Слушая по радио о полётах наших в космос, бабушка всегда задавала вопрос: «Что они там делают? Ну, полетели, смогли, а теперь что?» Это было в начале семидесятых. И никакие доводы о научных исследованиях её не убеждали в целесообразности космических путешествий. Но однажды в одной атеистической передаче она получила ответ на свой вопрос, из которого, правда, родился новый. Ведущий обрадовал слушателей научным подтверждением атеистической модели.
— Они, значит, бога искали в космосе,— удовлетворенно заметила бабушка.
И тут же поинтересовалась: «Ну, не нашли его, нет для них бога, а дальше что? А если бы нашли? Вот, увидели его, есть он, сидит на облачке, ноги свесил, тогда что?»
Я любила развивать космическую философию.
— Спросили бы у него, что хотели.
— А что они могут спросить,— сердилась бабушка,— когда у них все ответы есть. Они ж сами себе отвечают, что хотят, зачем им бог? Они, что так, что эдак, его не слушают. Думают, сломали храмы — убили бога? Наверх полезли его ловить. Сами-то хуже чертей, только что рогов и хвостов нет, и то неизвестно, может, и есть у некоторых.
Дочь раскулаченных, убитых родителей, ссыльная бабушка не имела причин любить новую власть, но космические поиски бога волновали её не меньше.
— Сделали из церкви клуб, певуны эти (комсомольцы), колокол сняли, иконы выбросили. А как привидения увидели, небось, «Отче наш» запели вместо речёвок своих,— ворчала бабуля.
— Какие привидения?— заинтересовалась я.
— Так церковь рядом с погостом. На Рождество у комсомольцев собрание против религии, а парни деревенские надели простыни, да подкараулили их. Как с кладбища саваны к ним поплыли, мигом креститься стали, на красные банты не надеясь. И дёру дали, только пятки сквозь дырки на валенках засверкали. Чем в космосе бога искать, лучше б валенки подшили,— подвела она итог.
Много сыра — хлеба съела я с тех пор, а нет — нет, да и задамся бабушкиным вопросом: «Чего они всё бога ищут?» Кто десять доказательств, что его нет, кто три — что он есть. Особенно удручает вечный вопрос — зачем убивают именем бога, от лица, во имя самой «правильной» религии, «веры»? Сомневаюсь, что Господь при свидании передал бы им такие распоряжения или просьбы. Ну, говорили бы честно, мы, мол, хотим быть самыми главными — «чистой расой», владеть и властвовать и чтобы все вы нам одним служили, были б у нас на посылках, жили по нашим правилам — хиджаб или крест носили, Шаббат справляли. К вере какое это отношение имеет? Простое — так оно благороднее, оправданнее, «гуманнее».
Разве террористы, убивая невинных людей, хотят доказать наличие именно их бога, а не добиться власти? А ряженые церковники разных конфессий, участвуя в религиозных дискуссиях, заботятся о добре, благе, любви, радости, а не о том, чтобы верили. Верили в религию — способы поклонения богу, а не в него самого. Бог в вере не нуждается, в ней нуждаемся мы. Вере в то, что есть в нас и вокруг нас хоть капелька, хоть искорка божественной, исцеляющей любви, благодаря которой мы всё ещё живы.
По законам какой веры спасла от голода в казахской степи многодетная ана (мать) русскую девочку подростка — мою бабушку. По велению какого бога укрывал её, кулацкого выродка, от лагеря председатель украинец? Кто убеждал бабушку во время войны делить лепешки из жмыха между своими и соседскими ингушскими ребятишками? Готовы ли, будучи голодными, поделиться последним наши дети, а мы сами, готовы защитить слабого и беспомощного, рискуя жизнью? Но в глубине души, для себя, согласитесь, надеемся на чью-то помощь и милосердие. На божью, я думаю, переданную нам человеческими руками.
Однажды к маме пришла детдомовская подруга с усыновленным ребенком. Доходяга за короткий визит поел раз пять. Перед уходом робко спросил маму: «Можно мне ещё покушать?»
— Сынок, ты ведь только что из-за стола,— удивилась она.
— А можно, я на потом поем?
Мать рассказывала со слезами, вспоминала военное детство. От сумы и от тюрьмы не зарекайся — говорится в пословице. Прошедшие через то и другое, наши бабушки и мамы первым делом усаживают гостя за стол, не спрашивая сыт ли он. Они истово верят, что где-то другая женщина накормит их голодного ребенка. Они знают:
«Далека дорога твоя,
Далека, дика и пустынна,
Эта даль и глушь не для слабых душ,
Далека дорога твоя» (песня Ю. Кима, Г. Гладкова).
Мамина охранная молитва от милитаристов звучит так:
— Господи, сделай их глупыми, как дети, чтобы вместо настоящих танков и пистолетов играли они в игрушки и никому не могли причинить зла.
