Чёрный внедорожник кружил по Замоскворечью, выруливая на улицу Большая Ордынка. Вёл его Иван Быков, ему чуть за сорок, он крупный сильный мужчина, сумел пережить лихие девяностые, сколотить нехилый капитал, и теперь он владелец и директор небольшой, но процветающей фирмы. Жена Ивана, Кристина, сидела рядом на пассажирском сидении и смотрела в окно. Кристя ненамного младше мужа, но выглядит лет на десять моложе: Иван на красоту жены денег не жалел.
Они оба из одного маленького городка в Волгоградской области. Первым приехал Иван, освоился, обжился, потом привёз Кристину. Она догадывалась, чем занимался Иван и что это за «бригада» такая, но делала вид, что не знает. А когда Иван обзавёлся легальным бизнесом, вздохнула с облегчением. Они вместе владели фирмой и дела вели вместе.
Любил Иван свою Кристю, любил с самого детства, она это знала и этим пользовалась. Сколько раз Иван говорил, что будет твёрд со своей женой, но она подластится, и он таял.
Второе сентября, дети в школе, Иван с Кристиной едут в офис.
Впереди купола храма Папы Римского Климента, Кристина повернулась к Ивану.
— Вот сколько раз проезжаем мимо этой церкви, и каждый раз меня охватывает волнение, внутренняя дрожь, как будто меня с этой церковью что-то связывает. Что-то такое, переломное в моей жизни.
Иван остановил внедорожник у храма.
— Давай выйдем и посмотрим, что там тебя связывает. Действительно, сколько раз проезжали мимо, а внутри ни разу не были.
Кристина кивнула, соглашаясь, накинула лёгкую косынку на голову, и они вышли из машины.
Храм поражал внутри своим великолепием и пространством. Они прошли к центру церкви, народу было мало, только что кончилось богослужение. Кристина дрожала всем телом, Ивану тоже было не по себе.
— На экскурсию, молодые люди?
Иван и Кристина дружно оглянулись, перед ними стоял священнослужитель, кто он по церковному чину, они, конечно, не знали.
— Да. Сколько раз мимо проезжали, а внутри не были, — смущаясь сказал Иван, — а что это у вас вокруг церкви как бы крепостная стена?
— Так и есть, — ответил священник, — здесь была стрелецкая слобода, пока их Пётр I не выселил. Вокруг храма был острожек, маленькая крепость, предпоследняя перед Кремлём. Последняя была на Балчуге вокруг храма святого Георгия. Отсюда, от этого храма и началось изгнание поляков из Москвы. Он тогда, правда, был деревянным.
— Храм был деревянным, — прошептала Кристина, — на улице полуденное солнце, а здесь полумрак, горят свечи, пахнет воском.
— Пахнет воском, горят свечи, — повторил за женой Иван странным голосом, — и кровь на полу, и покойники…
— Да, — удивлённо произнёс священник, — так, наверное, и было. У вас хорошее воображение, молодые люди. Сначала поляки отбили острожек у наших, потом наши отбили его у поляков, убитые, конечно, были. И к вечеру наши выгнали солдат пана Ходкевича, польского гетмана, из Москвы. А вы муж и жена?
— Да.
— Венчанные?
— Нет. За этим и пришли, обвенчаться хотим в вашей церкви.
Кристина удивлённо посмотрела на Ивана.
— Жена, ты против?
— Нет, — замотала головой Кристина. — И всё-таки мне здесь как-то не по себе, как будто я уже здесь была. Хотя точно я здесь впервые.
— У меня тоже такое чувство, — согласился Иван.
— Бывает, что Господь приоткрывает пелену, открывая будущее, — сказал священник, — а бывает, что и прошлое. Но прошлое мало кого интересует, больше будущее. Пойдёмте со мной, наметим день вашего венчания.
Иван и Кристина вышли из храма молчаливые и задумчивые.
— Может быть, не надо здесь венчаться? — усомнилась Кристина.
— Уже договорились, какая разница. Венчание двадцатого октября, долго как-то.
Внедорожник Ивана ехал по Большой Ордынке, вон показался крест Екатерининской церкви — за ней поворот, и они в офисе.
Но тут из Малого Ордынского переулка вылетел «джип», круто повернул направо, и его вынесло на встречную полосу, Иван не успел среагировать, как «джип» врезался в его внедорожник.
***
Палили пушки с Климентьевского острога, шла венгерская пехота, махали саблями казаки пана Зборовского и запорожцы атамана Ширая, а с севера, из Кремля и Китай-города могли сделать вылазку засевшие там поляки полковника Струся, но почему-то не сделали. Тяжело биться, ожидая удара в спину.
Острог, деревянную крепостицу вокруг деревянного храма Папы Римского Климента, казакам земского ополчения не удержать. Пороховой дым от пушек и пищалей сливался с туманом Москвы-реки.
