2
Элайна была дочерью капитана Олайна, в молодости королевского стрелка, гонявшего вальдо (лесных разбойников) в лесах Илларии, а затем возглавившего отряд сопровождения королевских обозов. Он проводил их в Кламар, Медаус и обратно с минимальными потерями, и считался опытным и умелым военачальником. Уже будучи в возрасте, капитан встретил красивую девушку-виолку, прибывшую в Илларию в поисках приключений и службы. Виолки были кастой женщин-воинов с далёкого, затерянного в океанских просторах острова, где они служили королевскими телохранителями. Избыток выученных с младенчества воительниц время от времени покидал родину и отправлялся в далёкие страны, где их с удовольствием брали на службу короли, аристократы и богатые вельможи, так как услуги этих умелых профессионалок стоили довольно дорого.
Юной семнадцатилетней девушке понравился высокий, стройный, мужественный и храбрый воин Олайн, несмотря на почти двадцатилетнюю разницу в возрасте. И она, по обычаю своих предков и законам своей родины, выбрала его в супруги, а через три года родила от него дочь. Девочку, опять же по обычаям своего племени, она воспитывала в воинском духе: растила её в строгой дисциплине, отучая от свойственной многим детям боязливости и изнеженности. Она учила её стойко переносить боль, холод, усталость, одиночество и преодолевать страх. Обучала своему воинскому мастерству, без утайки передавая все знания и секреты. Глядя, как жена «издевается» над дочерью, часами заставляя её неподвижно сидеть или стоять, или запирая в тёмном подвале, куда предварительно запускали с полдесятка крыс, Олайн возмущался. Но супруга на все его упрёки спокойно отвечала, что её дочь – виолка, и она воспитывает её так, как воспитывали её саму. К счастью, капитан часто и подолгу отсутствовал дома, и не мог видеть иных «ужасов» и испытаний, которым подвергала девочку его супруга.
Эти постоянные отлучки, а также возраст стареющего супруга, подтолкнули виолку найти себе другого супруга, к которому она и ушла со спокойной совестью, опять же по обычаям своих предков. Вначале Элайна последовала за своей матерью. Но как только ей исполнилось шестнадцать лет и она, по законам виолок, стала совершеннолетней, как только она сдала матери своеобразный экзамен на зрелость, о котором впоследствии старалась не вспоминать, девушка вернулась к отцу, которого любила сильнее, чем мать, из-за его более человечного и доброго отношения.
Так они и жили вдвоём в маленьком домике на окраине Клера, пока девушке не исполнилось восемнадцать, и она не посчитала себя вполне взрослой, чтобы начать сопровождать отца в его походах.
Год прошёл в постоянных разъездах с небольшими перерывами во время месяца Бурь, а также месяца Весенних и Летних Гроз. Этой зимой, как только закончился месяц Бурь и начался двухмесячный Период Покоя, капитан Олайн с дочерью вновь возглавил отряд сопровождения и повёл обоз по Кламарскому тракту сначала до Таормина, а затем в Медаус по Торговому пути.
Часть пути, пока они двигались по территории герцогства Кламар, прошла спокойно. По сторонам широкой дороги простирались открытые поля, засеянные зерновыми и засаженные овощами. Разбойники были редкостью в этих краях, не считая одиночек или особо отчаянных, которые нападали на крестьянские повозки или одиноких путников. Большие королевские обозы под охраной многочисленной, хорошо обученной стражи, был им не по зубам. На них не рисковали нападать даже вальдо или горные бароны.
Когда обоз углубился в Ледеберг и остановился на очередную ночную стоянку, Элайна, целый день просидевшая в седле, устало спрыгнула на землю и решила искупаться в ручье, на берегу которого расположился лагерь.
Выйдя за внутреннюю цепь охраны, девушка поднялась вверх по течению, нашла тихое укромное местечко и разделась. Холодной воды она не боялась, к ней её приучила мать ещё в раннем детстве. Быстро ополоснувшись, Элайна вышла на берег, растёрлась жёстким полотенцем и набросила на голое тело успевшую остыть рубашку.
