Пробегали незаметные серые дни, похожие друг на друга. Боря спал, ел, читал рукописи, сидел в Публичке… На Ленинград сыпал снежок, превращаясь в слякоть на дорогах и тротуарах… Город стал черно-белым, улицы съежились, словно серое небо укоротило их… И как всегда неожиданно приблизился конец года с его всегдашним вопросом – где отмечать?
Почему-то не прельщали банальные посиделки в тесной квартирке с курицей, салатом и шампанским. Хотелось чего-то другого. Новый год же! Но.. Дни шли, а «чего-то другого» не наблюдалось. Тесная квартирка, курица и оливье угрожающе замаячили на горизонте… «Спасение» пришло совершенно неожиданно.
В издательстве, украшенном шариками и гирляндами, уже царило новогоднее настроение. Тут уже подсчитывали оставшиеся дни и прикидывали по сколько скидываться на банкет… Боря сидел над очередной рукописью, когда в кабинете как-то неожиданно возник Гена.
- Здорово, старик! Все над чужими мыслями корпишь. Вредные не пущать, благонамеренные оставлять?
С Геной Боря не то чтобы дружил, но общался часто, порой им случалось и обедать вместе.
- Государь император милостиво повелеть соизволил.. – в тон ему начал было Боря, но Гена быстро перебил его.
- Старик, тут дело такое. Мы, как ни странно, Новый год решили встречать.
- Удивительно, - Боря хмыкнул.
- Компашка собирается. Смешанная, между прочим, - Гена со значением выделил эти слова. – Едем в Сестрорецк. Новый год на Заливе встречать.
Боря критически посмотрел на него.
- На Заливе? Все ночь на снегу мерзнуть?
- Зачем на снегу? Я же не враг рода человеческого. Дача есть. Дом зимний. На берегу.
- И что?
- Так, видишь ли, неравенство полов получается. Мужчины, понимаешь, в меньшинстве. Я вот и подумал… Ты как?
Для солидности Боря выдержал паузу, делая вид, что усиленно размышляет, хотя сейчас ему больше всего хотелось заорать: «ДА!!!». Но вслух он сказал иное:
- А почему бы и нет?
- Вот! Нормалек! – Гена явно обрадовался, что дело слажено. – Ну ладно. Пока. Я потом забегу, скажу что и как.
Оставшись один, Боря посмотрел в окно, за которым сыпал мелкий снежок, и решил, что все будет хорошо.
31 декабря около пяти часов вечера Боря шел по перрону Финляндского вокзала вдоль электрички, торопясь во второй от начала вагон, где был назначен сбор. Спину оттягивал рюкзак, а руку – сумка. И там, и там, многозначительно позвякивало.
Боря был почти трезв. Два бокала шампанского и два стакана красненького употребленные на кафедре – разве ж это доза? Да он особо и не хотел. Спешить некуда. Вся ночь впереди.
«Интересно, а там есть снег?» Почему-то сейчас Борю больше всего интересовало именно это. Здесь, в городе зима опять отступила. Потеплело, снег почти весь стаял и в Ленинград снова вернулась промозглая поздняя осень. Город снова посерел и одинокий Дед Мороз у здания вокзала казался смешным и ненужным словно лыжи на асфальте… Как-то буднично и уныло выглядело все вокруг. Морось, висящая в воздухе, черная, молчаливо спешащая толпа, черный перрон…
Второй вагон встретил его шумным оживлением. Лампы уже горели в полный накал. «Боря! Боря!» - Гена приветственно махал рукой.
Компания расположилась в двух соседних купе и громко болтала.
- Добрый вечер, - Боря с облегчением поставил сумку и стащил рюкзак.
- Так, Борь, знакомься. Это Ира, это Катя, это Света, это Костя, это Сергей…
В общей сумятице Боря не совсем уловил кого и как зовут. «Ладно, потом разберемся…»
- Борь, да ты не стой, садись, - Гена похоже был уже «под градусом».
Боря сел, не очень соображая что делать. В ту же минуту из динамиков донеслось: «Хр-р-р… Наш поезд следует до станции Белоостров через Сестрорецк. В вагонах соблюдайте чистоту и порядок…». Вагон дернулся и фонари за окном поплыли назад.
- Ну за знакомство, - Гена уже достал откуда-то фляжку и крышку от термоса. Плеснув, он протянул ее Боре. Пахнуло коньяком. Появился и пакет с бутербродами…
Электричка неторопливо ползла среди темноты. Иногда в окнах мелькали желтые пятна фонарей, двери с лязгом распахивались на очередной станции…
В сущности, было выпито немного. Но Новый год действовал магически – веселая болтовня не прекращалась. Потом возникла гитара и понеслось – «От зари до зари…», «Через тумбу, тумбу раз, через тумбу, тумбу два…», «Если не попал в аспирантуру…», «Когда фонарики качаются ночные…», «Раз возвращаюсь домой я к себе…», «Не пишите мне писем, дорогая графиня…»…
Сестрорецк встретил их тишиной. Редкие фонари выхватывали круги света, в которых смутно проступали очертания домов. Снега тут было побольше… Вместе со всеми Боря шел по каким-то непонятным улицам, а точнее дорогам совершенно сельского вида. Он не мог сказать далеко ли было до дачи. Темнота скрадывала и путала расстояния. Боря понимал только, что они двигаются к Заливу…Вокруг были уже только заборы, за которыми прятались деревянные дома. Возле одного из них Гена остановился и решительно взялся за калитку.
- Это здесь, - объявил он.
В доме светились три окна на фасаде.
Они прошли по плотно утоптанной тропинке среди смутно белеющего снега, поднялись на низкое крыльцо… Теплая и тесная прихожая показалось еще тесней и теплей от обилия людей, вдруг заполнивших ее. В проеме внутренней двери стояла, улыбаясь, какая-то женщина.
