Произведение «Актёрский роман Глава 4 Женщина-мак» (страница 3 из 5)
Тип: Произведение
Раздел: По жанрам
Тематика: Роман
Автор:
Оценка: 5
Баллы: 4
Читатели: 338 +5
Дата:

Актёрский роман Глава 4 Женщина-мак

от школы до нынешнего дня, в котором царствовала Алиса.
– Погоди, я с тобой! – кинулся Митя Борейченков.
Но почему-то так и не нагнал его. Зато проходя мимо бара, Анин увидел себя в зеркале и страшно испугался: лысый, старый, с бульдожьими складками под челюстью. «Эта фигня, которая смотрит на меня, мне страшно не нравится», – заявил он сам себе. Отражение в зеркале не имело никакого отношения к реальности: Анин всегда казался себе выше, красивее, а главное – мужественнее. Настроение упало ниже плинтуса; напьюсь, обречённо решил Анин, напьюсь.
Его остановило только одно: на другой стороне бара Митя Борейченков во главе троицы убалтывал женщину. Мастером он был по этой части, давил на жалость и слезу, ну и на сознательность, конечно. Однако на этот раз он проделывал это не для себя, а для Николая Бараско. Женщина была яркая, как мак, и безумно походила на Светку Лазареву, которая жила в Ялте, только лицо у неё было ещё более юным, не оформившееся, а ноги, как у Светки, стройные, и такая же осиная талия, и шикарная копна блестящих каштановых волос.
Не может быть, суеверно закрыл глаза Анин, вспомнил то, произошло у них со Светкой; и там, в прошлом, всё было прекрасно и естественно, без фальши и надрыва; такое не забывается. Даже с Бельчонком у них было не так красиво, а с Лазаревой было. Теперь-то я разбираюсь, с превосходством над собой, тем прежним, каким я был, глупым и наивным, подумал Анин. Теперь меня на мякине не проведёшь.
С завтрашнего дня начинаю новую жизнь! – решил он. Брошу пить, займусь делом, какие наши годы? Женщин побоку! Напишу сценарий и поставлю фильм! Заодно и Базлова на вшивость проверю, а уже потом точно повешусь на рояльной струне, всё лучше, чем умереть от алкогольного инфаркта.
К его счастью, когда он снова открыл глаза, ничего не изменилось, и это была по-прежнему она – Котя, как он любовно звал Светлану Лазареву; в детстве у него была кошка по кличке Катерина; и Митя Борейченков в свойственной ему неотразимой манере обольщения, гнул и гнул своё, кивая на Бараско, мол, дюже талантлив, лучше не найти, он и спляшет, и споёт, и денег у него куры не клюют, а щедр – не знаю, как! В общем, покупали, как барышники, разве что в рот не заглядывали. Анину стало почти физически дурно. Он понял, что на его глазах растаптывают то светлое и неповторимое, что он испытывал к Лазаревой.
– Котя! – воскликнул он неожиданно для самого себя.
Женщина-мак оглянулась, как оглянулась бы Светлана из того прошлого, в котором осталась. Давнее чувство вины всплыло в Анине, и он застыл, как соляной столб.
Все четверо тоже уставились на него, как на круглого, неповторимого идиота, который способен всё испортить одним махом. Митя Борейченков, ехидно улыбаясь, крикнул:
– Паша… ау! – и помахал ручкой, мол, у тебя все дома в такой ответственный момент?
Анин заставил себя сдвинуться с места. Ноги были каменными. Казалось, он тащит пудовые гири через пустыню Гоби, и путь, ой, как далёк, но до цели, не сводя глаз с Лазаревой, всё-таки добрался как раз вовремя, чтобы друзья не успели опомниться.
– Так, мужики… – рыбкой поднырнул под локоть Мите Борейченкову и смело отпихнул его животом, – у меня с дамой свидание. Так ведь? – покосился, как гусар на лошадь.
– Так, – засмеялась женщина-мак.
