Утренняя прохлада ощущалась даже внутри шатра. Олег в очередной раз взмахнул рукой, прогоняя с лица досаждавшую ему назойливую муху, и открыл глаза. От вчерашнего чрезмерного употребления хмельного мёда голова была так тяжела, что даже болью противно отдавалось в затылке. За пологом шатра уже слышались крики людей и шум от перетаскиваемых по волоку ладей. Князь поморщился и встал, окидывая взглядом шатёр. Разметавшийся во сне Игорь скинул с себя одеяло и, сжавшись от холода в комочек, ещё спал. Спавший рядом Гладыш, отслуживший своё и теперь приглядывавший за княжичем, тоже сладко посапывал. Раздражённый от тяжести в голове Олег ткнул его в бок ногой. Старик испуганно вскинул голову.
– Спишь?! Ребёнка застудишь, прикрой!
Откинув полу шатра, князь выбрался из него и, смахнув ладонью капли росы с травы, умылся, прогоняя остатки сна. Отсюда ему хорошо была видна вся вереница из пятнадцати ладей. Вокруг них суетились люди: одни подкладывали брёвна под днища ладей, другие – тянули их верёвками, а третьи – вдвоём, а то и втроём подносили брёвна и укладывали их перед ладьями. Среди людей, тянувших первую ладью, князь разглядел Зоряна и направился к нему. Тот, заметив Олега, бросил верёвку.
– Справляетесь? Препон нет? – князь окинул взглядом работающих.
– Брёвен не хватает подкладывать под ладьи. Я часть воинов в лес послал деревья рубить.
– Когда, думаешь, к реке выйдем?
– К завтрашнему вечеру, не раньше.
– Долговатенько получается…
– Этот волок – ещё так сяк… А вот следующий!.. И путь посуху длиннее, и бугров больше. Пока ладьи дотащишь – дно у них здорово изотрёшь. Благо тот волок прямо на град Смоленск выходит. Там приходится у ладей дно смолить. Недаром, наверное, этот град так и прозвали.
– А чего тревожный такой?..
– Стрёмно что-то. Всё-таки на Киев идём.
– Тебе ли бояться?! Купеческое дело лихое. Скажешь, что мечом не приходилось своё добро защищать?
– Приходилось, не скрою. Только цена теперь другая: то я своё добро защищал, а теперь на чужое позарюсь…
– Они не чужие, они – враги. Если врагов не усмирить, то и своё добро из рук упустишь. Пока хазар поддерживают – враги, а как их усмирим – врагами перестанут быть.
– Маловато воинов, чтобы усмирить-то1…
– Сколько мог, столько собрал. Белоозеро, Муром, Изборск, Ладогу, Новгород, Ростов, Полоцк без охраны тоже оставить нельзя. У Смоленска ещё две сотни кривичей меня ждут. Знаю, что и этого мало, но не все битвы только числом выигрывают, хитростью и лихостью тоже можно. Все ладьи в округе Смоленска заберём, да и в Любече тоже… Издали поверят, что нас много. А это что такое?
Олег удивлённо воззрился на голого человека, который один нёс бревно. Из одежды у него были только онучи, обматывающие ногу до колена, и лапти. Человек сбросил с плеча бревно впереди ладьи и смахнул рукой со лба пот.
– Эй! Ты чего голый-то? – окликнул его князь. – Ходишь здесь, срамотой трясёшь.
– Так рубаха одна, да и порты тоже. Жалко, если измызгаю их. Как на хазар тогда пойду?
– Значит, в чистом хочешь в битву идти? – усмехнулся Олег. – А с чем биться собираешься?
– Копьё есть и щит дубовый – сам сделал.
– А меч?..
– Меча нет. Нож есть.
– Не страшно в битву идти? Убивать приходилось?
Олекса посчитал, что лучше не рассказывать об убитом им Кабане, о погибших в стычке с ним мурманах, и ответил уклончиво:
– Не думаю, что хазары страшнее секача матёрого.
– Приходилось брать?
– Приходилось.
– А имя как твоё?
– Олексой кличут…
– Вот что, Олекса… Ты оденься и срамоту свою прикрой. Вечером приходи к моему костру – в дружину тебя беру. Порты и рубаху новые получишь, как к реке выйдем. Там и доспех железный себе подберёшь.
Олекса довольно заулыбался:
– Это я мигом, – и рысью побежал вдоль перетаскиваемых ладей.
– Зачем он тебе, княже? – Зорян смотрел вслед убегающему Олексе. – Он ведь и мечом не владел никогда. Погибнет же в первом бою.
– Все мы не вечны. Если и погибнет, то невелика потеря. А ты один такое бревно поднимешь? – иронично скривил рот Олег.
– Вряд ли…
– А он может. А ещё он говорил, что секача брал, а Аскольд поматёрее секача-то будет.
После захода солнца уже в полной темноте Олекса пробирался между костров, где расположились княжеские дружинники, выискивая самого князя. Наконец, он увидел его с интересом слушающего Зоряна, который что-то рассказывал. Олекса без робости вышел на освещённое место:
– Ты звал, князь. Я пришёл.
Олег оторвался от рассказа Зоряна и повернул голову к Олексе. Тот стоял в прилипшей к телу мокрой рубахе и таких же штанах.
– Ты так долго собирался, что опоздал к трапезе. Если ты и в бою не так проворен…
Олекса от несправедливого обвинения набычился:
– Одежду я застирывал – не привык ходить в грязном. А в бою не хуже других буду.
