Всё-таки Глока сморило и он вырубился из реальности прямиком в сон. Проснулся на полу на обломках стула от того, что двустволка вдавила позвонки, а генератор сбился с ритма, истошно зачхал и вся иллюминация лаборатории заблымала перед окончательным отключением. Подземелье стало показывать мельком в коротких промежутках света фантомы всех тех, кого Глок убил, кому в жизни не помог или сделал худо. Будто прямо в чистилище попал ей богу! Интересно, а где же те, кому добром платил или те, кому просто так добро делал? Видимо это то место, где за добро платят сполна и в буквальном смысле.
Глок, отмахиваясь от навязчивых образов перед глазами, стал сметать со стола папки с бумагами, фотографии, небрежно сминая и комкая их в утробе своего истёртого авизентового рюкзака. Впопыхах локтем опрокинул на пол залипший органайзер с пересохшими ручками и ржавыми лезвиями и стволом калаша разбил экран монитора. Закинул рюкзак на плечо и уже был готов ломанулся к двери, чтобы дальше пытать судьбу в поисках выхода, но напоследок взгляд упал под стол и остановился на листке бумаги с планом. В шапке над чертежом жирным шрифтом значилось – «план эвакуации». Аллилуйя! Опять богиня Везуха повернулась к нему лицом и готова обнять своего заблудшего сына. Глок немедленно схватил план, подбежал к двери и, прежде чем вернуться в коридоры, снял калаш с предохранителя, зарядил двустволку, сориентировался по плану и затолкал в рюкзак поверх всего, что найдено в лаборатории обездвиженное и уже угасшее существо, которым прощупывал лабораторию ещё при входе во время первого приступа буйства подземелья. И только когда он решил что готов, тогда отчаянно выскочил в коридор и, держа перед собой калаш, уверенным шагом пошёл вперёд.
Путь преградили мёртвые бандиты из автопарка, бродяги, убитые им во время скитаний по запретке и люди, которых он подвёл под монастырь или сжил со света белого в прошлой жизни. Когда Глок в очередной раз свалил бандитов из автопарка, им на смену откуда-то появлялись такие же причём те, кто являлись были со старыми дырками от пуль, а Глок дырявил их снова. Расталкивая и расстреливая всех на своём пути, Глок придерживался маршрута, что указан на плане эвакуации. Снова где-то сзади разразился тот же неистовый вопль, подземелье содрогнулось пуще прежнего и опять спустило с поводка своё чёрное пятно, что чернее чёрного. Глок понял, что этот приступ будет сильнее и свирепее. По стенам, трубам и потолку заскакали те же раскалённые чёрные существа с человеческими пальцами. Коридор накалился, от содрогания начала отваливаться старая, потрескавшаяся штукатурка и срывались с креплений трубы, хлеща Глока ошмётками стекловаты, а стены выстреливали в него болтами и гайками. Но Глок держал удары, лишь бы в голову не попало, и неустанно шёл вперёд, достреливая в одиночном режиме уже последний магазин. Он прекрасно понимал, что такую численность врагов из тьмы ему не одолеть, у него попросту не хватит патронов, поэтому эта атака для него будет последней. Или он пробьётся к аварийному выходу и вырвется птицей на свободу, или это злобное подземелье станет его могильной клеткой, и никто там наверху никогда не узнает о том, что здесь творилось.
Очередной поворот вывел в ещё один большущий проходной зал, который с другой стороны снова выводил в коридоры. Туда-то ему и надо. Пробегая зал, он по ходу посветил по сторонам, чтобы рассмотреть круглые стеклянные цилиндры выше человеческого роста с надписью «инкубатор». В каждом из таких инкубаторов в каком-то помутневшем растворе покачивались мёртвые уродливые младенцы разного размера с одним, двумя, тремя глазами, с непропорциональными туловищами, пятиглавые или с лишними конечностями, а некоторые с невообразимыми скрюченными отростками на ногах, руках и лицах. Раствор хорошо сохранил их тела, но прекращение подачи кислорода, тепла, света и искусственного питания после консервации бункера убило их. Глока перекосило от ужасного зрелища, он увлёкся, рассредоточился от шока и не заметил, как подбежал к проходу в коридор. Промахнувшись, протаранил плечом край стены, его крутануло как балеруна, он выпал в коридор и прочесал животом пол. Долго не разлёживаясь, не обращая внимания на боль, Глок подорвался на ноги, но из-за выбитого плеча калаш поднять уже не получилось. Сорвав с него тактический фонарик, Глок с надрывом метнул автомат назад и краем глаза прочёл надпись над входом в зал с инкубаторами – «зал клонирования». Теперь в одной руке сверкал вспышками от выстрелов «глок», изрядно оглушая стрелка до звона в ушах, и штабелями укладывал потусторонние порождения подземного бункера, а в другой тактический фонарик резал тьму спасительным светом. Избавление от автомата облегчило Глока, и он почувствовал, что может двигаться быстрее, хотя такая экстремальная пробежка уже давно износила его и выбила из сил, ещё до зала клонирования. Всё тело ныло от ожогов и ссадин, а кровоподтёк из разбитого лба уже загущался на брови, стягивая волосинки и кожу. Глок всё чаще спотыкался и тяжелее дышал. Когда предпоследняя обойма выпала из пистолета под ноги, Глок увидел далеко впереди две вертикальные линии света, вверху соединённые такой же горизонтальной линией. Это дневной свет, пробивающийся в зазоры между дверью аварийного выхода и дверным косяком. Навскидку до двери оставалось каких-то двести метров. Двести метров отделяли Глока от жизни.