И его удивило, что она абсолютно беззащитна, даже со своими яркими губами, призванными поставить барьер перед любым мужчиной; и в этом она тоже походила на Светку. Сердце у Анина дрогнуло: в этот момент её карие, бессовестные глаза, как у Светки, казалось, сделали с ним то, что не могла сделать жена целых пятнадцать лет, и Анин чуть-чуть отпустил вожжи. Насколько он не доверял никому, настолько же был осторожен, а здесь, на тебе, не удержался и отпустил. Опыт говорил ему, что всё ложь и неправда, что на романтиках воду возят с понуканием, однако, ничего поделать с собой уже не мог, отпустил так отпусти, и его понесли чувства.
Первым опомнился Митя Борейченков и, вытаращив глаза на Анина, всё понял: не надо будить зверя, это плохо кончается. Непонятно, почему Анин так поступил, ну да бог с ним, неважно. Однажды на даче они схлестнулись, причём из-за какой-то ерунды, о которой тут же забыли, досталось, как ни странно, ему, то бишь Мите Борейченкову, потому что он берёг Анина, не дюже махался, поэтому сейчас попытался сгладить ситуацию, памятуя о том, что у Анина кризис.
– Мы уходим, – миролюбиво сказал, – хотя это неправильно!
– Чего неправильно?! – грубовато уточнил Анин, невольно сжимая кулаки, и глаза у него заблестели, как у шального.
Минуту назад он мечтал повеситься на рояльной струне, а сейчас жизнь вывернула неожиданное коленце, и появилась глупая надежда, в которую Анин не верил последние лет двадцать, как не верил ни одному режиссёру, потому что нет хуже играть чужой опыт. Не уживался он с этим чувством; съемочную площадку делил, но не уживался, потому что в редкие моменты чужой опыт совпадал с его личным опытом, и от этого оскудеваешь, выхолащиваешься и становишься похожим на мёртвый, осенний лист.
– Люблю тебя, мерзавец! – обнял его Митя Борейченков с блаженным выражением на лице и, подхватив Николая Бараско под руку, утащил его, упирающегося, на другой конец бара, пообещав: – Я тебе лучше виски куплю!
Юра Горбунов ничего не понял и, жалко улыбаясь, поплёлся следом, вопросительно оглядываясь на Анина и незнакомку.
– Идите, идите! – нервно крикнул Анин и повернулся к ней, помолчал, набычившись, и сказал, как только один он умел: – Котя, я искал тебя сто лет!
Никому так не говорил давным-давно, даже Бельчонку, потому что Бельчонок перестала реагировать на его слова и сделалась почти чужой, и в этом Анин не был виноват; в этом было виновато время и то, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они живут бок о бок целых пятнадцать лет.
– Женя, – поправила его женщина-мак с улыбкой.
– Светка, – произнёс он с тоской, понимая, что с этого момента она навсегда покидает его.
В памяти всплыло то последнее, что он запомнил перед кровавой вспышкой: её безумно прекрасный, просто королевский поворот головы. Сюрреалистичность происходящего только обострила чувства. Он словно забыл, что прошло столько лет; и жизнь обманула его в очередной раз.
– Ж-е-н-я… – сделала она скидку на его пьяное состояние и тряхнула головой так, что тёмная прядь упала ей на лицо, и от этого оно сделалось ещё ярче и коварнее.
– Женя, – попробовал он на вкус, ещё не доверяя ни слуху, ни ощущениям.
– Да, – подтвердила она, повернув голову совсем, как Светка, по-королевски, с надменной красотой, – Евгения Таганцева, консультант Сапелкина.
– Опять этот Сапелкин! – нашёл причину вскипеть Анин и невольно глянул туда, где сидел Сапелкин.
Клавдий Юрьевич толкал очередную речь, но так как его уже никто не слушал, то доверился кулуарной своре.
– Мой наниматель, – добавила Таганцева, и в глазах у неё возникла искра смеха, но не превосходства, а понимания; и это было то единственное, что могло ещё удивить Анина в этом мире, ибо он давно уже довольствовался суррогатом в чувствах и устал ждать настоящего и цельного.
В отличие от Бельчонка, которая последние лет пять бесконечно демонстрировала опыт, Таганцева глядела на него вопросительно и чем-то походила в этом отношении на вечно кланяющегося Базлова. Но Базлов унижался, а здесь всё было по-другому, неизбывно.
