Вечер. Городской сад. Одинокий мужчина, почтенного возраста, с виду испытавший на себе все признаки бедности пришедшей с годами, остановился на одной из аллей. Опираясь на кедровую трость, подаренную студентами в день выхода на пенсию, отдышался. Обернулся назад. Прямая, как лезвие меча, асфальтовая дорожка была пуста. Никто кроме него в этот час не выбрал данное место для прогулок.
Тишина. День подходил к концу. Солнце, ухватившись за верхушки деревьев, готовилось нырнуть в тёмную бездну прохладного мрака. В эти секунды на душе наступает эйфорическое умиротворение сглаживающее все углы и зигзаги бытия. Вдруг наступившую тишину, оповещая об опасности, прорезал трезвон трамвая. Визгнули автомобильные тормоза. Густо рявкнул мотоцикл и звук его уносимый скоростью и ветром растаял вдалеке. Нигде не спрятаться от суетности мира.
Мужчина стоял, прислушиваясь к сторонним звукам долетавшим сюда будто из иных миров. Стоял с тоской в глазах глядя на безлюдную аллею, словно чего-то ожидая. Пусто. Ничего и никого. Хотя бы что потревожило этот пустынный уголок природы.
Дружно пришедшие фиолетовые сумерки, спустились с густых ветвей темнеющих деревьев. Дорожку пересекла какая-то ночная птица и с печальным криком скрылась в противоположной стене сгущающегося мрака. Мужчина вздрогнул от этого крика, опомнился, глаза его увлажнились. Рядом стояла скамейка. Сделав шаг он с облегчением присел. Расположившись поуютнее собрался было поддержать свой дух сладостью воспоминаний.
Он часто сидел на этой скамье в последнее время. Здесь никто не нарушал его одиночества, ничто не мешало течению реки его мыслей. И место выбрано им не случайно. Когда-то, давным-давно, что страшно и вспомнить, здесь прошла его молодость, жизнь кипела, бурлила, будто вода в котле. На этой самой скамейке он встретил свою первую и единственную любовь. Здесь же год назад простился с ней. С единственной и горячо любимой женой. Вот тут, с левой стороны, где лежит сейчас принесённый им цветок гвоздики она умерла, сидя рядом с ним, положив свою голову на его плечо. Он понял это, но ещё долго сидел боясь пошевелиться, не желая верить в случившееся. С той минуты и пришло одиночество, оно ни на секунду не отпускало его сердца. Всюду следовало за ним. Затосковал старик, сник. Возраст резко обозначился во внешнем виде. Он уже мало следил за собой. Редко брал в руки бритвенный прибор, да и себя в зеркале видел не часто. Безразличие с одиночеством поселились в его доме.
Но сегодня особенный день, старик понял это с самого утра. Проснувшись, он ощутил в себе некое внутреннее воодушевление и чувство ожидания чего-то величественного, важного. Не было в душе одиночества и отторжения от окружающего мира. Силы вдруг снова вернулись к нему. Он как бы заново родился. Приготовленный обед съел с аппетитом, чего давно не случалось. Вымыл посуду, убрался в доме. Достал новый бритвенный станок, сбрил недельную щетину с впалых щёк. Отгладил выходной, когда-то, костюм. Достал из комода белую рубашку, галстук. И всё это время напевал весёлые песенки, которые помнил, а когда случалось, забывал слова, то просто насвистывал мелодию. И вот он снова в парке. Шёл и временами оглядывался, не следует ли вновь за ним одиночество.
Погружаясь в старческую дрёму, окружённый вечерней тишиной, он услышал приближающиеся, еле уловимые звуки женских каблучков. Он в страхе раскрыл глаза боясь увидеть отвратительную, согбенную фигуру одиночества, но увидел высокую элегантную даму в черном трапециевидном пальто с красным шарфиком, одним концом кокетливо закинутым за спину. Она шла легко и непринуждённо, цокая высокими каблучками. Красная шляпа своими большими полями скрывала её лицо, которое, несомненно, было лицом красивой женщины. Поравнявшись с мужчиной, она остановилась.
— Простите, я немного запоздала.
— Это Вы?! — с довольным удивлением спросил тот. — Я как-то представлял Вас другой.
— Быть может. Каждый зрит своими глазами, поэтому видят в соответствии со своим зрением. Вы смотрите очами своей души и сердца оттого и видите меня такой.
Она присела рядом с ним, справой стороны. Он не удивился, а вдохнув с облегчением улыбнулся. Глаза, устремлённые куда-то вглубь, увлажнились. И эта влага, собравшись на уголках век, слезой скатилась по гладко выбритым щекам.
Солнце не в силах удержаться на верхушках деревьев провалилось за багровый горизонт.
На скамейке сидели двое; старый мужчина, сумерки скрадывали поношенный вид костюма, и изящная женщина неопределённого возраста в модном пальто. Они о чем-то неспешно беседовали. Беседа их грозила затянуться до утра, и женщина напомнила о времени, приглашая мужчину пройтись с ней, может даже до ближайшего кафе. Они встали и пошли по аллее. Мужчина, чуть прихрамывая, опирается на тросточку, он не спешит. Женщина, с аристократичной элегантностью, придерживая старика за локоть, склонила голову к его плечу, что-то нашептывает на ухо. Они медленно вступают в зону ночи.
Только к вечеру следующего дня, рабочие собиравшие мусор из урн, в дальнем уголке парка обнаружили на скамейке уже застывшее тело мертвого старика, рядом с ним лежал цветок — красная гвоздика.