Подбежав к двери, он ударился в неё со всей силы, но дверь оказалась закрытой снаружи. Туда-сюда посмыкал, подёргал её и обернулся. Чёрное пятно вот-вот настигнет его, но до этого к нему раньше дотянутся оскаленные клыки и холодные мертвецкие руки. Он завалил бандита, но тот вскоре как ни в чём не бывало вышел из темноты и опять попёр на Глока. На изрешечённом пулями теле бандита уже некуда было даже набить татуировку при желании, но эта бессмертная тварь всё лезет и лезет.
Загнанный человек забился в тёмный провал и прижался к стене, чтобы к нему не смогли подобраться сзади или окружить. Каждая тварь, сунувшая свою морду в провал тут же получала пулю. Из глубины бункера приближался страшный гул – это означало, что чёрное пятно уже близко и скоро поглотит Глока, а что будет тогда, он даже представлять не отважился. Может он также как чернолапые существа моментально замрёт, а может даже ничего не успеет почувствовать перед смертью, когда ОНО его коснётся.
Последняя обойма пистолета опустела. Глок, крючась от боли в плече, потянулся за двустволкой. Тут в провал пролез и навалился мужик, которого сразу не признал, а, только чуть поборовшись с ним, узнал свою последнюю жертву – Судмедэксперта, которого Глок замочил из-за записи с автоответчика, проливающую свет на дело об охотниках на капиталистов на большой земле, – после чего и пришлось слиться в запретку. Он пнул пяткой копию Судмедэксперта и нажал курок. Заряд дроби разворотил брюхо и скосил того наповал, но не надолго. В той жизни больше нет коррумпированного ублюдка, а в этой он бессмертен. Приклад отдачей ударил и без того в зашибленное плечо и Глок заорал от боли, а потом ещё и от отчаянья, когда сунул руку в рюкзак и обнаружил, что коробку с патронами он забыл на столе в лаборатории. В двустволке остался один патрон и его, как последнюю пачку денег, Глок решил потратить на себя любимого. Если бы это было сражение с людьми, он бы никогда не приставил ствол к своему виску, а бился бы до конца и раз уж так суждено, то сгинул бы в честном бою от пули. Здесь же что-то противоестественное, потустороннее, здесь абсолютная тьма, что чернее чёрного и поэтому лучше стрельнуть себя добровольно, чем отдать этому кошмарному разуму свою душу и тело на растерзание.
Жутко рыча, испуская слюни и отрыгивая какие-то непонятные слова больше похожие на заклинания одержимого или бред сумасшедшего, а может и не слова вовсе, озлобленные копии загубленных Глоком людей навалились на узкий стеновой пролом, пытаясь дотянуться до своего обидчика. Глок уткнул стволы двустволки себе в подбородок и отталкивал бункерную нечисть ногами, пока морально готовился спустить курок и снести себе башку, окрасив мозгами потолок и стены. А ещё говорят, что совершить самоубийство не хитрое дело. Да тут надо не дюжую силушку воли иметь, чтобы проститься с жизнью особенно тогда, когда так хочется ещё пожить. Нога уже не выдерживала натиска и сгибалась всё ближе к груди, а когти и клыки уже царапали лицо и рвали бронежилетку. Глок сделал последний глубокий вдох, жалея, что это не свежий запах полевых трав и деревьев у речки, а вонючий смолянисто-селитровый угар от чернолапх, задержал дыхание, зажмурил глаза и положил палец на курок, готовый надавить его и покончить с мучениями.
Вдруг он услышал протяжный женский крик с другой стороны двери, со стороны свободы, который напомнил английское киношное выражение из голливудских боевиков. – «fire in the hole» – только в произвольном переводе на богатый русский язык:
- Дырка в жопе!
Потом мощно громыхнуло, всё содрогнулось от взрыва, дверь с чваканьем смела всех тварей, что ломились на Глока обратно в подземелье на несколько метров, а откуда-то сверху посыпалась штукатурка с кирпичами, сразу заклубились облака пыли, и коридор залило ослепительным дневным светом. Кто-то снаружи начал разгребать образовавшийся небольшой завал, а обессиленный Глок, закрываясь рукой от яркого света, негромким, слабым голосом повторял:
- Помогите. Помогите.
Через минуту другую глаза попривыкли к свету, Глок выглянул наружу и увидел лежащего животом на завале Хруста, который протянул ему руку и кричал:
- Давай руку, Глок, быстрее! Щас крыша будки рухнет, быстрее!
- Хруст!? – Удивился Глок, будто увидел чудо.
Он воодушевлённо протянул руку другу и ощутил крепкую хватку Серёги Хруста, а в голове родилась одна единственная мысль, что его теория о невидимой нити, связывающей их двоих, всё же оказалась верной.
| Помогли сайту Реклама Праздники |