Кёнигсберг встретил чёрную «Волгу» неприветливо. Точнее – совсем не встретил. Триумфального въезда не состоялось. Торжественного тоже. Запылённая машина пересекла границу города на второй передаче. За рулём сидел злой от усталости Владимир, а Ирина Николаевна и Любаша, в полном смятении, не отрывались от окон. Город было не узнать. Ночью, без всякого шума, бесследно исчезли правительство, командование и электричество. К утру потекли промышленные рефрижераторы в порту, на мясокомбинате, в магазинах и армейских складах. Запах гнилого мяса расползался по улицам, перемешиваясь с дымом пожаров. В предрассветном забытьи не заметили, как дотла выгорели судебный архив и четыре отделения милиции. К полудню заполыхало управление судоремонтной верфи, райпишеторг и две воинские части, точнее их канцелярии. Ни одного военнослужащего на территории вверенного им города не оказалось. Равно, как и в цейхгаузе, после пожара не нашли ни одного, пусть даже обгорелого, автомата или карабина.
Население дичало не торопясь, сохраняя достоинство образцового социалистического города. На соседей не нападали. По улицам просто так не болтались. Продовольственные магазины не грабили – всё равно добыча без холодильника протухнет в такую жару. Сберкассы не трогали. Прошёл слух о минировании важных госучреждений. Из-за пожара на распределительной подстанции, в жилые кварталы не поступило ни киловольта, начиная со вчерашнего вечера. На улицах «морскими фигурами» замерли трамваи и троллейбусы – в транспортной сети тоже не было тока.
Владимир сквозь зубы ругался, объезжая парализованные туши трамваев, а под колёсами «Волги» хрустело и дробилось битое стекло.
– Любаша, ты помнишь, где в этом городе исполком?- как ни в чем не бывало, спросила Ирина Николаевна.
Владимир презрительно фыркнул и остановил машину. Никто не знал, что говорить и куда ехать. Искать генерала Ивана Ивановича? Обрадовать своим прибытием любимую племянницу? Стучать кулаком по столу в партийной канцелярии? Идти в милицию прописывать паспорта?
– Дамы, посидите тихо минут пять… я на разведку! – скривил рот в злой усмешке Владимир, – я быстро! А знаете Люба, вы за руль сядьте и ждите меня. Только мотор не глушите!
Бережно, не хлопая, он прикрыл дверцу. Прислушался. Тишина была крепкой, как медицинский спирт – девяносто шесть процентов ничем не разбавленного безмолвия. Только усталые шаги и собственное дыхание тяжёлыми рывками. Он шел к перекрестку, совершенно не предполагая, что может его там ждать. Живое? Неживое? Или ещё какое? На поверхность памяти всплыл забавный стишок «...и берётся чертовщина ниоткуда неспроста, заведётся чертовщина там, где только пустота…» Он принялся гонять туда-сюда стихотворную молекулу, пытаясь вспомнить, откуда она взялась в голове. Не забавный стих, хоть и мультяшный. «… Заведётся чертовщина!» Завелась уже.
В полной тишине чиркнула спичка – «Ф-ч-шшш». Шедший за ним, прикурил сигарету, только и всего.
Никого. Никто не прикуривал. И берётся чертовщина... «ф-ч-шшш» По спине пробежал замороженный электроток. «Ф-ч-шшш» - справа. Или слева? «Ф-ч-шшш» Не разобрать, сколько их… «ф-ч-шшш» только пустота. С каждой спичкой становилось чуть труднее дышать. Владимир остановился, не понимая, что с ним происходит. Происходит – дурацкое слово. Ходит из про – а кто? Из про – понятно, из прошлого. А кто?
Люба первая почувствовала неладное. Владимир дошёл до перекрёстка и застыл на месте, как оглянувшаяся жена праведника Лота. Гудок у «Волги» был отчаянной силы, но неподвижный не шелохнулся. Ирина Николаевна хотела что-то сказать, но ужас в её глазах отменил ненужную речь. Вкус железа сообщил Любе о том, что пора прыгать выше головы, совершать подвиг, принимать груз ответственности и вызывать огонь на себя. Для чего она и пришла на планету Земля. Ржавая гайка во рту, руки из свинцовой ваты и самое медленное время на свете. Неостывший двигатель рвёт с места, педаль газа, как удар нагайкой и улица остаётся позади.
Владимир очень бледен, в глазах неживая бездна. Люба притормаживает, Буримова распахивает дверцу и втаскивает полуобморочного разведчика в салон. Колёса жгут покрышки и вонь палёной резины бодрит, как крепкий аромат арабики в шесть утра. Машина вихрем уносится с жуткого места и летит на Беломорскую. Маленькая квартирка на первом этаже пуста, но Люба знает, куда сестра кладёт ключ. Хозяев нет, по комнатам разбросаны зимние вещи, на кухне развешаны чертежи.
– Всё потом! Давай Володю в спальню, вот сюда. Ну, всё, отдыхаем.
.