Усталость, купание в холодной воде, а также обманчивая тишина вокруг и спокойный, прошедший без приключений день притупили бдительность девушки, расслабили её, поэтому она и не услышала подкрадывавшихся к ней охотников. Она как раз нагнулась за штанами, как на голову ей неожиданно набросили плотный мешок и повалили на землю, а сильные руки схватили её и в мгновение скрутили запястья кожаным ремнём. То же проделали и с ногами. Затем чья-то рука просунулась под мешок и заткнула ей кляпом рот. Всё это произошло за несколько коротких мгновений так, что девушка даже не успела испугаться или осознать, что происходит. Её подняли, перебросили через плечо и куда-то понесли. Она поняла, что её похитили, только когда её закутали в тёплый плащ и положили на седло.
Элайна не стала брыкаться или рыдать, как поступила бы на её месте другая девушка, а спокойно лежала в не очень удобной позе, задыхаясь от запаха конского пота, стараясь сберечь силы, которые ей, как она понимала, скоро пригодятся.
Лошадь, на которой лежала Элайна, сначала шла тихим шагом, а затем перешла на галоп, когда похитители, как поняла девушка, отъехали подальше от лагеря. Её трясло и подбрасывало и, чтобы пленница не слетела, её придерживала чья-то сильная рука.
Наконец бешеная скачка прекратилась, лошадь вновь перешла на шаг, а затем и остановилась. Элайну подняли и посадили в нормальном положении. С головы сдёрнули мешок, и девушка смогла увидеть своих похитителей. Прямо перед ней стояли два ухмыляющихся всадника в кожаных, отделанных мехом и перьями лесных птиц костюмах. По этим костюмам, а также кожаным шлёмам, украшенным белоснежными хвостами лэев, девушка опознала «горных волков» - дружинников горного барона. Она слегка повернула голову и взглянула на того, в чьих сильных руках она сейчас покоилась. Это был зрелый мужчина, не достигший сорока лет, с холодными серыми глазами, несколько суровыми, даже жёсткими. Сейчас они смотрели с любопытством, а твёрдые сухие губы с выразительным рисунком слегка улыбались.
- А она хорошенькая, - произнёс мужчина по-илларийски. – Нам повезло.
- Она просто красотка, - согласился один из его товарищей.
- И хорошо держится, - одобрительно произнёс второй. – Не люблю, когда девки визжат или рыдают.
Элайна молча посмотрела на говоривших, и устало закрыла глаза. Она замёрзла, и ей было трудно дышать, но она знала, что не стоит ждать сочувствия от «горных волков».
Словно догадавшись о неудобствах пленницы, мужчина, державший девушку, вынул кляп из её рта и сказал:
- Я больше не буду затыкать тебе рот, если ты будешь вести себя тихо. Лес не любит шума.
Элайна сделала несколько глубоких вздохов, проветривая лёгкие, и закрыла рот. Она не собиралась шуметь, понимая, что это бесполезно. Она не собиралась и просить, но мужчина сам снял с себя тёплый, подбитый мехом плащ, и закутал в него девушку.
- Нужно спешить, если не хотим ночевать в лесу, - сказал он.
Он усадил пленницу поудобней и пришпорил коня. Они вновь помчались галопом, но теперь девушка ехала с большим комфортом.
Дорога к замку показалась девушке бесконечной. Невыносимо болели, а затем совсем онемели туго связанные руки и ноги, от тряски и езды в неудобной позе её подташнивало, хотя мужчина, прижимавший пленницу к широкой груди сильной уверенной рукой, и старался облегчить её страдания, поддерживая за талию и почти усадив себе на колени.
