Я возвращаюсь домой с учебы. Осень ни то ни се, хмурые дни без дождей, горечь и обида. Лето ушло, ушла полуденная жара, плавящийся асфальт, ушли теплые звездные ночи и гитарный перебор под окнами, скука и досада, вот все, что осталось.
Думаю о том, как ненавижу общественный транспорт с его давкой, склочностью, а главное с выварачивающим наизнанку букетом запахов пота, перегара и духов.
Что бы отвлечься смотрю в окно, там медленно, у самых окон, проплывает парк. Выточенные листочки берез, тяжелые багряные гроздья черноплодной рябины, еще зеленые, раскрытые для рукопожатия кисти каштанов, переливающиеся всеми цветами ладошки кленов. На душе теплеет, я глубоко вдыхаю воздух в надежде почувствовать вкус леса, но оконное стекло надежно сохраняет изоляцию.
Разочарованно смотрю вслед удаляющемуся оазису. Еще несколько яблоневых деревьев на границе дозволенной зоны природы и город вступает в свои права.
Остановка. Стоящие в проходе, волной откатываются к передней части автобуса. В двери, гремя огромной телегой, как у грузчиков в магазине, пытается влезть пожилая женщина в грязной, не по размеру одежде, и съехавшей на бок вязанной шапке, из-под которой топорщатся в разные стороны клочья волос соломенного цвета. Ей помогает девчушка одетая, словно в скафандр, в толстый лыжный комбинезон.
В голове проносятся ассоциации - бомжи, алкаши, сумасшедшие?
Парочка забирается в автобус. Телегу ставят около двери. Запыхавшись, садятся на оказавшиеся вдруг свободными места.
Из любопытства наблюдаю за ними. Мне интересно, как люди приходят к такой жизни. Некоторые спиваются из-за жажды легкой жизни, как моя двоюродная тётка Татьяна. В юности ослепительно красивая, прогуляла свою жизнь по ресторанам, кабакам, и кончила, замёрзнув под забором. Другие сходят с ума из-за прогоревшего бизнеса, или несчастной любви, и тех и других немало на улицах, но сегодняшние гостьи заинтересовали меня. Я не сразу смогла понять, что же в них цепляло взгляд.
Сначала я услышала пение, то пела девушка. Я пыталась определить, сколько ей лет, но из-за безразмерной одежды и одетого на глаза капюшона, так и не смогла. Ей могло быть и четырнадцать, и восемнадцать, скафандр надежно укрывал ее от посторонних глаз, видно было только кончик носа с рыжими веснушками.
Слов песни я не смогла разобрать, девушка в такт музыке крутила в руках большой меховой хвост, черный с белой кисточкой на конце, на подобии тех, которые рокеры цепляют на плечи косух, у неё он был пристегнут к карману куртки огромной английской булавкой.
Женщина, возможно, её мать, сидела лицом ко мне, поэтому её я смогла разглядеть лучше. Большие мужские ботинки с тупыми носами, длинная в пол юбка, под распахнутой курткой, которая раньше принадлежала крупному мужчине, был его же пиджак.
Женщина откинулась на спинку и улыбнулась. Странно, но её испачканное лицо, словно светилось изнутри. Я не встречала еще таких одухотворенных лиц и в первый момент растерялась. Она порылась в карманах и достала часы на металлическом ремешке.
В окно ворвались солнечные лучи, женщина начала ловить циферблатом часов солнце, при этом глаза её лучились небесно голубым светом. Её так увлекло это занятие, что она не обращала внимание на то, что девушка пытается ей что-то сказать.
Мать продолжала ловить солнечные зайчики и смеялась, а дочь гладила меховым хвостом ее руку. Потом, словно опомнившись, мать повернулась и они, взявшись за руки, начали что-то обсуждать. Я смотрела на их руки, морщинистую с грязью под ногтями руку матери, и нежную с прозрачным лаком на тоненьких ноготках руку девушки.
Я сидела через ряд и не слышала, о чем они говорят, до меня долетали лишь обрывки слов, что-то про сухой и теплый подвал, и еще про то, что яблоки надо отвезти на рынок. Теперь я обратила внимание, что на тележке стояла коробка с яблоками, видимо они набрали их в яблоневом саду на окраине парка.
Снова остановка. В открытые двери заходили люди, но, как только замечали мать и дочь, моментально откатывали в другую половину автобуса и прирастали к монолиту стоящей толпы, слившейся в стену колючих взглядов и презрительных усмешек.
Меня обидели эти взгляды, но женщины не замечали их, они были в своем мире.
Мне стало жаль, что я не могу видеть мир их глазами. Мне хотелось пойти с ними, попросить их научить меня радоваться и любить, несмотря ни на что, научить быть сильной, и не позволять толпе диктовать свои правила, но я не смогла, нарушить его равновесие своими рамками и принципами, красивое оправдание, по правде я просто струсила, просто не хватило духа.
Я осталась сидеть на месте, когда автобус тронулся. В окно я увидела, как девушка подошла к урне, но не найдя там ничего интересного, вернулась к матери, та улыбалась и что-то ей говорила.
Автобус набирал скорость, монолит рассыпался людьми, подростки смеялись, женщины убирали с лиц брезгливые гримасы, мужчины выпячивали грудь и хлопали себя по карманам, проверяя на месте ли бумажник, все были довольны, полны гордости и осознания собственного достоинства.
Благопристойная жизнь продолжала течь своим чередом, вот только не было больше солнечных лучей.
|