***
Иван открыл глаза. Нет, это не дым, просто пелена перед глазами, но пушки в голове грохотали. «Реанимация», — догадался Иван. — «Жив. Подушки безопасности сработали». Он повернул голову налево, на соседней кровати лежала Кристина. Жива! Движения утомили Ивана, он закрыл глаза и стал погружаться в туман. Гул сражения в голове утих. Зато появился голос, он срамил, взывал к совести, Ивану стыдно слушать его, стыдно, что бежали из Климентьевского острога.
— Не стыдно, казаки, видеть белых польских орлов на православном храме? Католики в православном храме!
Со Вшивой горки от церкви великомученика Никиты хорошо было видно, как вдалеке за рекой на храме Папы Римского Климента развевались красные стяги с белым польским орлом.
Иван знал, кто взывает к совести казаков. Это Авраамий, келарь Троице-Сергиева монастыря. Он стоял на телеге, крытой попонами, и пытался уговорить казаков опять перейти вброд Москву-реку и отбить острог у поляков.
— Где ваша слава, казаки? Померкла? Не ваши ли деды-прадеды Казань брали? А вы в карты да в зернь играете в то время, как ваши православные братья чашу смертную пьют!
— Что зря кричать, келарь? — отвечали ему казаки. — Вот наши придут, и мы ударим.
— Каких ещё наших вы ждёте, казаки? Наши не придут, наши все здесь. Князь Пожарский собирает воев у Ордынского брода, Кузьма Минин ведёт с Воронцова Поля дворян князя Трубецкого. Остальные из войска православного прячутся за печами, в лопухах да крапиве, и нападают на проклятых католиков-ляхов гетмана Ходкевича. И только вы в карты да в зернь играете и не хотите постоять за веру православную!
— Мы наги и нищи, — кричали казаки. — Жалованья давно не было.
— А в зернь играть деньги есть, — упрекнул Авраамий и поднял два перста к небу. — Вот! Князь Дмитрий Михайлович сказал мне, что если веры и совести у казаков окажется недостаточно, то дать вам злато-серебро, что прислала моя братия с Троицкого монастыря.
Авраамий соскочил с телеги, откинул попоны и отошёл в сторону. Перед глазами казаков на летнем полуденном солнце засверкало серебро. Вздох удивления вырвался у казаков.
К телеге подошёл яицкий атаман Неждан Нечаев, стал рассматривать серебряный лом, брать в руки.
— Так это же потир, а это кадило, а это оклад с иконы. Это что такое, келарь? Серебро монастырское?
— Последнее решили братия мои положить на алтарь победы, ничего не жалеть.
— Что, браты-казаки, — закричал Неждан, — у нас и вправду совести и веры не оказалось? Я серебро церковное в оплату не возьму, грех. И так у меня грехов как на собаке блох. А самый большой брать не буду, нет. В острог ляхи обоз завезли для тех бедолаг голодающих, что в Кремле засели. Добычи хватит, браты. Ляхи думают, что они нас разбили, а нас без хрена не сожрёшь. Айда на острог! Ванька Бык, что молчишь? Скажи что-нибудь.
Ванька встрепенулся.
— А что, пошли!
Казаки засмеялись, сели на коней и через брод подались к храму Папы Римского Климентия.
Венгерская пехота и немногочисленная польская шляхта, оставленная для охраны Климентьевского острога и обоза для гарнизона Кремля, не ожидала появления только что наголову разбитых русских. Венгры изумились и побежали. Казаки настигали их и с остервенением рубили, мстя за позор утреннего поражения.
Среди возов металась девушка в польском платье, Ванька Бык чуть конём её не придавил. Она посмотрела на него испуганными глазами и бросилась прочь. Казак попытался поймать её, девушка вывернулась.
— Гжегож! — позвала она, и в голосе отчаянье.
***
Иван вынырнул из небытия. Сколько он находился в нём, неясно, всё та же реанимационная палата. Иван повернул голову налево. Кристина смотрела на него испуганными глазами. Он хотел сказать ей, что с ним всё в порядке, пусть не боится, но опять провалился в никуда.
***
— Гжегож!
Ванька пустил коня за ней, он как-то душой понял, что эта девушка должна быть его и только его, а никакого не Гжегожа. Девушка бежала, оглядывалась, и страх прыгал в её голубых глазах.
— Гжегож!
Польский латный гусар появился откуда-то неожиданно, выстрелил из пистолета, Бык еле успел увернуться.
— Пся крев! — выругался всадник, отбрасывая бесполезный пистолет, и позвал: — Кшися!
Девушка бросилась к нему, он посадил её боком в седло перед собой, и они поскакали прочь из острога. Ванька бросился в погоню. Они неслись через лабиринт сожжённых изб, выскочили на Ордынку и помчались в сторону Кремля. Гжегож вёл коня так, чтобы оставаться чуть левее от Быка, и тому рубить саблей его было не с руки.
Вдали показались царские сады, улица Балчуг, за ней наплавной мост через реку и Кремль, где засели поляки. А перед рекой острожек вокруг церкви Георгия на Ендове,
| Помогли сайту Праздники |