- А вот и очаровательная Марина, наша хозяйка, - провозгласил Гена.
Шум и суета переместились из прихожей в комнату. Началось распаковывание, развертывание, расстановка. Тонко пахнуло хвоей. Боря увидел в углу большую елку, всю в игрушках. А еще он успел заметить белую кафельную высокую печь… В руке у него вдруг оказался консервный нож и он уже трудился на благо общества, вскрывая банки консервов и шпрот. Потом он попал на кухню, где чистил картошку и вареные яйца, молол на мясорубке вареное мясо… Потом вдруг оказалось, что все, время вышло и пора садится за стол. Суета вновь заполнила комнату, а потом все расселись.
Рядом с Борей оказалась довольно симпатичная брюнетка с короткой стрижкой, одетая как и все присутствующие довольно просто – белый свитер, черные брюки..
- Катя, - представилась она.
«Как? Опять Катя?» Конечно, Боря понимал, что в Ленинграде не одна Катя, но совпадение показалось забавным.
Тем временем, Гена взял управление столом на себя. Пошли тосты – «За старый год», «За удачу», «За дружбу».. Как и положено Боря ухаживал за Катей, но больше из вежливости, общаясь с ней ровно настолько, чтобы не выглядеть букой…
- Хлопушки к бою!
Елки-палки, Новый год уже через семь минут!
Кто-то включил телевизор. Мелькнул и пропал товарищ Генеральный секретарь. И вот они – заветные куранты…
- Ура-а-а-а!! С Новым годом!!
Хлопушки бахнули, засверкали бенгальские огни, в бокалы посыпались конфетти… Катя испуганно прикрыла свой бокал ладонью.
Боря улыбнулся.
- Вы желание загадали?
- А как же, - Катя как-то искоса посмотрела на него.
- Тогда надо выпить с конфетти. А то не сбудется.
- Ой, да ладно.
- Надо, надо.
Катя сделала глоток. Конфетти осталось в бокале...
- Господа! – голос у Гены был решительным. – Все на Залив! Все! Все!
Опять начались суета, одевание, сборы. Попутно выяснилось, что предполагается большой новогодний костер, так что пришлось отправляться за дровами и растопкой…
Дача и в самом деле находилась недалеко от Залива. На пустынной плоскости занесенного снегом пляжа уже горело несколько костров.
- Все сюда! – Гена устремился к вкопанным в землю скамейкам.
Костер загорелся на удивление быстро. По кругу опять пошли шампанское и бутерброды.
- С Новым годом, господа-товарищи!
- Ура-а-а-а!!!!
Вслед за шампанским по кругу пошел портвейн… И вдруг все стало простым и легким… И когда Гена закричал: «В хоровод! В хоровод!» Боря с удовольствием вскочил.
- Гори, гори ясно, чтобы не погасло…
Они бегали вокруг лавочек (ну то есть вокруг костра).
Потом, разогревшись, все пошли гулять по кромке берега.
… Боря, слегка спотыкаясь, брел по неглубокому снегу. На свежем воздухе хмель повыветрился и настроение было скорее задумчивое. Он несколько поотстал от остальных и неожиданно очутился в тишине… Ощутимо подмораживало, небо из серого становилось черным и в нем загорались звезды.
Он издали увидел, что впереди стоит кто-то из их компании. Боря сделал два шага.
Тода аль коль ма-ше-барата
Тода аль ма ше-ли натата…
[Спасибо за все то, что Ты сотворил.
Спасибо за все то, что Ты мне дал.(иврит)]
Боря вздрогнул. Этот древний язык не мог звучать здесь, на берегу северного моря, среди снега и мрака. Но он звучал!
Аль ор эйнаим хавер о шнаим
Аль ма ше-йеш ли ба-олам
Аль шир колеах ве-лев солеах
Ше-бе-зхутам ани каям.
[За свет очей, за одного или двух друзей.
За все, что есть у меня в этом мире.
За льющуюся песню,
за сердце, которое прощает, –
За все, благодаря чему я существую.(иврит)]
Боря собрал все свои познания, сделал шаг и произнес:
Аль цхок шель йелед
У-шмей ѓа-тхелет
Аль адама
У-баит хам
Пина лашевет иша оѓевет
Ше-би-зхутам ани каям.
[За смех ребенка,
И за голубизну небес,
За землю,
И горячий дом,
За угол для жилья,
За любящую жену, (иврит)]
Человек резко повернул голову и замолчал. Это была Катя. Боря приблизился еще.
- Ми ата?
[Кто ты?(иврит0]
Катя вздрогнула.
- Ани Кату.
[Я Катя.]
- Ата?...
[Ты?]
- Кен.
[Да]
Потом было много чего. Были и шашлыки, были и танцы, и игры, и конкурсы. Но это было уже совсем другой Новый год. Потому что он встречал его вместе с Катей! И танцевали они уде вдвоем, и в конкурсах участвовали уже вдвоем, и брали шашлыки уже вдвоем. И когда ослепительное солнце зажгло поздний зимний рассвет в окнах, они встречали его тоже вдвоем.
*******
Двадцать лет спустя Борис Абрамович Якобсон вместе с женой Екатериной Якобсон и сыном Давидом эмигрировали в Израиль. А через год супруги Якобсон погибли в результате террористического акта. На улице взорвалась машина, начиненная взрывчаткой, и они случайно оказались рядом. Узнав об этом Давид, служивший в пресс-службе Армии обороны Израиля, добился своего перевода в Бригаду специального назначения.
Да, можно закопать окоп,
И дот взорвать, и танк расплавить.
Но как окоп в душе разгладить?
Там продолжается война!
