Флориада

Детство я провёл в небольшом, утопающем в садах, городке Астрополе на улице с подходящим названием – Лепестковая. К звёздам  наш городок не имел никакого отношения,  а вот к цветам – самое непосредственное, в особенности моя улица.  Казалось, что только здесь выращивали на продажу  непревзойденной красоты цветы.
Соседка Марта, вдова тридцати шести лет, носила на лице выстраданное удивление жестокой судьбой, отобравшей мужа, которого она боготворила. Детей супруг ей не оставил, и жила Марта одиноко и замкнуто. Людей она упорно сторонилась, предпочитая человеческому обществу общение с цветами. Согласно её табелю о рангах, они занимали второе место после трепетно сбережённого образа мужа; а на третьем месте вальяжно восседал ленивый и толстый кот Черныш. В саду Марты росло только одно дерево – старую, придавленную годами, яблоню, когда-то посадил  муж, и она заботилась о ней так же, как обо всем, к чему прикасались руки любимого. Остальное пространство во дворе было заполнено цветами – воинственные гладиолусы, изысканные хризантемы, аристократичные георгины, царственные розы и другие, скромные, но не менее яркие цветы, представляли собой сказочное царство красоты и гармонии. В доме тоже царили цветы, они гнездились на мебели, жироньерках и всевозможных полочках, а подоконники были уставлены кактусами, которые, подбоченясь, воображали, что охраняют дом.  
Еще у Марты была оранжерея, большая, разделённая на климатические секции, где она  создала микроклимат с определенным освещением и влажностью воздуха. Забот хватало, но, работая в своём зеленом хозяйстве, она преображалась, и её обычно суровое лицо становилось добрым и мягким, а голос приобретал бархатистый и звонкий оттенок, как у молодой девушки. Заболевшие растения она ласково подбадривала, обрезая сильно разросшиеся кустики, добродушно бранилась, а молоденькие франтоватые первоцветы хвалила и награждала воздушными поцелуями.
Мне исполнилось уже четырнадцать лет, но после занятий в школе я часто пропадал у Марты, помогая по хозяйству. Мать, хотя и ворчала, но сильно не противилась: вдова с выручки от продажи цветов труды оплачивала. Часть денег я оставлял себе, остальные  переходили к матери, что давало мне право  распоряжаться досугом на своё усмотрение. Соседи недолюбливали Марту, называя гордячкой, но мне она нравилась, потому что, хлопоча в  царстве цветов, она становилась великодушной и светящейся от любви, в общем, такой, какой другие её не знали.
Сдав последний экзамен в текущем учебном году, я пришел домой радостный от ощущения долгожданной летней свободы, перекусил на ходу бутербродами и, отодвинув в сторону, висящую на одном гвозде доску изгороди, пролез в цветочный сад Марты. Я нашел ее в оранжерейной лаборатории, похожей на процедурный кабинет клиники. Стеклянная стена пропускала мощный поток солнечного света, выделяя и без того стерильную чистоту и образцовый порядок. Марта, увидев меня, глухо буркнула:  «Здрасть! – и, махнув рукой в резиновой перчатке, ткнула пальцем в кучу использованного инструмента – Обработай!»
Работа была знакомой и  я, взяв спирт и вату, стал тщательно протирать какие-то пинцетики, лезвия, стерженьки и прочие приспособления, назначение которых знал плохо. Учиться цветоводству не хотелось, меня тянуло к технике. Строительство тоже нравилось. Я уже серьезно задумывался о будущем  и, кажется, определился в выборе профессии. Ездить по всей Земле и строить большие мосты, наверное, очень интересно, а главное – по-мужски. Никакие цветочки не могут сравниться с грандиозностью и величавостью мостов.
– Никак, заснул? -  сердито вскрикнула Марта и указала пальцем на горшок с привитым растением. – Отнеси в «болото».
Так она называла секцию с хищниками, растущими в бедном, непросыхающем грунте и перенасыщенном парами воздухе – потому и «болото». Хищные растения – единственные представители флоры, к которым я испытывал  заинтересованную симпатию. В болотной секции росла венерина мухоловка с зубастыми краями створок, которые мгновенно захлопывались, хороня в себе попавшее насекомое;  у западной стены росянка с клейкими розеточными листьями, сворачивающимися в трубочку вокруг  жертвы, образовала небольшую колонию себе подобных. Ещё там росли непентес с алыми кувшинчиками, наполненными ферментной жидкостью, и жирянка с малиновым цветком на длинном цветоносе. Я поставил горшок, который мне дала Марта, на торфяной субстрат и вспомнил, что не принес, как обычно, насекомых для угощения растений – хищников. Обойдутся, решил я, охваченный досадой.