Заметьте, никаких страшных кар не призывает она на голову злодеев, ибо в мудрости своей уже ведает, что зло рождает зло. А ведь мама появилась на свет в страшную войну, потеряла на ней родителей.
Иногда, в трудную минуту шепчет тихонько:
— Господь милосердный, пастырь мой, проведи меня дорогою своею. (Молитва)
— Мама, это ведь умирающему читают.
— Ничего, дорога то одна,— возражает она.
Да, дорога одна, а билет у всех в один конец. Чем ответят «верующий» убийца перед Господом и неверующий мерзавец перед самим собой на финише?
Вспомнились бабушкины сказки о ведьмах. По поверьям ведьма не может окончательно избавиться от бренного тела, пока не передаст кому-то свою злую силу. А если нет подходящего кандидата, мается, пока добрые люди не прорубят потолок. Как бы нам, пилигримам, перестать принимать эстафету «темных», а уж потолок-то мы им прорубим.
В иудаизме для совершения публичного богослужения достаточно присутствия десяти мужчин. Десять человек собираются вместе, каются и просят Господа о помощи. Могут два (три, пять) человек, независимо от вероисповедания, или вовсе без такового, собраться вместе и, простив друг другу дурные поступки, совершить вместе что-нибудь нужное, полезное, важное, ценное для них самих, а возможно, и для других людей? Здесь три, там пять, глядишь, и пошло дело. И не надо никого на костер или на кол, а кому тесно, можно дверь открыть, путь свободен, где вход, там и выход. Вдруг, найдут выход из стиснутой страхом и болью, заблудшей души вечные слова: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящие Его». (Молитва)
Два месяца везли украинских сирот через всю страну в тыл, в Казахстан.
— На чем только не ехали,— рассказывала мама.— Как выжили, одному богу известно. Вши, голод, холод. А была при нас женщина, худенькая такая, черноглазая. Ляжет между нами, прижмет к себе и начнет едва слышно: «Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое…» (Молитва)
Видно, и ей известно было, отчего выживут.
Иногда я спрашиваю пациентов: «Вы в бога верите?». Отвечают, почти не задумываясь, чаще утвердительно. Но после следующего вопроса обычно скисают.
— Не в религию, в храм, в Бога верите?
Иные раздражаются, оправдываются, мол, молюсь, значит, верю. Некоторые удивляются, как связаны вера и психотерапия. Просто. Если вы не верите, что сделали правильный выбор, придя ко мне, не можете принять мою помощь, какой бы она ни была, как же намереваетесь исцелиться. Все также — молитесь, а на помощь не рассчитываете, еще и сомневаетесь, не лучше ли было в ближайшую аптеку заскочить, чем время в храме тратиться. От таблеток хоть на время полегчает.
Сидел однажды передо мной пожилой, импозантный мужчина и красочно живописал, как трудно жить. Ну, я и поинтересовалась вопросом веры. Также художественно, дяденька по профессии был писатель — сказочник, поведал о воскресных походах в храм и причащениях.
— А ты зачем в храм ходишь?— вклинилась я с дурацким вопросом.
— Как зачем?! Молюсь.
— О чем?
— Ну, прошу,— замялся.
— О чём?
Снова что-то невразумительное.
— А каешься?
— В чем?— поразил он своим ответом даже меня, видавшую перевидавшую.
— А отчего не возносишься?— скучно поинтересовалась я.
Сказочник замер. Тут я на беднягу обрушила поток нелицеприятных его поступков.
— Жена тебя всю жизнь любит, холит, лелеет, условия создает для «творчества», а ты её, неровни, стыдишься, презираешь, используешь как прислугу, кобелируешь до седых волос. Детей с младенчества не замечаешь, отодвигаешь, чтобы «творить» не мешали. А дети у тебя хорошие, добрые, внимательные. Скажи честно, при таких шоколадных условиях, ты хоть одну талантливую вещь написал? Ты — гений хренов, на какой костер жертвенный чужие жизни, любовь положил? А теперь пересрался, что рак тебя вот-вот за простату схватит, и спасения просишь. Всё дай, да дай талдычишь Господу. А ротик не порвется такой каравай откусить? Вон, сколько он всего тебе надавал, ты уж обожрался, а всё просишь. И покаяться тебе, невинному, не в чем.
А знаете, у него озарение случилось и болезнь отступила. Но случай редкий. Обычно ловят бога за полу, чтобы говны делать, а им за это ничего не было, чтобы халяву манной небесной им, неприкаянным, Господь в рот сыпал. Ну, чтобы, значит, пить, жрать, безобразничать, а взамен — не болеть, не дряхлеть, всё иметь и дальше по списку.
С дураком смех, с умным морока, а с неверующим беда. Синтезированные варианты — адская смесь. Неизвестно, что хуже, верующий дурак, неверующий умник или наоборот. И ладно бы только проповедовали, но они же приобщают, принуждают, угрожают, взрывают…
Господи! Прости, спаси, сохрани и помилуй нас грешных! (Молитва)
Ярко.