицы  на другой и вскоре затих где-то вдалеке. Угомонились собаки, и сверчащая  тишина вновь наползла на кривые закоулки окраины города. Далеко в небесах зажглись звезды, и их холодный свет устав от блужданий в просторах вселенной снизошел на земную твердь в поисках наивных мечтателей и философов. Нынче только наивные мечтатели находят упоение под звёздным небом, выдавая трактат за трактатом — о любви, равенстве и братстве. Однако  ночное время  с пользой для себя используют и другие субъекты, те что  с тёмными мыслями и черной душой, они-то как раз покуда  спит народ благочестивый и вершат свои дела — ямы роют, козни строят, а днём в эти ловушки сладкими речами заманивают. Но не будем вперёд забегать и проследим путь нашего небесного странника.
      Тоннель из нескончаемых заборов наконец кончился и повеяло враз сыростью, потянуло холодом. Где-то за кустами и кучей мусора журчал родник. Простой источник живительной влаги. Пробился-таки сквозь многотонный панцирь земной. Вышел на свет божий для услады жаждущих, хотя и засыпал его нерадивый бульдозерист строительным мусором и скверной от жильцов строивших заборы высокие. Течёт — журчит в своём русле новом. Чиста и прохладна струя его.
      Поёживаясь от прохлады и жалобных речей родника, побрёл странник дальше. Вот чей-то палисадник пахнущий жасмином. За щербатым, низким штакетником — тьма. Отворив не запертую калитку, ангел вступил на посыпанную песком узкую тропинку, уходящую в глубину заросшего сада. Яблони низко нависли над головой, будто тяжёлые своды подземного грота, пришлось пригнуть голову, чтобы не дать ухватить за волосы корявым пальцам древесных ветвей. Прислушиваясь к тишине, не слышно ступая, приблизился  к стоящему в глубине сооружению. Напрягая зрение, разглядел бревенчатый дом с порушенной крышей и, когда-то в лучшие времена,  застеклённой верандой служившей вместо крыльца.
      В эту минуту, растолкав сбившиеся в кучу облака по разные стороны, вынырнул молодой месяц и воссиял в своей красоте, оглядывая свои владения.                                                                                                                             
      При лунном свете ангел  насчитал  три ступени ведущих в черный зёв открытой веранды. Высокая, не кошеная трава под окнами скрывала низкую скамью. Света в окнах не было, только голубовато-матовый блеск стекла отражал лик небесного светила. На одном из оконных стёкол трещина, как застывшая молния в груди поверженного дракона, подчеркивала всю убогость и заброшенность данного  места. Дом казался скорее не жилым, чем спящим.
      Где-то гавкнула полусонная собака, другая такая же хотела поддержать разговор, но первая смолкла, поняв, что обозналась и причин для тревоги — нет. На этом всё и закончилось.
      В наступившей вновь тишине послышались из дома неясные звуки. Будто кто-то прошлёпал по половицам босыми ногами, наткнулся на стул и опрокинул его. Занавески на окне раздвинулись, показалась чья-то голова с заспанным лицом и всклоченными волосами. Во взгляде была тревога и ожидание. Секунда, другая и лицо исчезло. Только колыхание занавесок ещё  мгновение напоминало о происшедшем.
      Ангел стоял в нерешительности.
      Вскоре с улицы послышались голоса. По мере приближения становилось ясно, что обладатели голосов явно навеселе. Тема их разговора затрагивала главные проблемы житейского бытия;  отношения между мужчиной и женщиной на первичной стадии зарождения биологической жизни, о вечном противостоянии  зятя и тёщи, о внешней политике государства. Обсуждая эти темы, парочка доморощенных философов  приблизилась к калитке.
      Ангел  напряженно  ожидал, свернут ли к дому или пройдут мимо подгулявшие люди. На какое-то мгновение они задержались возле калитки, дискутируя о роли случая в судьбах людских, и не сойдясь в едином мнении, вошли в сад. У крыльца ещё раз остановились, но только для того чтобы легонько постучать в окно.
      —  Лидусь, это я!
      Снова колыхнулась занавеска и через мгновение  растворившаяся дверь проглотила пришедших. Дом ожил. 
     
      В это время ангел уловил доносящиеся из глубин сада звуки чьей-то речи. Неужели кто-то ещё забрёл в этот дикий уголок?
      За столиком под яблоней  сидели двое и неспешно вели беседу. Они не опасались, что их разговор кто-то услышит. Для всех живущих на земле они не видимы, а для большинства людей вообще не существуют. Наш странник сразу узнал их, так как сам был одним из этих антропоморфных существ. Один из них был ангел-хранитель, приписанный с рождения одному из только что прошедших мужчин. Второй ангел-демон пришедший за человеческой душой, ибо срок жизни земной истекал. Оставались какие-то несколько часов мытарства в этой юдоли скорби. Судьба была предрешена и описана в книге судеб, оставалось только дождаться назначенного часа. Один другому передавал нужную документацию: отчет о проделанной работе расписанной поминутно; каждый шаг был зафиксирован и внесён в нужную графу реестра грехов и благодеяний, — бумаги аккуратно упакованы и уложены в припасенные мешки. Окончив необходимую бухгалтерию, ангелы раскупорили стоявшую на столе бутылку и разлили по стаканам, закуска висела у них над головами.
      — Намаялся я со своим протеже, намучился, не дождусь последней минуты, когда оставлю его горемычного у черты роковой. Бедолага  достался, всё у него не как у людей, постоянные проблемы. Но у него есть свой  отдельный артикул, предначертанный в Великой Книге Судеб;  и моя задача привести его в цельном виде куда предписано, оберегая от ложных путей, если надо и за шиворот волочь, хочет он этого или нет. Не мною это заведено и не мне отменять … постой, у меня такое ощущение будто нас кто-то подслушивает. Так и есть. Вон в обличье человечьем один из наших стоит, думает, будто, мы его не узнаем.
      Ангел-странник на самом деле и не думал прятаться, а тем более  подслушивать, — от этих слов его передёрнуло, и он не мешкая,  выступил из-под нависших ветвей.
      — Покорнейше прошу меня  извинить, за то, что нарушил ваше уединение. Не своей волею, а волею провидения оказался я здесь, — и он повеселил служивых ангелов повествованием о своих злоключениях. Те, выслушав его историю, с охотой приняли в свою компанию. 
      — Так вот я и говорю: людям дано право самим решать свою судьбу, но — ангел, сделав паузу, высоко поднял к верху свой перст указующий и, возвысив голос, продолжал, — Господу заранее известно всё, что с ними произойдёт, решительно всё, так как все их поступки и деяния  предначертанные судьбой записаны в Великой книге Судеб, не смотря на данную свободу. Поэтому