Ты был поглощён своими занятиями, а надо было углубиться в одну тему – это могло бы помочь понять одну вещь. Дело в том, что одна леди, не внушающая доверия по причине бестактности, обронила фразу, звучащую как:
"Извините, мессир, вам будет угодно последовать за мной? Нет? Тогда простите".
Нет, она извиняться не стала, но звучало это именно так.
Ты не пошёл за ней, а напрасно: тогда бы не произошло того ужасного злословия, что взбудоражило тебя на последующие недели, и, считай, жизни конец настанет скоро.
Ладно, подумай ещё: она зовёт тебя, ну – приди посмотреть, авось сбудутся мечты покаянного. Нет, не пошёл, выбрал путь нелёгкий, последний. Что ж, надо рассказать кое-что о тебе.
Тебе было семнадцать лет, когда умерли родители и оставили тебя одного горевать. "А если бы они не поехали, – думал ты, – поезд не раздавил бы их, а так... Какой чудовищный позор доказывать всем властям, что ты единственный наследник своих родителей и у тебя нет сестёр и братьев, бабушек и дедушек. Хотя, постойте, кто-то есть, но ты не хотел об этом знать: кто ещё может быть кроме тебя?
Доказал, решили, что ты достоин принять наследство, только его не осталось: "Больше ни шиша, – сказал ты, пересчитывая деньги вручную, машинка не потребовалась. Это всё?!" – кричал ты в голос, но тебя не слышали. Ты не знал, что у родителей ничего нет и они зарабатывали, чтобы жить кое-как. "Даже на чёрный день не оставили мне", – говорил он вполголоса, когда все ушли. Похоронили за счёт производства и на том спасибо сказал. "Вот я один остался", – и стал плакать.
Горю не поможешь – хотели тебе сказать папа и мама, ведь они любили своего сына, любят и сейчас. Стоят над ним и горюют. Как сказать?
"Сынок, не плачь, слезами горю не поможешь, а надо идти к тёте Наташе, она приготовит тебе подарок". Тётя Наташа – та самая родственница, которая у него есть – может, слышал когда-то от родителей, но не придал значения. Да, немногого стоит эта связь, но лучшее, что у него есть – она, тётя Наташа.
Ладно, что мы всё о ней? Давайте о парне поговорим. Ему семнадцать лет, и ещё десять месяцев до совершеннолетия – не тревожат и ладно, живи, наслаждайся: государство гарантирует кусок хлеба (не больше), а дальше думай сам. Школу не окончил – некогда стало, на работу не берут ("мал – ответственность большая"), а больше и ходить не стал, спрашивать. Живёт, день за днём проходит, ребята заходить стали, дружить просятся. "Сочувствуют, – думает, – помогать будут". Куда там! Ночевать просились, от родителей убегают к нему, есть просят. Хоть не впроголодь живут, а денег на одного выделено – не хватает на всех. Как откажешь?
- А что, у тебя всё кончилось? Так иди, купи, – наглеть стали.
Один раз пошёл, другой... деньги кончились, а им конфет подавай.
- Жмотишь, да? Ну-ка дай посмотрю, что у тебя в шифоньере? Э! Да у него здесь тряпки... Давай-ка...
Вот с этого и началось: стали продавать мамины вещи, потом отцовы – брали всё и уносили. Телевизор старенький, его не взяли: сами смотреть хотели. Что-то из посуды продали...
- Так что, всё? И это всё? – чесали затылок. – Ну, так не пойдёт, – стали придумывать варианты, как разжиться. Ничего не придумали, сами нагие, без денег, смотрят – злятся. – На работу не хочешь?
- Не берут, мал, говорят, – а сам улыбку через силу натягивает: мучает его положение – запугивают.
"Ладно, думает, потерплю ещё чуток". А куда уже терпеть? Соседи в дверь звонить стали – шумят.
- Ты бабку заткни, – советуют хозяину.
- Как я заткну? – удивляется.
- А ты убей, – хохочут.
Три человека против него: что поделаешь? Выходит в коридор, шёпотом:
- Тётя Маня, не могу, их много у меня.
Соседка злится.
- Милицию вызову! – орёт на весь дом.
А ему хоть плачь.
Ушёл из дома, положил ключи и ушёл куда – сам не знал. До ближайшей деревни дошёл, ночевать попросился, а там сердитый дед орёт на него:
- Пошёл вон, паскудник! – кто-то обворовал его, вот и злится.
Ночевать лёг в сарае, там и не встал: дед из ружья застрелил. Потом плакал, извинялся – за грабителя принял... а нет человека. Никому не нужный оказался парень, вот и ушёл.
Что в рассказе? Несчастье? Да. Безысходность? Нет. Выход был. Была подсказка: выглядела простодушно, не так, как в начале повествования.
- Мальчик, пойдём ко мне, поживёшь, горе забудешь, к себе вернёшься, – знакомая мамы по работе просила.
Отказался, неудобно стало – горько на душе, а тут она со своим "мальчик".
Только один вариант – этот, так расположилась судьба.
Там спрашивают: как будем решать? Родителей спросят? Нет, если немощны, в молитвах не сильны. Да и сын в них пошёл – боится потревожить людей, помощь попросить для себя. Не трус – робок, родителей нет, подсказать некому, а друзья... вот они...
Леди – это судьба, повела за собой – не захотел идти, а здесь нельзя оставаться, мессир (господин своей судьбы).
Шансов может не быть, ни одного – тогда предупреждение дают готовиться к смерти и всё. Кто наблюдает, тот знает. Упускающий свой шанс, осознаёт всё быстро, но, к сожалению, поздно – там за чертой, как и этот парень, не доживший до своего совершеннолетия. Скучно об этом говорить, повторять вновь и вновь:
"Ищите знаки, исследуйте судьбы, не повторяйте ошибки свои и чужие и, клянусь Богом, про знаки судьбы ни-ни – больше не вспомню".
Крестец – это основа жизни. Ни голова, ни сердце – крепкий как камень, крестец. Почувствуй. Чувствуешь силу? Откуда берётся? Из копчика? (так говорят не понимающие сути.) Из хлипкого возрождения не будет. Сломаешь копчик – больно, заживёт, а крестец ломать, что жизнь калечить в человеке. Сила боли здесь расположена, сила страсти и ума – как поднимется, так и будет царствовать над телом. А душа в подчинение не входит, у неё другое место – всегда своё собственное, кто знает – молчит.