Князь усмехнулся:
– Аккуратность я уважаю, а ещё я ценю верность. Будешь верно служить – отмечу и награжу, а пока садись, обсохни у костра и утоли голод.
Еда князя ничем не отличалась от пищи, что ели остальные воины: тот же хлеб, куски сала, гороховая каша да кучка вяленой рыбы. Олекса потянул из вороха рыбы здорового леща и принялся за кашу, а Зорян продолжил свой рассказ:
– Разное я слышал об этом. Поляне рассказывали одно, хазары – другое, но всё сказанное очень занятно. Одни сказывали, что основали город хазары и ранее он назывался по-другому, хазарским именем, отличным от теперешнего. А назвали градом Киевом в честь одного хазарина по имени Кый, который был поставлен каганом хазарским для сбора дани с проплывающих по реке купцов. Алчный был Кый, везде выгоду свою искал. Он не только с купцов плату брал, но и со всех проплывающих мимо града. Ничем не гнушался, даже за плату перевозил людей с берега на берег. Плыл как-то мимо Аскольд и Диром со своими дружинами в Царь-град, и попытался этот Кый с них дань взять. Рассердился Аскольд и засунул он этого мытника в мешок, а затем бросил его в воду. Утонул Кый, а город с тех пор его именем и прозвали.
Олег рассмеялся:
– С Аскольда станется! Скор он был на расправу, да и крут не в меру. Верю я, что он смог хазарина утопить.
– Всё может быть, – пожал плечами Зорян. – да только другие сказывали, что хазары изначально этим именем город назвали. Подошли хазарские войска и увидели на противоположном берегу высокие холмы и крутые берега. Понравилось им это место, заложили они город и назвали его Киев, что на их языке означает «берег реки». Похоже это на правду, так как в городе много хазар проживает. Но среди полян прижилась одна легенда, красивая легенда. Да и мне она нравится. Многие её мне рассказывали.
– Ну, сказывай, коль по нраву она тебе, – усмехнулся князь.
– Давным-давно пришли на эти днепровские холмы три брата: Кий, Хорив и Щек. И была у них красавица сестра Лыбедь. Понравились им богатые зверем леса, обилие рыбы в реке, и поселились они на холмах, каждый на своём. Со временем вокруг их домов город и вырос. Но есть в этой легенде два изъяна. Одни мне рассказывали, что брата Кия звали не Хорив, а Хорыл. Не полянское это имя, а хазарское. Другие сказывали про Лыбедь, что она не сестрой им была, а наложницей. Любила она их всех, вот и назвали братья её сестрой. Ведь не просто так ей дом построили отдельно на одном из холмов в густом лесу.
Князь зевнул и потянулся:
– Кто бы она им не была, а нам уж спать пора.
Он направился к шатру, а следом за ним и другие начали расходиться. У костра Олекса один остался доедать кашу. Раздался хруст шагов, и рядом присел Гладыш и угрожающе произнёс:
– А я узнал тебя, паря! Придётся тебе теперь перед князем ответ держать за злодейство своё. Бежать не вздумай, дружина вокруг начеку.
– А я и не собираюсь, – Олекса продолжал спокойно есть кашу, – и князю всё расскажу, как было.
– Выходит, что не боишься ты смерти лютой. Вот какой!.. – подобрел Гладыш. – Ох, и рука у тебя тяжёлая! Долго у меня грудь болела после той встречи.
Олекса закончил есть и повернулся к боярину:
– Ну что, пойдём к князю?
Подойдя к шатру, Гладыш заглянул в него и возбуждённо позвал:
– Княже…
– Чего ещё? – отозвался Олег. – Спать мешаешь.
– Я поймал убийцу твоей жены.
Князь выскочил из шатра и уставился на Гладыша:
– Где он?
Боярин перевёл взгляд на Олексу.
– Ты? – налился гневом Олег и схватил его за грудки.
– Выслушай меня вначале, а потом судить будешь.
Князь постепенно опустил руки:
– Сказывай!
– Не видел я твоей жены, а вина моя только в том, что раба я убил, который Весняну мою зарезал.
– Разве не ты её?.. – удивился Гладыш.
– Любил я её, – уставился перед собой Олекса, как будто перед ним мелькали картины произошедшего, – а он её ножом. А за что?.. Устала она, всю ночь вокруг княгини Предславы кружилась – роды принимала. Мальчонка родился…
– Постой-постой, – растерялся Олег, – какие роды, какой мальчонка?..
– Не знаю, но Весняна сказала, что сыночка родила…
Князь с бешеными глазами повернулся к Гладышу:
– Что же ты, старый пень, молчал?
– Так я сам не знал, – испуганно-удивлённо развёл руками Гладыш. – Княгиня Ефанда долго не подпускала никого к ней.
– Княгиня Ефанда… – тихо повторил Олег.
Он выхватил горящий сук из костра и вернулся в шатёр. Следом зашли Гладыш и Олекса. Князь нагнулся над спящим малышом и, освещая его огнём, разглядывал его.
– Носик Предславы и губки её…
Олег повернулся и строго спросил:
– Кого ещё жизни лишил? Сказывай!
– Двоих мурманов убил.
– Мурманов? Они всё-таки воины неплохие. Зачем?..
– Разбойничали они. Напали на нас, сына Вязги убили, его поранили здорово, ну мне и пришлось.
– Слышал я об этом, – встрял Гладыш, – правду он бает.
– Правду? Ладно… Самоуправство твоё по поводу раба прощаю. Любой бы так поступил. Теперь при мне будешь ближним дружинником. А о мальчонке чтоб никому ни-ни… Пусть пока для всех Рюриковичем будет.