Горы и лес уже окутали глубокие синие сумерки, когда они въехали в узкое тёмное ущелье. Усталые кони, покрытые потом и пеной, еле шли, спотыкаясь в темноте о невидимые камни. Всадники тоже устали, но радовались близости дома, тихо о чём-то переговариваясь.
Когда они выехали из ущелья в узкую, теряющуюся во мраке долину, чуть-чуть посветлело, и можно было рассмотреть светлую ленту дороги, вившуюся вдоль берега каменистой горной речки. Далеко впереди сверкала крошечная жёлтая звезда и, лишь подъехав ближе, Элайна поняла, что это сигнальный огонь на одной из башен мрачного чёрного замка, возвышавшегося над долиной.
Всадники, сопровождавшие мужчину с пленницей, остались в небольшом селении, а они начали подниматься по узкой неверной дороге, одной стороной примыкавшей к крутому склону, а с другой стороны обрывавшейся в долину.
Всадник ехал медленно и осторожно, всецело доверившись коню, бросив повод на его шею. Вокруг царил ночной мрак, слегка освещаемый светом множества сияющих в небе звёзд.
Когда они подъехали к воротам замка, стража их окликнула, но услышав голос господина, поспешно распахнула ворота.
Во дворе к всаднику подбежали слуги, взяли повод коня и протянули руки к девушке. Но барон грубо оттолкнул их, сам взял девушку и спрыгнул на землю. Его сапоги гулко ударились о плиты двора. Слуги отчего-то радостно болтали и смеялись, но их голоса доносились к Элайне словно издалека.
Прижимая пленницу к груди, мужчина пересёк двор и вошёл в высокую узкую башню. Поднимаясь по ступеням крутой винтовой лестницы, он тяжело дышал, но ни на миг не остановился, чтобы передохнуть. За ним шёл кто-то из слуг, освещая путь огнём факела.
Они вошли в какую-то комнату, но не задержались в ней, а поднялись ещё на один уровень, на этот раз по резной деревянной лестнице. Оказавшись в большой круглой комнате, мужчина приблизился к стене, бесшумно ступая по мягкому ковру, и осторожно опустил свою ношу на меховое покрывало ложа. Выпрямляясь, он с облегчением вздохнул, затем вынул из богатых золотых ножен длинный кинжал и осторожно разрезал путы, стягивавшие запястья и лодыжки девушки. Элайна не шевелилась. Но когда в онемевших конечностях запульсировала застоявшаяся кровь, с её губ сорвался невольный стон.
Мгновение постояв рядом, словно колеблясь, мужчина круто повернулся и ушёл. Слуга с факелом поспешил за ним следом, и девушка осталась одна в полной темноте.
Элайна медленно приходила в себя, ожидая, пока в ногах и руках восстановится кровообращение и они начнут её слушаться.
Но долго быть в одиночестве ей не пришлось. Из дремотного оцепенения её вывел громкий и мелодичный звон ударившего где-то над головой колокола, а через несколько минут послышались шаги, показался свет и в комнату поднялись две пожилые рабыни. Одна несла накрытый салфеткой поднос, а вторая два подсвечника по три свечи в каждом. Поставив поднос и свечи на стол, женщины приблизились к девушке и, став на колени, начали умело растирать её руки и ноги. Затем помогли ей подняться и, поддерживая, подвели к столу. Усадив на покрытый меховой накидкой стул, открыли поднос и предложили поужинать. На подносе стояла тарель с фруктами, сладким печеньем, лакомством, сваренным из мёда и лесных орехов, и кувшинчик с лёгким сладким илларийским вином. Прислуживая девушке, словно принцессе, её накормили, а затем отвели обратно к ложу, предварительно расстеленному и приготовленному для сна. Её уложили, заботливо укрыли меховым покрывалом и оставили одну, забрав поднос и свечи. Один подсвечник с единственной горящей свечёй ей, правда, оставили. Уходя, одна из женщин сказала:
- Я буду в нижней комнате, госпожа, если я вам