– Вот как! – сказал Анин, не упуская в ней ничего: ни внимательных глаз, ни блестящих волосы, ни полного отсутствия самодовольной агрессии, свойственной большинству молодых женщин до того самого момента, как они узнавали в Анине актёра.
Слово «наниматель» прозвучало для него, как «любовник». А с другой стороны, слава богу, не актриса, здраво рассудил он, ибо даже в постели с актрисами надо было разговаривать только о том, какие они гениальные. Взять хотя бы мою жену, подумал он о Бельчонке, но тут же оставил эту тему, ибо давно устал от мысленных споров с женой.
– Я ассистент по актёрам в картине «История будущего», – добавила Таганцева, заподозрив, что это совсем не то, о чём подумал Анин. – А в свободное время арт-директор фестиваля «Бегущая по волнам», или наоборот, вначале арт-директор, а потом – ассистент.
Но он сообразил ещё до того, как она закончила фразу.
– Ах! – И пазл к разочарованию Анина сложился окончательно, однако, совсем не так, как он расфантазировался; а расфантазировался он о том, что они пойдут и лягут в постель.
Они были заочно знакомы. Таганцева звонила ему несколько раз в год и приглашала на фестиваль то во Флоренцию, то в Берлин, но Анин так же из года в год вежливо отказывался. Вот откуда я её знаю. У меня и в мыслях не было, что она – вылитая Лазарева, иначе бы я, ни минуты не раздумывая, явился бы на этот чёртов фестиваль с огромнейшим букетом огненных роз. Догадка о том, что в жизни он по большому счёту свалял дурака, овладела им. Нет, не так он себе её представлял, прямее и ровнее, что ли, даже по восходящей, но только не сплошными кругами и не предательством самого себя. А выходило, что я всегда ошибаюсь, отчаялся он; и объяснения этому не было, как не было объяснения всем тем случайностям, которые происходили с ним с тех пор, как он осознал себя как актёр.
– Все мои предложения остались в силе, – сказала Таганцева с такой приятной выдержкой, словно абсолютно не поняла шальных мыслей Анина.
Идиот, покраснел Анин, круглый, неповторимый, и впал в ступор. Он мог думать только о том, что разговор короткий и мордой в грязь. Как правило, женщины так с ним не поступали, а он, подлец, поступал, ибо что это было его защитной реакция от пошлости жизни, от своей известности, будь она трижды проклята; и он точно так же не жалел себе, как не жалел никого из своего окружения, и посему многие его считали грубияном.
– Я вам позвоню, – сжалилась она, оберегая себя тем самым королевским поворотом головы, который так очаровал Митю Борейченкова и Юру Горбунова.
– Да… пожалуйста… – сцепил он зубы, сгорая от стыда и не давая себе никаких поблажек.
– Нет, правда! – вспыхнула она в ответ на его отчаяние. – Мы едва знакомы…
Впервые за много лет он ощутил себя ребёнком и едва не доверился ей, как попу на исповеди. С этого момента между ними возникла та сердечность, которая могла стать прологом нечто большёго.
– Мы знакомы целую вечность, – запротестовал он, цепляясь за прошлое, как за самый надёжный якорь.
– Странно… – призналась она под его косым взглядом, – у меня точно такое же чувство, – и словно ступила на шаткий мостик, от волнения её лицо вспыхнуло и стало таким же пунцовым, как и губы.
– Послушай, – предпринял он ещё одну попытку. – Ты очень похожа на одну женщину, которую я любил, но она… она… – у него не хватило сил договорить, потому что он и так был слишком откровенен.
– Она погибла, – досказала за него Таганцева и повернула голову так, как до безумия нравилось Анину в Светке. – Я знаю. Это моя старшая сестра. У нас только фамилии разные.
Земля разверзлась, Анин упал на дно бездны и понял, что Таганцева должна презирать его и ненавидеть.
– Прощайте, – сказал он, разворачиваясь на каблуках, – мне стыдно.
И пошёл, забыв одежду в гардеробе. Митя Борейченков нагнал его, силой усадил в такси и повёз домой, стараясь не глядеть в


Оценка произведения:
Разное:
Реклама
Обсуждение
Комментариев нет
Книга автора
Абдоминально 
 Автор: Олька Черных
Реклама