Всегда любил, грешный человек, посмеяться.
Это у меня смолоду, такая гиперсмешливость. Что в школе, что в институте – самый большой хохотун был. Даже стипендии из-за этого как-то лишился, когда на лекции по истории КПСС загоготал не по-партийному.
Теперь, конечно, смеюсь уже не так часто. Все-таки возраст свое берет. Да и отношение к смеху как-то ухудшилось: что-то стыдное, греховное в этом стал усматривать, когда такое зло в мире творится. Даже рот свой невольно прикрываю при смехе, словно с зубами что-то неладно, стесняюсь их показать.
Но главное – поводы для смеха кардинально изменились. Если раньше, как и принято, над другими смеялся, ерничал, то теперь исключительно над собой. Прямо как Гоголь Николай Васильевич в своем «Ревизоре» устами Городничего подметил: над кем, мол, смеетесь, над собой смеетесь!..
А другие-то не понимают этого, обижаются, возмущаются, нервно реагируют. Я уже и объяснительные по этому поводу писал, и в полицию даже забирали, решили, что я над кортежом с мигалками хмыкал, еле отделался…
Тогда пошел со своим дурацким смехом к доктору, чтобы справку хотя бы для таких случаев выдал. Он, естественно, уточняет: «Ну, а что вы такого смешного в себе находите?» – «Да всё! – говорю. – Куда ни ткни, везде нашелся б сюжетик для Зощенко…» – И начал по его просьбе подробно о своих смешных сторонах рассказывать. И что я к женщинам в таком позднем возрасте вожделею, и как до сих пор усиленно омолаживаюсь, мускулы укрепляю, когда нужно уже о загробье думать… И как мило прогибаюсь перед всякими начальничками… И как фанатично всё оттачиваю, выверяю, словно заявление советского ТАСС, даже эсэмэски пишу без грамматических ошибок… Что кому-то что-то еще доказываю, на кого-то обижаюсь, чем-то возмущаюсь, над кем-то смеюсь, когда всё уже давно с нашим двуногим братом ясно…
– Ага! – обрадовался он, – значит, все-таки и над другими смеетесь?! Уже хорошо.
– Ну да, – подтвердил я. – Но не так сильно, как раньше. Сейчас у меня к другим скорее несмешные эмоции, типа: какие же мерзавцы, ничтожества, уроды..!
Наконец, закончил я это свое душеизлияние, и он озабоченно, будто и в самом деле за меня переживает, говорит: – Беда в том, что вы слишком на себе сфокусировались, это у вас какой-то запредельный эгоцентризм. А вы постарайтесь больше думать о других людях, в них тоже немало смешного. Чаще смотрите наших юмористов, Петросяна…
– Да пробовал, – буркнул я. – Но я и тут только над собой насмехаюсь, что время на всякую лабуду трачу…
В общем, как и ожидалось, ничем мне этот шаромыжник не помог, даже справку не дал, сказал, что нужно какие-то уколы дорогостоящие поделать, а не бумажками прикрываться...
Но сейчас у меня уже новая надежда появилась, говорят, специальный закон по смеху готовится, где всё будет разложено: над кем и над чем смеяться строго запрещается, а когда – можненько, какая громкость допускается и т. п. Ну, правильно, смех это все же очень сильное оружие, почти как огнестрельное, тут должно быть тоже всё схвачено, нам комиков больше не нужно, сыты...
А я человек, безусловно, законопослушный. Может, хоть это меня в должные чувства приведет. И я, наконец-то, буду смеяться, как положено.