А на следующий день мать отправила меня к деду. За три недели я вдоволь нарыбачился и от души погонял мяч с местными ребятами. Наутро, после приезда домой,  помог Марте отвезти цветы на рынок и, вернувшись, пошёл в оранжерею, на ходу вытаскивая из кармана брюк коробочку, набитую колорадскими жуками. Сквозь плотно закрытые двери  оранжереи сочился густой запах свежемолотой пшеницы – насыщенно терпкий, словно на мельнице. Недоумевая, я приблизился к «болоту» и сразу даже не понял, что крупное растение у восточной стены секции – венерина мухоловка невероятных размеров. Створки ее ловушек по величине напоминали большие тарелки, но поразительным было даже не это –  по растению карабкались две мыши, их притягивал мучной запах, источаемый  мухоловкой, и, судя по захлопнутым створкам нескольких ловушек, эти мыши были не первыми. Я заворожено наблюдал, как маленькие зверьки одурело кинулись навстречу  смерти.
У нас многие цветоводы занимались селекцией, но лучшие результаты получала Марта. Половина новых сортов цветочных растений в нашем городе – ее заслуга. Вернувшись с рынка, она быстро осадила мой восторг.
– Ничего сверхъестественного – сказала она. – Мозгами работать надо, а ты об этом никому. Понял? Я хочу ее размножить. За такие экземпляры большие деньги дадут. Тебе гонорар тоже причитается, прилежно трудишься – заслужил, но главное – рот на замке держи Ясно? – и, словно, выбрав  лимит разговорчивости, она надолго замолчала.
Чего ж тут не ясного? – разочарованно думал я. Хотел всех удивить, рассказав про венерину мухоловку и на тебе, оказывается, нельзя. Но мысль о дополнительных деньгах согревала душу, и я успокоился.
Дней через пять мучной запах исчез. Может, в округе мышей не осталось или была какая-то другая причина, но за это время венерина мухоловка успела вымахать до двух метров в высоту, и нам пришлось освобождать секцию от других растений, увеличивая жизненное пространство хищника. Черныш бесцеремонно сновал под ногами, и Марта, чтобы кот не мешал, вынесла его во двор, закрыв дверь оранжереи. Через полчаса запахло свежей рыбой. Запах усиливался и стал настолько мощным, что меня затошнило.
– Ну и ну, она, что, теперь за котов возьмётся? – озадаченно сказала  Марта и, взглянув на меня, смутилась. – Тебе нехорошо? Пойдём отсюда.
Но, когда отворилась дверь, в оранжерею, вереща, ворвался  Черныш, а следом вихрем пронеслись ещё две кошки.
– Дверь в секцию открыта! – охнула Марта и  побежала к «болоту»…
Она не успела, и, оплакав любимого кота, стала более замкнутой и жесткой. Найти способ размножения измененной  венериной мухоловки ей не удалось. Рост растения прекратился, достигнув в высоту почти  трёх метров, а сам куст занял площадь двух секций. У Марты неожиданно, по её словам, начался склероз, и частенько двери в оранжерею и «болото» по забывчивости оставались открытыми. Не знаю, понимала ли она, чем играет  или это была неосознанная одержимость, но скоро все закончилось.
В воскресенье надо было рано утром срезать цветы для продажи, но, когда проспав, я примчался к Марте, она ещё завтракала – растрёпанная, с остекленевшими глазами и перекошенным лицом, и, проигнорировав приветствие, молча и сосредоточенно  продолжала жевать. Неожиданно лицо блаженно размягчилось, глаза одухотворённо заблестели. «Дорогой, дорогой мой, я иду!» – вскочив, забормотала она и быстро вышла из дома.
Честное слово, я сразу не понял, с кем Марта говорила и куда пошла, но, когда до меня дошло, было поздно. Под гигантскими, стиснутыми створками венериной мухоловки валялась её комнатная тапка. Я не смог спасти Марту, оставалось надеяться, что умерла она счастливой.
В тот же день сгорел ее дом, и оранжерея, и старая яблоня. Пожарные добросовестно залили водой  ещё дымившиеся руины. Выяснилось, что был поджог, но того, кто его совершил, так и не нашли. Таскали и меня, но я твердил, что ничего не знаю. У отца из гаража пропали две канистры с бензином, и он долго допытывался, куда они делись. А я почем знаю?
Прошло двадцать лет. Я не стал мостостроителем. После вчерашней защиты диссертации я  доктор биологических наук, но вопреки надеждам, так и не узнал ответов на  вопросы: как растения могут читать потаенные желания, если даже людям это не под силу? И, черт возьми, каких размеров были  растения – хищники во времена динозавров?